17 августа 1998 года российская экономика пережила кризис, в ходе которого правительство объявило о своей неспособности исполнять обязательства по государственным краткосрочным обязательствам и облигациям федерального займа. Результатом стало резкое падение курса рубля и доходов населения, сильная инфляция и прекращение работы банковской системы и финансовых рынков. Однако не все последствия кризиса были исключительно негативными. "Полит.ру" публикует главу из книги Леонида Лопатникова "Перевал. К 15-летию рыночных реформ" (М.: Норма, 2006), в которой речь пойдет о предыстории, причинах и последствиях дефолта 1998 года для российской экономики.
Обратимся к ситуации в денежной сфере.
Инфляция в 1997 году, как было сказано, устойчиво снижалась. Если в январе 1997 года индекс потребительских цен составлял 2,3% в месяц, то во втором квартале он снизился до примерно 1% в месяц и до конца года уже практически не превышал этот уровень. За год потребительские цены выросли на 11% – еще один шаг, и Россия вышла бы из списка стран с так называемой двузначной инфляцией (принято считать, что если инфляция за год составляет двузначную цифру – экономика еще неустойчивая, ненадежная). В результате снижения уровня инфляции в 1997 году вырос реальный курс национальной валюты по отношению к доллару. Центральному банку пришлось даже предпринимать усилия, чтобы номинальный обменный курс доллара не слишком снижался – это затруднило бы экспорт товаров из страны, а значит – приток долларов, что, в свою очередь могло привести к падению курса рубля. Вот так, на острие ножа, приходится балансировать тем, кто управляет денежным хозяйством страны, их еще называют «денежными властями».
Центральный банк быстро увеличивал запасы свободно-конвертируемой валюты, долларов. В первом полугодии 1997 года они выросли с 1,7 до 10,6 млрд. долларов, т.е. на 517%. Этот рост продолжался до осени. (Потом началось резкое сокращение – к декабрю запасы валюты сократились примерно на 62%; впрочем, это тема для следующей главы).
Откуда вдруг полился на страну такой поток долларов? Оказывается, не только от внешней торговли. Правительство с гордостью сообщало в средствах массовой информации о том, что иностранные капиталы, уверившись в устойчивого экономического и политического положения России, наконец, «приходят» к нам. Иностранные инвестиции на всех этапах реформы рассматривались как важнейшее средство прекращения спада экономики и возобновления роста производства. Привлечь их в Россию считалось делом чести для каждого из сменявших друг друга правительств.
И вот капиталы пришли. Но, оказывается, не те...
Некоторые российские экономисты в своих работах утверждают (могу сослаться на фундаментальный труд «Путь в ХХI век»[1]), будто бы в западных рыночных странах, «инвестиции идут в производство» поскольку там эффективность основного производственного капитала, как правило, превышает эффективность торгового или финансового капитала, – тогда как в России «деньги в реальном секторе не задерживаются, а аккумулируются в постоянно нарастающих масштабах в финансовом секторе...».[2] Что касается России, то характеристика (для того времени) верна, кто спорит? Однако в целом вопрос сложнее. Беда в том, что через несколько страниц в той же книге дается красочная картина функционирования глобальных финансовых рынков, в которых на долю реального сектора приходится, по данным авторов, менее 10% общего оборота! Так что в этом смысле экономика России не многим отличается от экономики других стран, входящих в мировое экономическое пространство и она тоже подвержена общим опасностям. Тем важнее для правительства и денежных властей осознанно, оптимально регулировать потоки капиталов.
Между тем, принимавшиеся законодательной властью из года в год дефицитные бюджеты не оставляли правительству большого выбора альтернатив. Надо было выплачивать пенсии, зарплаты, обеспечивать здравоохранение и образование, армию, правоохранительные органы – а денег не было! Их можно было, как мы видели, либо «напечатать» – но это путь к инфляции, которая все равно «съест» выплаченное, либо влезать в долги, внутренние и внешние. Действительно, как уже неоднократно говорилось, с мая 1993 года были введены в оборот ГКО – Государственные краткосрочные обязательства. Государственные обязательства (или облигации – что то же самое) – нормальный финансовый инструмент, применяющийся практически во всех странах. Правда, чаще они носят не краткосрочный, а долгосрочный характер и считаются самым надежным способом вложения денег – например, по сравнению с покупкой акций. Беря в долг, государство выдает обязательство вернуть его с процентами. Обычно в развитых странах проценты невысокие, поскольку там инфляция близка к нулю, а надежность правительства как поручителя привлекает инвесторов. Известен принцип, который гласит: чем выше риск, тем выше и процент на вложенные, данные взаймы деньги.
В 1993 году в России, как мы помним, бушевала инфляция, поэтому облигации пришлось сделать, во-первых, краткосрочными и, во-вторых, установить на них очень высокий процент – иначе никто под такие обязательства денег не стал бы давать.
Сейчас некоторые критики возмущаются: как это правительство могло пойти на такой опрометчивый шаг? (Хотя и не предлагают, как и не предлагали ничего взамен, а деньги-то были нужны позарез!). С. Глазьев даже называл выплаты по ГКО причиной большого бюджетного дефицита – так они оказались велики. Конечно, тут несколько перепутаны причины и следствия: ГКО появились как средство покрытия дефицита бюджета, а никак не наоборот. Но вопрос о сверхвысокой доходности облигаций действительно важен. Вначале ГКО распространялись не очень активно (они продавались на аукционах, чтобы хоть как-то уменьшить процент). Дальше – больше. Постепенно обслуживание внутреннего государственного долга (большую часть которого составили ГКО, а также некоторые другие виды обязательств) действительно стало одной из наиболее крупных и прогрессирующих статей расходов федерального бюджета.
Дефицит государственных финансов заставлял искать все больше средств для его покрытия, а возможности внешних заимствований (то есть займов у международных финансовых организаций, зарубежных банков и т.п.) были ограничены – достаточно вспомнить, как всю страну трясло каждый раз, когда решался вопрос о каком-нибудь новом транше кредита МВФ...
В этих условиях было решено продавать ГКО нерезидентам (это называется «допустить нерезидентов на рынок внутреннего государственного долга»; обратите внимание – именно внутреннего, а не внешнего, некоторые авторы в средствах массовой информации здесь допускают путаницу). В феврале 1994 года Центральный банк официально объявил об этом, правда с некоторыми ограничениями, которые впоследствии были отменены. Приход нерезидентов позволил существенно снизить процентные ставки и тем самым, во-первых, уменьшить расходы бюджета на обслуживание государственного долга, а, во-вторых, облегчить переток кредитов в реальный сектор. Но, с другой стороны, это резко усилило зависимость российской экономики от конъюнктуры мировых финансовых рынков.
Инвесторы – они очень разные. Есть рисковые, готовые ради возможной прибыли не уходить с рынка, держаться до конца (а доходность ГКО на российском рыке была весьма высокой по западным меркам – даже постепенное понижение в 1997 году гарантированной доходности до 9% годовых практически не отразилось на привлекательности для них этого рынка). Есть инвесторы осторожные, готовые при первых признаках неустойчивости рынка – политической ли, экономической – немедленно забрать свои деньги, и пусть с потерями, но уйти и поискать своим капиталам лучшее применение.
В условиях современной ситуации на мировых финансовых рынках уход осторожных инвесторов с рынков развивающихся стран, в частности из России, при разовом «сбросе» ими пакетов государственных ценных бумаг может привести к возникновению серьезного кризиса – констатируют многие экономисты.
Такая опасность заметно усилилась после президентских выборов и снятия в июне 1996 года ограничений на конвертируемость рубля по текущим операциям. Это поставило перед валютной политикой государства в 1997 году новые проблемы, аналогичные тем, с которыми столкнулись ранее некоторые развивающиеся страны. Чувствительность к политическим событиям и определенная «стадность» поведения, характерная для западных инвесторов, создает угрозу спекулятивных атак, не мотивированных фундаментальными факторами (так называемые самореализующиеся валютные кризисы). Поэтому с точки зрения долговременной стабильности валютного рынка накопление значительного запаса валютных резервов (23,8 млрд. долл. на конец июня) было вполне обоснованно. Так государство пыталось предохраниться от возможных финансовых потрясений. Кстати, это показывает, что угрозу кризиса, разразившегося позднее, в августе 1998 года, экономисты в правительстве видели задолго до того, как раздался его первый гром. При вполне, казалось бы, чистом небе.
Но вот, как на грех, с осени осложнилась ситуация в мире. Закончился довольно длительный период подъема мировой экономики и начались финансовые потрясения на финансовых рынках ряда развивающихся стран, особенно в странах Юго-Восточной Азии. Снизились мировые цены на нефть – основной источник валюты для государственного бюджета России.
Все это повлекло за собой дестабилизацию российских финансовых рынков. Иностранные инвесторы в массовом порядке начали забирать свои деньги – это называется «отток капиталов». Зашатался рынок межбанковских кредитов, почти как это было в 1995 году – выросли процентные ставки, кредиты выдавались только особо доверенным партнерам. Некоторые банки начали испытывать трудности, потому что в связи со снижением учетной ставки (процента, по которому Центральный банк кредитует коммерческие) обесценились ГКО, акции и некоторые другие ценные бумаги. Чтобы рассчитываться с вкладчиками (кредиторами), эти бумаги приходилось предлагать для продажи, и они еще больше дешевели. Банки терпели значительные непредвиденные убытки. Все это привело в начале декабря к первым симптомам банковского кризиса: невыполнению рядом банков обязательств по оплате и по поставке ценных бумаг, а также к требованиям предоплаты контрактов на финансовых рынках.
А это уже было очень тревожным сигналом.
Все это, повторюсь, было известно специалистам, все широко обсуждалось. Вносились самые разные предложения о том, как предотвратить кризис. Например, одни считали необходимым резко сократить бюджетный дефицит, другие – изыскать способ его покрытия, взамен ГКО, какими-то другими облигациями, с менее высокими процентами, третьи – провести девальвацию рубля (ссылаясь на то, что если сделать это поскорее, то обесценение будет не слишком глубоким, да и к тому времени все постсоциалистические страны девальвировали свои валюты, и не по одному разу).
В этой ситуации Центральный банк РФ предпринял ряд мер, направленных на предотвращение спекулятивных атак против рубля и поддержание рынка государственных ценных бумаг. Была повышена ставка рефинансирования с 21% до 28%, увеличен норматив обязательного резервирования по счетам в иностранной валюте, понижены ставки по ломбардным кредитам. Предпринятые меры позволили на тот момент не допустить девальвации рубля.
Рассказ о финансовых проблемах, обострившихся на рубеже 1997-98 годов, был бы неполным, если не проследить динамику обменного курса доллара в России. В течение первых восьми месяцев 1997 года предложение валюты на биржах росло. К тому были две причины: во-первых, благоприятная макроэкономическая ситуация, во-вторых, сезонное увеличение экспортной выручки. В условиях возросшего притока капиталов, Центральный банк был вынужден поддерживать курс доллара, чтобы он не упал – этого требовали ориентиры денежной программы.
Однако с середины осени 1997 года ситуация коренным образом изменилась. Репатриация (т.е. вывоз) прибыли нерезидентов с рынка государственных ценных бумаг определила увеличение спроса на доллары: инвесторы-нерезиденты дружно предъявляли свои облигации к оплате и вывозили полученные доллары восвояси. Теперь приоритетной задачей Центрального банка России стало поддержание обменного курса рубля. Любые резкие колебания курса могли привести к кризису.
10 ноября 1997 года Центробанк РФ объявил целевые ориентиры курсовой политики на 1998-2000 гг. Он обещал поддержание ее стабильности и преемственности. При этом расширялся валютный коридор, что открывало банку несколько большую свободу маневра в реализации курсовой политики.
Тревога нарастала. Все изложенные здесь соображения и рекомендации звучали на научных совещания и экономических советах, в периодических изданиях. Политика властей многим представлялась как неразумная и непоследовательная, звучала критика, перечислялись ошибки. Но хотелось бы подчеркнуть: при всей важности тех или иных конкретных мер, связанных с валютным курсом, с тонкими деталями регулирования банковской деятельности, даже со знаменитой «пирамидой ГКО», в построении которой критики без устали обличали правительство – все это не главное. Эти меры могли, быть может, оттянуть кризис на какое-то время, облегчить связанные с ним тяготы – но сам кризис был неизбежен. Ибо – повторю еще и еще раз! – парламент России вопреки предупреждениям экономистов-реформаторов из года в год принимал дефицитные государственные бюджеты, наращивая объемы государственного долга. Иными словами, в бедах России опять-таки виноваты не сами по себе рыночные реформы, а те условия двоевластия, в которых они проходили.
Еще в конце ноября 1997 года были произведены частичные изменения в составе правительства, которые означали, по мнению многих, отказ от программы «правительства молодых реформаторов». Инвесторы начали терять веру в способность исполнительной власти проводить сколько-нибудь осмысленную финансовую политику, и это дополнительно усилило отток капиталов с российского рынка. Чтобы привлекать средства для покрытия дефицита бюджета, правительству пришлось снова увеличить процентные ставки государственных облигаций, и значит, увеличить тяжесть обслуживания государственного долга.
В январе 1998 года сразу наполовину упали котировки (то есть цены) акций и других ценных бумаг на российских фондовых биржах. Это означало, что, можно сказать, были растеряны достижения 1997 года, когда курсы акций быстро росли – к вящему удовольствию миллионов акционеров предприятий. (В их числе были, конечно, и те, кто свои акции несколько лет назад получил в обмен на ваучеры).
Политические процессы вновь обострились. Во второй половине января в правительстве было произведено серьезное перераспределение полномочий: в ведении А. Чубайса осталась экономика, а финансовая сфера перешла под кураторство премьер-министра, Б. Немцов потерял контроль над топливно-энергетическим комплексом. Ослабление позиций реформаторского крыла правительства еще больше ухудшило ожидания инвесторов. Правда, они немного успокоились, когда Президент заявил об ужесточении бюджетной политики и о том, что уже в 1998 году планируется свести федеральный бюджет с первичным профицитом: то есть правительство впервые за все годы реформ твердо решило дальше в долги не залезать. Дополнительными позитивными сигналами для инвесторов были также разработка документа «12 крупных мер по социально-экономической политике», сообщение о том, что МВФ намерен выдать России очередной транш кредита, а также согласование условий реструктуризации (продления сроков выплаты) российского долга в рамках Парижского клуба.
Но уже было поздно! Статистика показывала, что каждый месяц и каждую неделю правительство должно было выплачивать в полтора - два раза больше денег, чем давали за те же неделю и месяц налоги, таможенные тарифы и другие источники доходов. Львиную долю в расходах составляло обслуживание долгов государства, прежде всего, погашение облигаций ГКО. Валютные резервы Центрального банка были явно недостаточны, чтобы государство могло аккуратно расплачиваться по всем своим обязательствам перед иностранными кредиторами. Финансовая пирамида зашаталась...
Попробуем разобраться, как идет цепная реакция финансового краха. Правительство, поняв, что не в состоянии расплатиться с накопленными за годы государственными долгами, задерживает погашение ГКО (объявляет дефолт) – крупные банки, бывшие главными игроками на этом рынке, остаются без денег, на которые рассчитывали, и отказываются платить своим кредиторам (вкладчикам) – начинается паника, вкладчики бросаются в банки, требуя возврата денег, особенно наиболее надежной СКВ (это означает, что спрос на доллары растет и они дорожают, а рубли – дешевеют!), но в жизни не бывает так, чтобы банки держали у себя все вклады, они оставляют только резерв, рассчитанный на нормальное обслуживание клиентов – банки терпят банкротство – вслед за ними разоряются фирмы, державшие свои капиталы в банках – фирмы увольняют сотрудников, начинается массовая безработица – падают доходы людей – наступают многочисленные косвенные последствия, например, разоряются рестораны и туристические фирмы, оставшиеся без посетителей и клиентов... Словом, финансовый крах – как авария атомного реактора: если началась неуправляемая цепная реакция, ее не остановить.
23 марта 1998 года Правительство В. Черномырдина было отправлено Президентом в отставку. Исполняющим обязанности премьер-министра был назначен С. Кириенко. Реакция финансовых кругов была достаточно позитивной, однако долгих пять недель Государственная Дума не давала согласия на утверждение нового главы правительства, и это дезориентировало рынок, внесло смятение в ряды его участников – экономических агентов.
Объяснения смены правительства не было дано, людям оставалось только гадать о том, какие тайные пружины подтолкнули Президента на такой шаг. (Высказывалось даже предположение, что Кириенко был выбран как некая временная «жертва», а потом, после кризиса, его вновь заменил бы «незапятнанный кризисом в глазах общества» прежний премьер, и все пошло бы по-прежнему). Впрочем, главное для этой книги – не личности, а события, не «дворцовые интриги», а соотношение политических сил и его влияние на экономику переходного периода в России.
Новое правительство главной своей задачей поставило оздоровление бюджета. Учитывая предшествующий опыт, это было правильно (но в сложившейся ситуации – по-видимому, недостаточно). Оно фактически сократило все расходные статьи, кроме обслуживания государственного долга и расходов на государственное управление. В первом полугодии расходы федерального бюджета на оборону были даже ниже примерно на 1-1,5% ВВП по сравнению с предыдущим годом. Несколько улучшился сбор налогов. В целом дефицит консолидированного бюджета (так называется совокупность федерального бюджета и бюджетов субъектов федерации) сократился в первом полугодии на 1,6% ВВП, что немало.
Собираемых налогов все равно не хватало на выполнение обязательств государства, в том числе и социальных. Где можно было взять деньги? Опять попросить в долг?
Но и так отдавать приходилось все больше и больше, уже не ГКО (значительная часть которых была куплена иностранцами) стали «работать» на бюджет, а наоборот, бюджет стал работать на обслуживание этого долга. Не могло решить проблему и обращение к внешним заимствованиям, хотя они и были дешевле. Расходы по обслуживанию госдолга росли, превращаясь во все более значительную по величине статью бюджета. Например, в мае-июне 1998 года они уже превысили 5 % ВВП, а это примерно равно всем расходам на образование и здравоохранение, вместе взятым.
Правительство Кириенко было вынуждено занимать еще и еще. Это вызывало новый рост доходности ГКО (а значит, затрат государства на их покрытие). Благодаря остаткам доверия к России, удалось разместить два займа на Западе, но под весьма высокие по западным меркам проценты, и это, в свою очередь, оказало отрицательное влияние на стоимость ранее размещенных там российских облигаций – так все связано в экономике, что не всегда возможно просчитать косвенные последствия тех или иных, казалось бы, вполне разумных решений.
Правительство С. Кириенко фактически пришло к власти только в мае – после пятинедельной затяжки в Государственной думе, раскачавшей лодку финансов так, что она уже стала зачерпывать воду. Лишь к концу мая правительство принялось за разработку антикризисной программы.
17-19 мая были сделаны четыре важных заявления:
Правительства – о приверженности курсу на макроэкономическую стабильность,
Центрального банка – о неизменности валютной политики и недопустимости эмиссионных методов финансирования бюджета,
Министерства финансов – о плане жесткой экономии бюджетных расходов,
Федеральной комиссии по ценным бумагам – об обеспечении прав инвесторов.
Наконец, 29 мая правительство выступило с еще одним заявлением – о немедленных мерах по стабилизации финансового рынка и о бюджетно-налоговой политике. Но слова, даже очень хорошие и правильные, вряд ли могли успокоить встревоженных агентов финансовых рынков.
Среди реально предложенных мер антикризисной программы Правительства надо назвать прежде всего изменения налогового законодательства:
Кроме того, предусматривалось снижение цен на газ и тарифов на электроэнергию, продажа принадлежащих государству пакетов акций ряда крупных корпораций и некоторые другие меры. Правительство представило программный пакет антикризисных законопроектов в Государственную думу в начале июля, но депутаты – нет, не отвергли его целиком, но... как бы это лучше выразиться?... заволокитили процесс их рассмотрения, хотя нужно было действовать возможно быстрее, ведь дорог был каждый день, каждый час! Позднее, в одной из теледискуссий с С. Кириенко тогдашний спикер Думы Г. Селезнев популярно объяснял ему, что принятие законов – дело серьезное, не терпящее суеты, потому- то Дума и отложила рассмотрение проектов. Как не вспомнить тут слова человека, мнению которого коммунист Селезнев, безусловно, доверяет: «По форме правильно, а по существу издевательство!»... Ведь не тот был момент!
Словом, лодка финансов раскачивалась все сильнее. События развивались бурно: доходности облигаций то снижались, то вновь возрастали. То же с валютным курсом, курсом акций на фондовом рынке. Велись сложные переговоры с МВФ о предоставлении крупного стабилизационного займа (речь шла даже о сумме в 20 с лишним миллиардов долларов, которые могли бы, очевидно, спасти ситуацию). 13 июля было объявлено о том, что МВФ, Международный банк реконструкции и развития и Японское правительство предоставят России такую финансовую помощь – и это сразу положительно повлияло на настроения на финансовых рынках – вдруг пронесет!
Некоторые законопроекты из представленного правительством Кириенко пакета были отклонены с порога. Это вызвало соответствующую реакцию МВФ, который соглашался выдать новый кредит только под согласованные с ним мероприятия – размер предлагавшегося кредита был уменьшен до 4,8 млрд. долларов.
Отток капиталов продолжился, фондовые индексы тоже продолжали падать, причем пугающими темпами. Но когда цены акций падают, то нетерпеливые владельцы торопятся продать их, это повышает спрос на деньги, причем обычно не на рубли, а на доллары, и следовательно, приводит к обесценению рубля.
Перед финансистами в подобных ситуациях всегда стоит выбор: поскорее, но понемногу снижать курс национальной валюты, т.е. рубля, или поддерживать его до последнего, но рискуя потом вызвать настоящий обвал курса с очень тяжелыми последствиями. Самое тяжкое из этих последствий называется суверенный дефолт. К нему и подошла Россия, когда стало ясно, что правительство неспособно провести через Государственную думу пакет антикризисных законопроектов. К тому же, параллельно ухудшилась конъюнктура на мировых финансовых рынках.
Серьезно обострился банковский кризис в России. Некоторые российские коммерческие банки потеряли способность выполнять свои обязательства перед кредиторами, стали задерживать и прекращать платежи зарубежным кредитным учреждениям (первыми такими банками оказались «Токобанк», «СБС-агро» и «Империал»). Наступали сроки выплаты ряда внешних долгов государства и процентов по ним, но валютные запасы Центрального банка катастрофически таяли...
В лихорадочной спешке был подготовлен план правительства, согласованный с МВФ и обнародованный 17 августа. Он включал введение плавающего курса рубля с его девальвацией к концу года примерно до 9 рублей за доллар, введение трехмесячного моратория на погашение внешних долгов российских банков, принудительную реструктуризацию долгов по ГКО-ОФЗ (схема этой реструктуризации была обнародована только через неделю, задержка усилила напряжение на финансовых рынках). Цепная реакция начала принимать неуправляемый характер.
Суверенный дефолт это отказ государства от выполнения взятых на себя долговых обязательств перед другими государствами, международными финансовыми организациями и частными кредиторами. По данным Института финансовых исследований [4], начиная с 1975 года 76 стран объявляли дефолт по облигациям и банковским долгам, номинированным в иностранной валюте. Причем большинство из этих государств-заемщиков – не единожды. Так что, вообще говоря, – утверждают авторы монографии, – дефолт государственного долга не является чем-то необычным в мировой истории. Отказ большевиков от оплаты царских долгов тоже был таким дефолтом, последствия его Россия испытывает до сих пор. В результате всех описанных событий в России, 17 августа 1998 года страна была как никогда близка к новому суверенному дефолту.
Можно много и подробно расписывать те или иные удачные и неудачные шаги правительства, стремившегося предотвратить такое развитие событий, много и подробно расследовать поступки тех или иных чиновников или банкиров, пытавшихся вовремя выскочить с тонущей лодки российских финансов, продав свои пакеты ГКО и «обрушив» этим курс рубля, можно много и подробно обсуждать и осуждать поведение Международного валютного фонда, который, по мнению многих, предъявлял свои требования без должного понимания российских реалий, и так далее и тому подобное. Но не надо забывать одного: все это – более или менее существенные детали, а главная и общая причина дефолта, как можно было убедиться из всего содержания этой книги – сложившаяся система двоевластия в России: утверждение законодательной властью (с вынужденного согласия власти исполнительной) дефицитных бюджетов, из года в год накапливавших неподъемный государственный долг.
Непосредственных же факторов, послуживших спусковым крючком обвала, было всего два: во-первых, то, что Государственная Дума не поддержала антикризисную программу правительства и, во-вторых, недостаточная помощь МВФ и развитых стран Запада (что во многом объяснялось политической ситуацией, связанной с антизападной позицией России в Югославском конфликте). К этому надо добавить, что параллельно событиям на уровне государства развивался аналогичный процесс в частной сфере. Не только названные выше три банка, но и многие другие перестали возвращать долги своим кредиторам, в первую очередь – иностранным. Это вызвало особенно острую негативную реакцию в западных финансовых кругах и, по мнению некоторых обозревателей, аукнулось нам через год, когда разразился известный скандал с Нью-Йоркским банком и «отмыванием российских грязных денег».
23 августа 1998 года правительство Кириенко было отправлено в отставку, исполняющим обязанности премьер-министра был вновь назначен Черномырдин. Однако вопреки ожиданиям, последовал категорический отказ Государственной Думы утвердить его в должности. Разразился длительный политический кризис. В результате этой затянувшейся паузы, начались новые экономические потрясения: практически были аннулированы обещанные МВФ кредиты, что снова вызвало панику на финансовых и товарных рынках. 26-28 августа Центральный банк, растратив значительные запасы валюты на поддержку курса рубля, на неопределенный срок приостановил торги на московской и региональных валютных биржах. Золотовалютные резервы сократились настолько, что Центробанк не мог удержать рубль от дальнейшего падения. Девальвация дала новый толчок инфляции: если в августе потребительские цены поднялись на 3,7%, то в сентябре – сразу на 38%! Правда, в дальнейшем темпы инфляции несколько замедлились. Обменный курс доллара испытывал значительные колебания, например, за декаду с 31 августа по 9 сентября он вырос с 7,9 до 20,8 рубля, еще через пять дней снова упал до 8,67 рубля (если помните, примерно так и планировалось) но потом, к концу месяца, вырос до 16 рублей. Неопределенность, панические ожидания воцарились на фондовых биржах, на рынках межбанковских кредитов (где объемы сделок в сентябре упали по сравнению с августом в 10 раз).
Эти экономические реалии отозвались в повседневной жизни миллионов людей скачком цен, потерей сбережений в десятках «лопнувших» банков, увеличением безработицы, причем преимущественно среди людей, наиболее активно включившихся в рыночную экономику, сжатием спроса и ухудшением условий для предпринимательской деятельности – все это обрушилось на страну. Как многим казалось, совершенно неожиданно. В прессе заговорили не просто о кризисе, но о провале реформ, о полном поражении демократии.
Как всегда ярко, образно выразил эти взгляды член корреспондент РАН Николай Шмелев: Он писал в журнале «Вопросы экономики» №10 за 1998 год: «Лавина» сдвинулась с места и пошла вниз, хороня под собой всю денежно-финансовую систему страны. Вопрос теперь в том, можно ли остановить эту «лавину» на полдороге или она пройдет весь путь до конца, превратив всю российскую экономику в груду развалин».
Но потом наступило некоторое успокоение. Стало ясно, что как любой экономический кризис, события августа 1998 года имели не только разрушительные, но и позитивные последствия. Не случайно они выше были названы «очистительной грозой», а публицист А. Колесников вообще назвал дефолт... «лечебно-оздоровительной процедурой» для российской экономики.
Думаю, все же, что крайности в оценках – в любую сторону – неоправданно упрощают вопрос. Да, кризис 17 августа подвел итоги первого этапа переходного периода – итоги достаточно горькие и в то же время – вселяющие определенный оптимизм.
Важно из этих итогов вынести уроки - уроки двоевластия.
Вспоминаются шуточные стихи, написанные по случаю одного из собраний московских экономистов еще на заре реформ, в марте 1992 года:
...Вдруг, откуда ни возьмись
Маленький Гайдарик
И в руке его горит
Денежный фонарик.
К госбюджету он спешит,
Саблю вынимает
И ему на всем скаку
Дефицит срубает...
Стихи написаны грамотным экономистом, он ухватил главное. Увы, не удалось ни Гайдару, ни его преемникам «срубить дефицит государственному бюджету», не позволила это сделать законодательная власть. Конечно, не только она: на разных этапах и правительство, то уступая законодателям, то проявляя «собственную инициативу» в популизме (особенно в предвыборные моменты), помогало затягивать Россию в долговую петлю.
Не удивительно, что заявления активно поддержанного большинством Госдумы нового премьер-министра Е.М. Примакова о необходимости смены экономического курса были встречены населением благожелательно, я бы сказал, с надеждой.
[1] Путь в ХХI. Стратегические проблемы и перспективы российской экономики. Коллектив авторов под руководством акад. РАН Д.С. Львова. М.: Экономика, 1999.
[2] Указ. соч., сс. 15,19
[3] Позволю себе высказать собственную точку зрения: такой способ, хотя формально гарантирует фискальным органам получение налогов, по существу абсурден: предприятия вынуждаются платить еще не полученные деньги. Где их взять? В банке под разорительные проценты? Так можно парализовать промышленность и налогов вовсе не получить...
[4] Финансовый кризис и государственный долг. Институт финансовых исследований. М.: 1999.
