Глобальный экономический кризис заставил пересмотреть традиционную зависимость внешней политики государства от внутренней. Августовский военный конфликт вокруг Южной Осетии стал причиной резкого ухудшения взаимоотношений России и США, вплоть до распространенных мнений о начале нового этапа "холодной войны". Однако сегодня, по мере углубления мировых финансовых проблем, Россия все чаще заявляет о необходимости тесного сотрудничества как с Европой, так и с США. "Полит.ру" публикует статью Дмитрия Тренина "Непрактичный прагматизм", в которой автор описывает обстоятельства смены внешнеэкономического и отчасти внешнеполитического курса России и новые возможности, открывшиеся перед страной в период кризиса. Статья опубликована в журнале "Pro et Contra" (2008. № 5-6), издаваемом Московским Центром Карнеги.
Внешняя политика имеетзначение. Обычно — и справедливо — cчитается, что внутренняя ситуация в странеопределяет внешний курс государства, но иногда бывает наоборот. Достаточнопривести две даты: 1914 и 1929. Поиск исторических аналогий — приемнебезупречный. Тем не менее «исторические переклички» могут быть полезны —главным образом для того, чтобы избежать ошибок, способных привести ккатастрофам.
Август принятосчитать «роковым» месяцем в новейшей российской истории: путч 1991 года, дефолт1998-го, трагедия подлодки «Курск» и т. д. Но «проклятие августа» имеет имеждународное измерение. Обе мировые войны начались в конце лета. Некоторыевсерьез утверждают, что всему причина — отпуска, в результате которых «нахозяйстве» остаются второстепенные фигуры, неспособные «разрулить» ситуациюили, наоборот, пользующиеся моментом, чтобы обострить ее неожиданно длясоперника. В июле—августе 1914 года, как известно, кайзер Вильгельм катался наяхте в норвежских шхерах.
В начале 1960-хбестселлером в США стала книга Барбары Такман под названием «Августовскиепушки». Это был основанный на документах захватывающий рассказ о том, как тогдашние великиедержавы Европы дали втянуть себя в войну, которой в тот момент никто из нихособенно не желал, но которая стала гибельной для всех. В разгар холодной войныТакман предостерегала своих современников. Это предостережение не осталосьнезамеченным. Президент Джон Кеннеди, говорят, держал ее книгу на своем рабочемстоле в дни Карибского кризиса.
В начале августа 2008 годавсе, кто хотя бы изредка читал газеты или смотрел телевидение, знали онапряженной обстановке в Южной Осетии и Абхазии. «Эскалация провокаций» с обеихсторон была очевидна. Только что прошли параллельные военные учения —Северо-Кавказского военного округа России и американо-грузинские. Пока США иГрузия тренировались в освобождении захваченного террористами города, Россияотрабатывала оказание помощи подвергнувшимся нападению миротворцам. Послеокончания маневров, как сообщала пресса, российские войска остались в состояниибоевой готовности. Американцы уехали на родину, а грузины, как сейчас ужепризнано, начали готовиться к операции.
Тем временем президентДмитрий Медведев отправился в рабочий отпуск в Среднее Поволжье,премьер-министр Владимир Путин улетел на открытие Олимпиады в Пекин, к которойв те дни было приковано внимание — без преувеличения — всего мира. Остальноеможно лишь предполагать, с большей или меньшей степенью вероятности. Михаил Саакашвилисчел ситуацию благоприятной для «окончательного решения» конфликтов в ЮжнойОсетии и Абхазии и отдал приказ о наступлении на Цхинвал. Молниеносный ударбольшой силы должен был, вероятно, уничтожить «гнездо сепаратистов» до того,как Россия успеет вмешаться, а в дальнейшем Грузия, видимо, намереваласьзаблокировать российскую интервенцию дипломатическими средствами, с помощьюВашингтона.
Вопрос о том, какинтерпретировались в Тбилиси сигналы, которые посылала администрация ДжорджаБуша, остается не до конца проясненным. Не вполне понятна и роль «группыподдержки» Саакашвили — вице-президента Ричарда Чейни, сенатора Джона Маккейнаи его внешнеполитического советника, в недавнем прошлом платного лоббистагрузинского правительства, Рэнди Шунемана. Бесспорно то, что республиканскаяадминистрация действовала как минимум исключительно беспечно: она оставила безприсмотра союзника, которого поддерживала, вооружала и тренировала и которыйнаходился в открытом конфликте с соседней ядерной державой.
Со своей стороны, Москва,по-видимому, до последнего момента предполагала, что США, действуя рационально,в очередной раз удержат своего клиента от безрассудного выступления. Такое запоследние годы уже случалось. Тем сильнее был шок от происшедшего. ДмитрийМедведев, всего лишь за три месяца перед тем вступивший в должность президентаРФ, вскоре скажет, что после августа мир изменился[1].Это интересное замечание. Строго говоря, «большой» мир, конечно, в целомостался прежним, но его проекция в голове третьего российского президента, повсей вероятности, была серьезно скорректирована внезапно развязанной войной.«Уроки кавказских событий последнего периода для значительной части гражданнашей страны, и не только нашей, по сути, означают утрату оставшихся иллюзий»,— сказал Медведев[2].«Иллюзией», должно быть, стало казаться прежнее убеждение, что США не будутпрямо помогать стране, находящейся в вооруженном конфликте с Россией. Еще в2004-м, сразу после бесланской трагедии, Путин фактически обвинил Америку вкосвенной поддержке сепаратистов и террористов на Кавказе с целью ослабить или,хуже того, расчленить Россию[3].Но даже в этой интерпретации речь преимущественно шла о таких скрытых иограниченных по масштабу действиях Соединенных Штатов, как предоставлениеубежища в США Ильясу Ахмадову и помощь различным «фондам в поддержку борющейсяЧечни». Четыре года спустя в Кремле решили, что Белый дом отбросил последниеограничения и открыто перешел к стратегии сдерживания России путемпровоцирования — руками проамериканских правительств — конфликтов на границахРоссийской Федерации. В отношениях США—РФ была пересечена некая черта.
Создавалась крайне опаснаяситуация. Краткая встреча Путина и Буша в олимпийском Пекине не принесларезультатов. Попытка Москвы «остановить агрессию Грузии» при помощи резолюцииСовета Безопасности ООН оказалась тщетной. В этих условиях российскоеруководство приняло решение не только вытеснить грузинские войска из ЮжнойОсетии, но и привести грузинские вооруженные силы, военную инфраструктуруГрузии в нефункциональное состояние. Массированный ответный удар Россиипредназначался не просто стране, чьи войска напали на российских миротворцев ироссийских граждан, но режиму-клиенту и сателлиту Вашингтона, а также самойамериканской администрации.
Смысл этого удара былдвояким. Во-первых, Россия своими действиями подтвердила, что «красная черта»(применение силы против российских военнослужащих и гражданских лиц) реальна,что это, в сущности, черта между миром и войной. Во-вторых, Москва проверила напрочность готовность Вашингтона защитить его квазисоюзников на пространствебывшего СССР и в результате боем продемонстрировала отсутствие у них гарантийбезопасности со стороны США. Впрочем, момент, когда корабли Шестого флотаСоединенных Штатов двигались к берегам Грузии, а силы Черноморского флотаРоссии собирались у берегов Абхазии, был, вероятно, самым опасным в развитиикавказского кризиса.
В то время как в США иЕвропе многие сочли вторжение России в Грузию переломным событием, открывающимпериод реваншистской экспансии Москвы, и задавались вопросом, какая странастанет следующим объектом политического давления и военного вмешательстваКремля, в самом Кремле размышляли над аналогичным вопросом, но адресованным ужеВашингтону. Кто станет, спрашивали там, следующим Саакашвили — провокатором,который попытается впутать Россию в новый конфликт по периметру российскихграниц. Эти конфликты, опасались в Москве, не только отвлекут Россию отреализации экономических и социальных программ и втянут в губительную для неегонку вооружений, но и позволят восстановить единство Запада на антироссийскойоснове.
Обе линии — западная ироссийская, исходившие из «худших сценариев» в отношении намерений друг друга,соединялись в одной географической точке — на Украине, прежде всего в Крыму. ВМоскве «нового Саакашвили» усмотрели в президенте Викторе Ющенко, которыйпотребовал, чтобы корабли Черноморского флота уведомляли Киев о пересеченииморской границы Украины и декларировали свои намерения, силы, средства и т. д.На Западе признаки надвигающейся угрозы обнаружили в публичных заявленияхизвестных российских политиков по проблеме Севастополя и Крыма[4].Обоюдная паранойя Москвы и Запада стала печальной, но красноречивойиллюстрацией глубины взаимного недоверия спустя два десятилетия после окончанияхолодной войны.
Российско-грузинская войнадлилась всего пять дней. Масштабы российских ударов и их характерсвидетельствовали о решительных, но ограниченных целях, поставленныхвоенно-политическим руководством РФ. Москва, по сути, взяла за образецнатовскую стратегию гуманитарной интервенции на Балканах 1999 года, но без еенаиболее одиозных элементов: бомбардировок Белграда, разрушения гражданскойинфраструктуры и т. д. В российских правительственных кругах наверняка былилюди, считавшие единственным надежным решением вопроса отстранение Саакашвилиот власти с его последующим арестом и преданием суду. Тем не менее можно суверенностью утверждать, что российское руководство сознавало риски, связанныес оккупацией Тбилиси и попыткой свержения Саакашвили. Как НАТО в случае соСлободаном Милошевичем, Москва в итоге решила предоставить возможность самимгражданам Грузии сменить свою власть.
Если в 1999-м НАТО получилаподдержку со стороны России, которой удалось — совместно с тогдашним президентомФинляндии — уговорить Милошевича капитулировать, то в 2008 году Европейскийcоюз — по инициативе президента Франции — пришел на помощь Москве, добившисьподписания документа о прекращении огня. Приход Европы на Кавказ, с точкизрения РФ, был знаковым позитивным фактором, открывающим перспективу болеетесного российско-европейского сотрудничества в области безопасности и — вдальнейшем — преодоления американской гегемонии в политике Запада напостсоветском пространстве.
Признание Россиейнезависимости Южной Осетии и Абхазии до сих вызывает много вопросов. Впринципе, решившись на такой шаг, Москва сузила себе пространство для маневра,пошла против еще недавно (когда Запад признал независимость Косово) ею же самойпровозглашавшихся принципов приоритета международного права,продемонстрировала, что практически никто в мире не поддерживает ее действий, ипр. Отсутствие какого бы то ни было предварительного публичного обсужденияэтого фундаментального вопроса и подчеркнуто единодушная поддержка принятого решенияуказывает на то, что круг «решателей» был узок и что они осознавалинеоднозначность предпринятого ими шага и его очевидные минусы и стремилисьпревратить вопрос о признании в своего рода определитель «свой — чужой».
Решение о признании вряд лизадумывалось как главным образом месть Грузии за нападение на Цхинвал илисимволический ответ Западу на Косово. По-видимому, основным аргументом было — иостается — ожидание Москвой военного реванша со стороны Грузии, при прямой иликосвенной поддержке США. Для сдерживания Тбилиси и предотвращения новой войныМосква не видит иного способа, кроме размещения в обеих республиках напостоянной основе российских боевых частей. В условиях, когда Россией управляютлюди, которые по складу мышления являются легалистами, размещение таких частейвозможно лишь в том случае, если Российская Федерация признает соответствующиетерритории в качестве независимых государств. Что, собственно, и произошло. Приэтом признание со стороны любых других государств остается желательным, но некритичным. Ближайшей аналогией служит здесь не казус НАТО/Косово, а параТурция/Северный Кипр.
Несмотря на то что прямогостолкновения между Россией и США пока удалось избежать, значение кавказскогокризиса существенно для международных отношений в Европе. Было нагляднопродемонстрировано, что отсутствие на континенте всеобъемлющей системыбезопасности (ведь существующая система, выстроенная вокруг НАТО и Европейскогосоюза, не включает РФ) — проблема актуальная. Представление о том, что парыНАТО — ЕС достаточно для континента в целом, а Совета России — НАТО достаточнодля Москвы, с самого начала было самонадеянным. Чтобы быть прочной, системаевропейской безопасности должна включать Российскую Федерацию.
Стало ясно и то, чтомодель, при которой в отношениях Запада с ближайшими соседями России российскийфактор выводился за скобки («у Москвы нет вето»), чревата проблемами.Расширение НАТО, упершись в проблему Украины и Грузии, превратилось в мощнейшийраздражитель, подрывающий внутреннюю и международную ситуацию на востокеЕвропы. Вплоть до бухарестского саммита НАТО (апрель 2008-го) Россия былаготова помочь Грузии сохранить видимость единства страны. Правда, условия этойпомощи — отказ от вступления в НАТО, законодательный запрет на дислокацию любыхиностранных войск на территории Грузии, сохранение российского влияния вАбхазии и Южной Осетии — были неприемлемы для грузинских лидеров. Очевидно, чтопотенциальные проблемы — как внутреннего, так и международного характера, —связанные с вопросом о членстве в НАТО Украины, многократно перекрываютконфликтный потенциал Кавказа.
Россия сама себе преподалаурок того, что «замороженные конфликты» не могут быть ни гарантиямибезопасности РФ, ни эффективными инструментами давления на соседей. УпованияМосквы на то, что неурегулированные конфликты в Абхазии и Южной Осетии служатнепреодолимым барьером для вступления Тбилиси в НАТО, не оправдались.Постоянная игра «на грани фола»: взаимные провокации с цельюпродемонстрировать, с одной стороны, что принятие Грузии в состав НАТО создастугрозы для ее союзников, а с другой, что непринятие Грузии в альянс оставит ееодин на один с российским реваншизмом, — создала благоприятный фон для переходаот провокаций к войне. Провал российского политического миротворчества очевиден.
Столь же близорукойоказалась и политика администрации Буша. Поддержав — в условиях нараставшихтрудностей в Ираке — «цветные революции» в Грузии, на Украине и в другихстранах как свидетельство успеха провозглашенного им во второй инаугурационнойречи продвижения демократии в мире, Буш превратил себя в заложника внешнепривлекательного, но непредсказуемого и неконтролируемого Михаила Саакашвили.Ради поддержки «Миши» его политическим оппонентам (например, грузинскимреспубликанцам) было отказано в доступе к представителям республиканскойадминистрации США. Кульминацией стала речь, произнесенная Бушем в Тбилиси в2005 году, в которой он назвал кавказскую республику «светочем свободы» напостсоветском пространстве[5].В результате такого подхода была потеряна дистанция и утраченконтроль над опекаемыми, что стало особенно опасным при характерном дляадминистрации Буша отсутствии самостоятельной российскойполитики США, прикрывавшейся личными отношениями Бушаи Путина и советско-российской экспертизой Кондолизы Райс.
Сыграла свою роль иизвестная политическая робость и дипломатическая неорганизованностьЕвропейского союза, который только в последние годы стал проявлять интерес кЮжному Кавказу. На Кавказе ли, на Балканах или в любом другомрегионе континента Европа не может рассчитывать, что ее интересыбезопасности примут во внимание (в том числе Америка иРоссия), если сама она будет оставатьсяпассивной. Что касается угроз Европе, то некоторые из них, как в 1990-ена Балканах, продолжают исходить от агрессивного национализма,примеры которого не ограничиваются Кавказом.
Ровно черезпять недель после начала войны наКавказе мир действительно был потрясен почтидо основания. Банкротство инвестиционногобанка «Леман бразерс» знаменовалопереход начавшегося летом 2007 годакризиса системы ипотечного кредитования в полномасштабныйфинансово-экономический кризис. Фактически речь идет о первом глобальном кризисе в условиях современнойглобализации: кризис 1997-го,начавшийся в Юго-Восточной Азии, охватилряд стран, в том числе и Россию, нопочти не затронул основные экономики мира.
Вопреки наивнымнадеждам на то, что Россия сможетстать «тихой гаванью» в условияхокеанского шторма, еще в августеосновныефинансовые показатели РФ пошлирезковниз. Капитал устремился из страны, фондовыйрынок обрушился до четверти своих максимальныхпоказателей, цены на нефть упали в три-четырераза, ослаб рубль, существенно замедлилсяэкономический рост, стало очевидным, чтосозданная за годы нефтяного процветанияподушка безопасности недостаточна при колоссальном увеличениив это же время задолженности корпораций, в том числе — ив первую очередь — государственных.
Как и кризис десятилетнейдавности, нынешний наглядно свидетельствует об интеграцииРоссии в мировую экономику. За десять лет интеграция сталатолько глубже. Говоря о причинахфинансового кризиса, президент Медведев в своемпервом послании Федеральному Собранию связал их — по меступроисхождения — с войной на Кавказе. Два кризиса, сказал он,одна причина: политика США[6].Затем, однако, российский президент сделал совершенно иной вывод, чем пособытиям в Грузии. Во взаимозависимом мире, подчеркнул он,существует фундаментальная общность интересов России со странами Запада,включая США, а также с развивающимися экономиками — Китаем, Индией, Бразилиейи другими[7].
Извлеченные из глубинисторической памяти образы «возрожденнойБольшой игры», «вечного Восточного вопроса», Кавказакак «новой пороховой бочки Европы» или «мягкогоподбрюшья России» в одночасье растаяли.Девятнадцатый век-бис сменился двадцатьпервым. Премьер-министр Путин резко оборвалтех своих сторонников, кто счел, что настал удобный моментдля провозглашения экономической политики автаркии[8].Президент Медведев публично подчеркнул заинтересованностьРФ во вступлении в ВТО[9]. «Мобилизационнаяповестка дня», угроза которой всплыла было в пылугрузинской кампании, так и не оказалась востребованной.Кремль и российский Белый дом продолжают говорить о модернизации,диверсификации, инновациях и т. д.
Оценив обстановку, Москвапришла к выводу, что известия о том, что СШАнаходятся при смерти, мягко говоря, преувеличены: желаемое выдается задействительное. Отдав должное критике действий американскихрегуляторов и их начальства, допустивших кризис, Москвапроявила готовность к совместному со всеми ведущимиигроками поиску путей выхода из него. С другой стороны, США,отказавшиеся после войны в Грузии отлюбых мероприятий G8ипытавшиеся в начале кризиса ограничиться традиционнымнабором партнеров в составе «финансовой семерки», ужевскоре поддержали идею Франции о созыве саммита в формате G20. В итоге все наиболеезначимые экономики мира оказались в одной лодке и — пусть в самом общем виде— договорились о согласованных принципах и мерах противодействия глобальномукризису. Конечно, между декларациями и действиями всегдасуществует разрыв, но общность декларативнойполитики — несомненный плюс для системы международных отношений.
Меняется и ситуация внутриотдельных стран. Российские власти, например, вынужденывсерьез думать о том, как жить на резко сократившиеся доходы отнефти, как привлекать в страну инвестиции и т. п. Быстро и на вид легко был разрешен конфликт в российско-британской ТНК-ВР. Внешне не связанные с последствиями кризисарешения вроде началаработы над новым соглашением ЕС — РФ ипостепенное восстановление диалога НАТО — РФ идут в том же направлении. Спустя несколько месяцев меняется исама «картинка»начала войны на Кавказе. Итак,еслипервый кризис — вокруг Грузии — стал причиной почти предвоенной атмосферы в отношениях Российской Федерации с США и отчасти с Европой, то второй кризисвозвращает Россию в пространство глобального сотрудничества.
Мировой кризиссоздает и новый мировой порядок. Этотпорядок — не только и не столькоиерархия («многополярный мир»),сколькофункционирующая система глобального управления. Претензии России, как и любой страны, на общемировую рольмогут бытьреализованы лишь в том случае, если Москва сумеет предложить что-то, что другие страны оценят ивостребуют. Это будет не просто, нофинансово-экономический блокроссийского правительства и российский частный бизнес, к счастью, наиболее «продвинутые» и опытные игроки внутри страны. За исключением бессмысленных попыток поддержать падающий фондовый рынок, действия российских властей входе кризиса былиадекватными ситуации. Если заглянуть загоризонт кризиса, российское высшееруководство, по всей видимости,прекраснопонимает, что позиции и возможности страны на мировой арене зависят прежде всего от степени ееконкурентоспособности.
Ситуация вполитической сфере выглядит иначе.Некоторые публичные жесты Кремля: демонстративный отказ от «поздравления Обаме» в день его избрания, посылкастратегических бомбардировщиков в Венесуэлу, а затеми боевых кораблей в район Карибского моря, ультимативный тонугрозы разместить ракеты «Искандер» —выглядят как ошибки, которых вполне можно было избежать. Ситуация,порожденная односторонним признанием Абхазии и ЮжнойОсетии, создала — в силу своей явной необратимости — дополнительныесложности. Настойчивые призывы РФ подписать новыйдоговор по европейской безопасности не находят пока широкойподдержки, а предложения Москвы по содержанию этогодоговора сводятся в основном к снятиюозабоченностей самой России.
Тем не менее передРоссийской Федерацией открылись новые возможности. Частьиз них связана со сменой администрации в США. С современным, популярным и динамичнымБараком Обамой Москве будет сложнее, чем было с Бушемили могло бы быть с Маккейном, но неисключено, что интереснее. Продуктивнаяполитика на американском направлении, однако, потребует современного,привлекательного и динамичного подхода и со стороны России. С учетом устоявшихсястереотипов поведения обеспечить это будет трудно. Начало переговоров поцелому ряду проблем безопасности — от СНВ до ПРО и ДОВСЕ — можетпомочь «перезапустить» отношения между Россией и Америкой,но долго оставаться мотором этих отношений контроль надвооружениями не сможет. Если модернизациястраны действительно, как заявляют официальные лица[10], считаетсяприоритетом РФ, то отношения с ведущей мировой державой,лидером в таких областях, как технологии,наука, образование, менеджмент, должны рассматриваться подсоответствующим углом зрения. Нужны новые темы, новые подходыи, вероятно, новые люди.
В Европе многое будетзависеть от того, как Москва воспользуетсятактическими победами в вопросахрасширения НАТО и отчасти по итогам«пятидневной войны» с Грузией. Активизациямиротворческих усилий в Молдавии и в отношении Нагорного Карабаха— единственно правильный вывод из грузинской войны. Нельзядопустить, чтобы эти усилия в очередной раз оказались безрезультатными.В Грузии неприятие режима Саакашвили должносопровождаться поиском форм и содержания диалога с политическимии общественными силами этой страны, чего пока чтоне наблюдается. На обоих направлениях, атакже в отношении Грузии важна будет способность РФ эффективновзаимодействовать с западными партнерами, прежде всего сЕвропейским союзом. Сейчас самое время не толькозаявить, но и реально практиковать приоритетный подход к Европе в российскойвнешней политике.
Реализация «европейскоговыбора» потребует серьезных перемен во внутренней и внешней политике, отказа отрасцветшего за последние годы высокомерия, веры в собственную исключительность,нетерпимости к критике, от поиска врагов и т. д. Возникнет необходимость вболее спокойной политике, нацеленной на укрепление отношений с ведущимистранами Европы и — параллельно — на становление сотрудничества с теми, с кемсегодня у Москвы откровенно плохие отношения: с Польшей и государствами Балтиив первую очередь. Есть целый ряд вопросов, где российские, европейские иамериканские интересы близки или совпадают. Они касаются Афганистана,Пакистана, Ирана, нераспространения ядерного оружия, борьбы с терроризмом ипиратством и т. д. Эффективное глобальное управление требует нового прочтенияпроблематики евроатлантической безопасности не только в Вашингтоне и Брюсселе,но и в Москве.
Альтернатива — попыткасоздания какого-то противовеса Америке и Европе на базе БРИК — выглядитпризрачной. Остается надеяться, что российское руководство по достоинствуоценило трезвую реакцию Пекина на кавказские события: Китай будет действоватьисходя исключительно из собственных интересов и в рамках долгосрочной стратегиивозвышения КНР. Особые отношения кредитора Китая с должником США перекликаютсяс индийско-американским союзничеством и спокойным отношением южноамериканскогогиганта к колоссу на севере континента. Даже с целью развития отношений с этойчастью мира России следовало бы отказаться от навязчивой идеи борьбы самериканским империализмом и приглушить антиамериканизм в официальнойпропаганде, который делает Россию «белой вороной» и в БРИКе.
Кризис станет дляРоссийской Федерации проверкой на способность к реальному лидерству в той частимира, которую Москва считает сферой своих привилегированных интересов, — вВосточной Европе, Закавказье и Центральной Азии, проще говоря, в регионе СНГ.Кризис может в большой мере способствовать будущей экономической интеграции РФ,Казахстана и Белоруссии либо продемонстрировать узкий эгоизм, исключительнуюзамкнутость России на самой себе и тем самым оставить интеграционный процесс впривычном вялотекущем состоянии. Предстоит также выстраивать отношения сУкраиной, опираясь на две основные составляющие: близость двух стран и ихнародов и независимость Украины от Москвы.
Острая недостаточностьузкого и жесткого — «совершенно конкретного» — прагматизма, которым такгордится российская внешняя политика, стала особенно очевидна именно в периодкризиса. В августе 2008 года, спустя неполные 20 лет после окончания холоднойвойны, Россия вновь оказалась на пороге конфронтации с США. Спасибо финансовомукризису за то, что он потушил геополитический. И все же пока Россия летит наодном крыле — финансово-экономическом. Это рискованный полет. На будущеероссийской политике требуется стратегия, основанная на реальном виденииситуации в мире и перспектив ее развития.
[1]Заключительное слово на церемонии вручения государственных наград. Москва. 10окт. 2008 г.
[2]См.: Стенографический отчет о встрече с участниками международного клуба«Валдай». Москва. 12 сент. 2008 г.
[3]См.: Обращение Президента России Владимира Путина. 4 сент. 2004 г.
[4]См., например: Лужков уверен,что у России есть основания считать Севастополь своим.
[5] President Addressesand Thanks Citizens in Tbilisi, Georgia. May. 2005.
[6]Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. Москва. 5 нояб. 2008 г.
[7] Там же.
[8]См.: Стенограмма начала заседания Правительства РФ. Москва. 27 окт. 2008 г.
[9]См.: Стенографический отчет о встрече с представителями предпринимательскогосообщества. Москва. 15 сент. 2008 г.
[10] Там же.
