Издательство «Бомбора» представляет книгу Дианы фон Фюрстенберг «Женщина, которой я хотела стать».
Книга воспоминаний американского дизайнера Дианы фон Фюрстенберг написана ею в 67 лет. В ней одна из самых влиятельных женщин в мире моды рассказала о своем становлении и понимании себя как женщины, а также о пути, событиях и людях, которые ей в этом помогли.
Диана фон Фюрстенберг делится историей своей сильной матери, пережившей ужасы концентрационных лагерей и научившей ее еще девочкой свободе и самостоятельности, благодаря которым сама когда-то смогла выжить. Вспоминает брак с австрийским принцем, в котором, несмотря на любовь и привилегии, осознала, что хочет быть «одной из тех самодостаточных женщин, которые не полагаются на другого человека в оплате счетов». Раскрывает подробности создания глобального бренда DVF и легендарного платья с запахом, рассуждая, почему оно стало символом независимости для нее самой и для целого поколения женщин. Говорит об онкологии, которая помогла ей заново узнать себя и понять, что самый близкий человек каждого из нас — это мы сами, те, кто по-настоящему чувствует, когда нам страшно и одиноко. Объясняет, почему посвятила себя борьбе за права и возможности других женщин, обращаясь к читательницам: «Я хочу, чтобы каждая из вас знала, что вы может быть той женщиной, которой хотите стать».
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
В 1994 году, когда мне было 47 лет, у меня диагностировали рак. Еще вчера я была в порядке, а сегодня сижу на сеансе облучения области в основании языка и задней части неба. Все началось с обеда с Ральфом Лореном в знаменитом нью-йоркском ресторане в районе Мидтаун под названием La Grenouille. Это должен был быть деловой обед, но мы разговаривали обо всем, в том числе о любви и хрупкости жизни. Он рассказал, что ему недавно удалили доброкачественную опухоль из мозга. «Как ты узнал, что у тебя опухоль?» — спросила я. «У меня все время шумело в левом ухе».
Как только он произнес эти слова, я услышала шум в своем левом ухе. На следующий день он так и не прошел. Может, мне кажется? Я записалась на прием к отоларингологу.
«С вашим ухом все в порядке», — сказал врач, но обнаружил воспаление миндалины с правой стороны шеи. Он не выказал беспокойства и прописал мне антибиотики. Шум пропал, но воспаление не проходило. Мне сделали биопсию, но результаты не показали ничего плохого. Мне сказали: «Это доброкачественная киста, не переживайте». Мне не нравилась мысль о жизни с кистой, и я записалась на операцию по ее удалению на следующую пятницу, 13 мая. Злополучная дата оказалась пророческой. Когда я сонная очнулась после наркоза, рядом были Татьяна и моя мама, и врач объявил нам новости. При удалении кисты они разрезали ее напополам и обнаружили микроскопические злокачественные плоскоклеточные раковые клетки, от которых уже образовались метастазы. Татьяна была в шоке. Моя мама подумала, что неправильно поняла услышанное, и настаивала, чтобы Татьяна перевела ей слова доктора на французский.
Следующие несколько дней были кошмаром: я сдавала всевозможные анализы и опасалась самого худшего. Операция, на которой мне вырежут большую часть шеи? Химиотерапия? Все звучало устрашающе. В довершение всего в день, когда я узнала о своем диагнозе, когда я пришла домой вечером и включила новости, сказали, что Джеки Кеннеди Онассис умерла от рака.
Сначала я ничего не понимала и очень переживала, но, потихоньку начав разбираться в том, что объясняли мне врачи, я вновь обрела силу и отогнала страх прочь. Я должна была принять тот факт, что у меня рак, и бороться с этим. Семь недель облучения. Передо мной вдруг открылся неожиданный план действий на предстоящее лето. Время для лечения и исцеления. У меня не было другого выбора, кроме как принять это, посвятить время себе и сосредоточиться на своем здоровье. Мне надо было поправиться, навсегда избавиться от злокачественных клеток и не допустить, чтобы они когда-то снова вернулись. Я повторяла себе эти слова на французском снова и снова, так что они превратились в маленькую победную песенку.
Моя мама была рядом. Она не показывала вида, что переживает, и это придавало мне сил. Александр вернулся из Гонконга, где работал в банке, Татьяна была поблизости. Барри тяжело перенес это известие. Мой врач рассказал, что видел, как он шел к машине в день, когда мне поставили диагноз, и он не припомнит, чтобы осанка человека так выдавала его горе.
Когда я приехала на выходные в Коннектикут после того, как узнала свой диагноз, мой друг, продюсер и агент Сэнди Гэллин сделал мне подарок, который изменил мою жизнь. Он пригласил ко мне в Cloudwalk Дипака Чопра — известного доктора, представителя движения нью-эйдж и писателя индийского происхождения. Мы сели рядом, и он начать учить меня медитировать. Дипак сумел донести до меня суть практики, обнадежил и очень сильно помог. Он пригласил меня в оздоровительный центр Chopra в Ла-Хойя в Калифорнии, и я отправилась туда перед тем, как начать курс облучения. Татьяна поехала со мной и провела первые два дня рядом, но мне надо было побыть одной. Я медитировала и повторяла сутры, о которых мне рассказал Дипак: Мир, Гармония, Смех, Любовь, Созидание, Изобилие, Благополучие, Проницательность, Слияние, Свобода, Истина, Знание, Бесконечность, Бессмертие, Просвещение, Святость. Я часами гуляла по пляжу, проплыла сотни кругов в бассейне и вела долгие беседы с собой и с Богом. Все это вкупе с аюрведическими процедурами, диетой, лечением травами и массажем, а также умиротворенностью, царящей вокруг, помогло мне подготовиться к этой нежданной битве.
По возвращении в Нью-Йорк Александр отвез меня на прием в клинику, во время которого с меня сняли мерки для маски и нанесли на лицо разметку, чтобы обеспечить точность попадания лучей. Годы спустя мой врач рассказал мне, что, проводив меня, Александр вернулся, чтобы попросить его как следует позаботиться обо мне: «Помните, вы имеете дело с моей матерью».
Перед первым сеансом облучения я сфотографировала свое лицо в зеркале ванной комнаты. Я не знала, ждут ли меня необратимые изменения, и хотела запомнить себя такой, какая я была. А потом начались процедуры. Каждый день я шла в медицинский центр Sloan Kettering и надевала прикрепленную к столу маску. В течение тридцати секунд лучи воздействовали на середину и каждую из сторон шеи. Потом я шла домой в отель Carlyle, по дороге останавливаясь в магазине здорового питания, чтобы купить сок из ростков пшеницы (вкус у него был тошнотворный, но я верила в его природную целебную силу), и продолжала идти, напевая свою французскую песенку-оберег от злокачественных раковых клеток. Дома я часами медитировала, каждый день делала массаж для стимулирования иммунной системы и полоскала горло кунжутным маслом. По выходным, когда у меня не было процедур, я ездила в Cloudwalk и наслаждалась красотой природы — лесом, цветами, оленем в яблоневой роще. Никогда раньше природа не казалась мне такой красивой, умиротворяющей и обнадеживающей.
Дипак звонил каждый день. Как и Эгон из Италии, Марк Пепло из Лондона и мои друзья из разных уголков мира. Я чувствовала, что меня любят, а не жалеют, и благодаря силе этой любви ощущала душевный покой. Барри стал говорить о покупке дома и о том, что нам стоит жить вместе, а также начал спрашивать о моих отношениях с Марком, чего он раньше никогда не делал. Я не давала ему четких ответов. Мое будущее было неопределенным, и я не знала, чего хочу, кроме как поправиться.
В середине курса лучевой терапии мой друг Морт Цукерман, инвестиционный магнат в сфере недвижимости, пригласил меня на правительственный ужин в Белый дом, который президент и миссис Клинтон устраивали для императора и императрицы Японии. Я была в восторге и приняла приглашение.
Так совпало, что величайший модный дизайнер того времени Джон Гальяно собирался впервые появиться на публике в универмаге Bergdorf Goodman, который был прямо напротив моего офиса, и я одолжила на вечер его самое шикарное вечернее платье: из бледно-розового и голубого шифона, с кучей оборок и бесконечно длинным шлейфом. Несмотря на темные пятна от лучевых ожогов по обе стороны моего лица, которые я сумела замаскировать макияжем, в итоге я прекрасно выглядела, когда зашла в украшенный шатрами Розовый сад Белого дома. Этот ужин был историческим событием, и присутствовать на нем было для меня настоящим удовольствием. За одним столом со мной сидели какие-то важные японские бизнесмены, которые не могли поверить в то, что они на самом деле находятся в одном помещении со своим императором. В Японии их бы отгородили ширмой, потому что обычный человек не может быть наедине с Его Величеством Императором!
У моего восторга были свои причины. Я была без ума от своего пышного платья, хоть мне и приходилось аккуратно перемещаться с длинным шлейфом, на который все всё равно постоянно наступали, поэтому к концу вечера он был порван в клочья. Как же прекрасно было ощущать себя беспечной и красивой посреди болезненной терапии — я словно подмигивала себе.
А вот вести, пришедшие из Бельгии, были неважные. Филипп позвонил мне прямо перед Днем независимости. Здоровье моего отца было очень слабым, нам надо было готовиться к самому худшему. Центр лучевой терапии был закрыт на время праздников, и Барри великодушно предложил мне воспользоваться его самолетом, чтобы я могла навестить отца. К тому времени я потеряла все вкусовые ощущения, у меня болело горло, кожа была сильно обожжена, но мне надо было увидеться с отцом. У него была болезнь Альцгеймера, и его состояние сильно ухудшилось. Я знала, что он меня уже не узнает, и тем не менее хотела поцеловать его и поблагодарить за любовь, которую он мне подарил. Татьяна поехала со мной. Это был последний раз, когда мы его видели.
На обратном пути из Бельгии мы остановились на дозаправку в Гандере, в Канаде. Шел дождь, и самолет сел между двумя полными радугами. Татьяна сказала мне, чтобы я загадала желание. Я пожелала себе выздоровления. Впереди были еще 12 процедур, еще более сильная сухость в горле, еще больше ожогов. Дипак продолжал звонить, моя мама, Барри и дети были рядом, и я считала дни. В тот год проходил чемпионат мира по футболу. Бразилия победила. И я тоже.
После окончания терапии я снова поехала в центр Дипака в Калифорнию восстанавливать силы. Это была самая худшая неделя из всех. Как и предсказывал мой врач, недомогание усилилось. И внутри, и снаружи я была в ожогах от радиации и измождена. Адреналин, который поддерживал меня во время терапии, улетучился, потому что я знала, что лечение закончено. Я заперлась в комнате и стонала. Единственное, что мне удавалось заставить себя делать, это пятьдесят кругов в бассейне, повторяя свои сутры.
В конце недели посреди ночи раздался звонок, в Брюсселе было утро. Мой отец скончался. Мой брат и мама звонили в слезах. Я не проронила ни слезинки. Моего отца больше не было в живых, и я ничего не могла с этим поделать. Я села на самолет из Ла-Хойя в Лас-Вегас, где захватила Александра, и мы вместе полетели в Нью-Йорк, а оттуда в Бельгию. Татьяна встретила нас в брюссельском аэропорту — она прилетела из Португалии.
Мы поехали прямо в квартиру отца, квартиру, где я выросла. Его комната показалась мне меньше, чем я ее запомнила. Гроб тоже казался маленьким. Я села возле него. На прикроватном столике стояли зажженная свеча и фотографии родителей и брата отца. Я ощущала беспомощность, но вместе с тем спокойствие и благодарность за любовь отца. Мы похоронили его на очень милом тихом кладбище, окруженном деревьями. Дети уехали вечером.
Мне нужно было передохнуть. Я решила провести длинные выходные в Берлине и встретиться с Марком, который там монтировал свой фильм «Победа». Мой брат считал, что я слишком слаба для поездки, но мне хотелось почувствовать себя живой и любимой, и я поехала. Днем, пока Марк работал, я отдыхала в своем отельном номере, а по вечерам мы гуляли по улицам Берлина, который недавно объединили. Нам очень там понравилось.
Несколько дней спустя я вернулась в Брюссель прибраться в отцовском доме. Как и я, он хранил все: дневники, письма, фотографии… воспоминания во всем их великолепии. Я скучала по нему рядом, его запаху, но могла видеть его в отражении в зеркале — наши черты были так похожи. Перед уходом я взяла его любимые золотые часы Omega, его бумажник из крокодиловой кожи и два русских стакана в серебряных подстаканниках, из которых он каждый день пил чай.
Противостоять раку было настоящим испытанием, но я многое приобрела благодаря ему. У меня появилось больше сочувствия к страданиям других людей, я стала ценить здоровье, моя вера укрепилась, и я осознала свою хрупкость и вместе с тем свою силу. Я благодарна Богу, врачам, моей семье и друзьям, а также своей собственной силе. Моя французская песенка сработала, и я навсегда победила рак.
После истории с раком я намного внимательней отношусь к своему здоровью. Я ем легкую пищу, и в небольших количествах, — свежие органические овощи и фрукты, крупы и бобовые, немного мяса — и воздерживаюсь от сахара, насколько могу, но я по-прежнему люблю темный шоколад и бокал хорошего красного вина время от времени. Я пью много воды — действительно много — и свежезаваренный имбирный чай с лимоном и медом.
Сейчас мои ноги крепче, чем когда мне было тридцать, все благодаря моим любимым прогулкам — в гору, и чем она круче, тем лучше. Аппалачская тропа извивается между холмами недалеко от Cloudwalk по пути из Мэна в Джорджию, и мы с Барри и Шеннон проходим какую-то ее часть каждый день, когда там бываем. В ЛА мы встречаемся с детьми на полпути между нашими домами, у подножия Франклин-каньона, и вместе поднимаемся на вершину. Во время наших морских путешествий мы отправляемся на прогулку, на каком бы острове или побережье мы ни остановились. Я иду впереди, потому что я быстрее. Во время восхождения наверх мы молчим. Прогулка для меня — это что-то вроде медитации, во время которой я обращаюсь внутрь себя и наслаждаюсь усилием, которое нужно для восхождения, и красотой природы. Мы задерживаемся на какое-то время на вершине, наслаждаясь достигнутым, а затем Барри ведет нас вниз. Во время спуска мы разговариваем, часто это одни из наших лучших бесед — благодаря долгому молчанию во время подъема и способности природы прояснять сознание. Я обожаю эти моменты.
Когда я в Нью-Йорке, я прохожу все пять лестничных пролетов вверх и вниз в центральном офисе DVF, иногда перешаги вая через две ступени, даже когда я на каблуках. Я все так же упорно занимаюсь плаванием, будь то в море, своем бассейне в Cloudwalk или в любом отеле мира, где я останавливаюсь. Я концентрируюсь на физической нагрузке, считаю, сколько раз проплыла длину бассейна, — это тоже своего рода медитация, с помощью которой можно освободить мозг от мыслей и побыть наедине с собой.
Я поддерживаю гибкость с помощью йоги, занимаясь несколько раз в неделю в специальной студии, которую сделала в соседнем со своим офисом помещении. Растяжка и скручивания помогают мне почувствовать каждую часть своего тела и позволяют оставаться очень гибкой. Неотъемлемая часть йоги — глубокое дыхание, и я практикую длинные вдохи и медленные выдохи, когда мне нужно расслабиться и снять напряжение. Раз в неделю я делаю процедуры для лица у англичанки по имени Трейси Мартин. Она что-то прикрепляет к подушечкам своих пальцев — я не знаю, что именно, — и проводит микротоки, воздействуя на кожу лица и помогая противостоять силе гравитации. (То же самое делает улыбка, о чем я узнала от модного фотографа Марио Тестино.) Я хожу к Трейси уже пятнадцать лет, и мои сотрудники знают, что это единственная запись, которую нельзя отменить.
Ну и самое главное — минимум раз в неделю я делаю массаж, особенно в поездках. Раньше я думала, что от него нет никакого толку и это просто баловство, но я узнала, что это не так. Массаж укрепляет защитную систему организма, способствует циркуляции крови и освобождению от токсинов.
Во время противораковой терапии я стала делать точечный массаж шиацу раз в неделю. У меня был замечательный мастер шиацу — талантливый японец по имени Эйзо, который внезапно умер в прошлом году от инсульта. Он помог мне избавиться от волдырей во рту, которые появились от облучения, дав порошок из редкого гриба. Каждый вторник на протяжении девятнадцати лет, по утрам перед Трейси Мартин, я ходила к нему на глубокий массаж для корректировки всех перекосов. Он ходил по моей спине, вправляя позвоночник. Мне очень его не хватает.
Еще одним следствием моей истории с раком стало знакомство с доктором Дюррафур — врачом-гомеопатом из Парижа, с которым меня познакомила моя подруга актриса Мариса Беренсон. Я бываю у него раз в год — сдаю полный анализ крови, и в зависимости от результатов он прописывает мне разные виды антиоксидантов — все натуральное и на основе растительных компонентов. У меня с десяток маленьких баночек с таблетками и жидкостями — я держу их в сумке и вожу с собой по всему миру. Дали ли они положительный эффект? Мне хочется верить, что да. Например, я легко пережила менопаузу. Однажды у меня прекратились менструации, и на этом все закончилось.
А еще Мариса познакомила меня с Бьянкой, целительницей, которая смогла облегчить мои мучения с ожогами. Я до сих пор звоню ей в тяжелые моменты. Я крестная мама ее сына Жюльена.
Я пришла к выводу, что, когда ты болен, большая часть выздоровления зависит от врачей и науки, но есть также часть, которая зависит от нас, — нужно найти и использовать свою собственную силу.
