Издательство «Азбука» представляет исторический роман британского писателя Конна Иггульдена «Золотой век. Книга 1. Лев» (перевод Сергея Самуйлова).
На смену миру богов пришел мир людей. И хотя боги остались только в легендах и мифах, они всё еще способны чему-то научить — и от чего-то предостеречь. В священном храме Аполлона греки от имени своих городов и царств поклялись стоять как один в мире и войне. И хотя они назвали себя Делосским союзом, его сердцем были тогда Афины — город, обретший могущество. Но малые государства стали требовать пересмотра договора. Афины сочли это клятвопреступлением. А клятвопреступление еще во времена богов каралось беспощадно: сжигались города, земли отравлялись солью, развязывались войны, целые народы обращались в прах или рабство. Настало время прийти герою. Тому, кто понимает: чтобы выиграть войну, необходимо сначала выиграть мир. Впервые на русском!
Предлагаем прочитать фрагмент романа.
Дойдя до конца зала, Павсаний опустился на одно колено, уткнувшись взглядом в полированный каменный пол. Молчание затянулось. Молодой царь явно хотел показать, кому здесь принадлежит власть. Павсаний еще раз напомнил себе об осторожности. Битвы ведут не только на полях сражений.
— Встань, Павсаний, — сказал наконец Плистарх.
До восемнадцатилетия молодому царю оставался еще месяц, но на то, что он — сын Леонида, указывали могучие предплечья, густо покрытые черными волосками. Плистарх отчаянно хотел командовать спартанским войском в Платеях, но эфоры запретили ему это. Они уже потеряли своего военного царя при Фермопилах, и его сын был самым ценным ресурсом, которым располагала Спарта.
Войско возглавил Павсаний, и именно он одержал невероятную, невозможную победу, положив конец великому вторжению и разбив мечты персидских царей. Триумф, однако, не принес ему благоволения. Подняв голову, он встретился с холодным взглядом царя. В любом случае, что бы его ни ждало, оно случится быстро. Это афиняне — любители разбавить любое дело разговором. Его народ тратил слова с куда большей бережливостью.
— Ты выполнил свой долг, — сказал Плистарх.
Павсаний склонил голову в ответ. Этого было достаточно, и все же больше, чем хотел сказать молодой царь. Двое эфоров кивнули, выражая поддержку. Но гораздо важнее было то, что трое этого не сделали. Они толь ко наблюдали за человеком, который привел спартиатов и илотов к победе.
— Я представлю имена павших, — сказал Павсаний в наступившей тишине.
Илоты в списке, разумеется, отсутствовали. Посмертное почтение полагалось только спартанским воинам. Милостью Аполлона и Ареса их было не так уж много.
Гневная гордость всколыхнулась в груди, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дать ей выплеснуться. Он был там в тот славный день! Он удерживал своих людей в пыли и хаосе сражения, пока не наступил нужный момент, чтобы поместить их, как золотой камень, на пути персидского потока. Эфоров там не было. И сына Леонида там не было!
Павсаний почти физически ощутил упавшую на плечи тяжесть. Именно в этом и заключалась проблема. Именно поэтому они смотрели на него так, будто хотели вскрыть, словно плод, и исследовать внутренности. Запретив Плистарху покидать Спарту, эфоры тем самым лишили его величайшей победы в истории города-государства. Молодой царь, должно быть, ненавидит их за это. Или же... У него пересохло во рту. Его вызвали сюда одного. Второй, прорицатель, оказался здесь случайно, только потому, что был с ним. Дадут ли они комунибудь из них уйти живым? Он попытался сглотнуть.
Основой жизни в Спарте была пейтархия — полное повиновение. Сыну Леонида пришлось нелегко. Каково ему было смотреть, как войско его отца уходит на войну под командой другого? Однако ж он не обронил ни слова жалобы. Что свидетельствовало в его пользу и говорило о том, каким царем он будет.
— Я решал, что с тобой делать, — сказал Плистарх.
В спину Павсания словно дохнуло холодком. Если молодой царь приказал его убить, то живым отсюда не выйти. Погибнет он от своей руки или от чужой — неважно, теперь все зависит от юнца, который обижен на него, и от эфоров, сожалеющих о сражении, которое спасло их всех.
Чувствуя, что жизнь висит на волоске, Павсаний быстро заговорил:
— Я хотел бы посетить Дельфийского оракула, узнать, что ждет нас впереди.
Расчет был правильный. Даже эфоры Спарты не проигнорировали бы просьбу поговорить с представителем Аполлона. Сидя над парами, поднимающимися из подземного мира, пифийская жрица говорила голосом бога.
Сердце Павсания дрогнуло, когда двое эфоров обменялись взглядами.
Плистарх нахмурился и покачал головой:
— Возможно, посетишь, если долг позволит. Я вызвал тебя этим вечером, чтобы передать тебе командование флотом. В этом мы с царем Леотихидом согласны. Ты примешь нашу власть над городами и кораблями. У персов остались крепости. Нельзя позволить им полностью восстановиться или снова набраться сил. Спарта должна быть впереди. Ты должен быть впереди — там, вдали отсюда.
Смысл сказанного был ясен, и Павсания захлестнуло облегчение. Его бросало от гордости к страху и обрат но, кровь приливала к лицу, и сердце колотилось как бешеное. Царь принял прекрасное решение. Победитель персов удаляется от молодого царя, который теперь фактически управляет вооруженными силами Спарты. Никаких неловких ситуаций уже не возникнет, столкновения удастся избежать, опасность граж данской войны исчезает. Павсаний очень хорошо знал, что люди почитают тех, кто вел их к победе. Прямо сейчас он мог бы бросить против эфоров всю армию. Они должны бояться его, и он видел страх в их глазах, видел, с какой опаской они за ним наблюдают.
И все же Павсаний подчинился и снова опустился на колено:
— Ты оказываешь мне честь.
Он с облегчением увидел улыбку на лице Плистарха. Вернувшийся с победой командующий, вероятно, его беспокоил.
— Это больше, чем награда за службу. Афины стремятся править на море так же, как мы правим на суше. Они собирались на Делосе, но я не хочу, чтобы они вели за собой наших союзников. Спартанцы — первые среди эллинов, и так будет всегда. Ты отправишься к ним на шести кораблях с полными командами из спартиатов и гребцов-илотов. Твоя власть получена от меня — напомни им об этом. И ты поведешь объединенный флот.
Понятно?
— Да.
Павсаний почувствовал, как по коже пробежали мурашки и зашевелились волосы. Интересно, как к этому отнесутся афиняне. Он поднялся.
Юный царь взял его за плечи и поцеловал в обе щеки. Павсаний принял это как знак одобрения. Значит, он останется в живых. Его уже била дрожь, и кожа заблестела от пота.
— Твои корабли стоят в порту Аргоса. Возьми с собой тех, кто тебе нужен. Это я оставляю на твое усмотрение.
Павсаний молча поклонился в ответ. Конечно. Молодой царь стремился избавиться от каждого, кто мог бы поддержать Павсания, если бы тот решил вдруг заявить свои права на власть. Он принял невозмутимый вид, привычный для каждого спартиата, и, взяв царя за руку, поднял ее над головой.
— Ты хорошо послужил Спарте, — произнес эфор.
Один из тех, кто не выказал ему поддержки. Однако Павсаний поклонился. В конце концов, эти пятеро стариков говорили от имени богов и царей Спарты.
В обратном направлении по длинному проходу Павсаний шагал с высоко поднятой головой.
Увидев его и не зная, чего ждать, Тисамен вопросительно поднял брови. Проходя мимо, Павсаний хлопнул его по плечу и позволил себе сдержанную улыбку.
— Идем, мой друг, у нас много дел.
— Так ты доволен? — спросил Тисамен.
Павсаний на мгновение задумался и кивнул:
— Да. Есть хорошая новость. Они дали мне флот!
