Издательство «Альпина Дети» представляет книгу Яны Летт «Пустая».
Она очнулась на берегу моря. Без малейшего представления, куда ей идти. Без воспоминаний. Белая, почти прозрачная кожа. Белые волосы. Глаза с сеткой кровеносных сосудов. Странные, пугающие способности. Люди не принимают ее, они боятся. Не желая быть изгоем, она отправляется в опасное путешествие, ища ответы, имена тех, кто может ей помочь. Ключи к разгадке своей тайны. Ответ на главный вопрос: «Кто я?»
Книга для подростков и взрослых, любителей фэнтези и приключений.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Глава 0
НИКТО
Когда я пришла в себя, надо мной чернело звездное небо. Сначала мне показалось, что звезды — совсем близко ко мне, и я протянула руку, чтобы их коснуться. Ничего не вышло, зато я обнаружила, что пальцы перед лицом расплываются и дробятся.
Некоторое время я продолжала бездумно лежать, слушая рокот волн и жадные крики птиц, чувствуя прикосновения ветра, жесткость гальки под спиной — и запахи. Десятки, сотни запахов. С непривычки это сбивало с толку. Морская соль, гниющие водоросли, остывающий от дневного солнца песок, камни, дым, хвоя, кора, цветущие кусты — я не могла вспомнить, как именно они называются.
Я бы лежала так и дольше, но стало холодно. Пришлось осторожно, медленно подняться — руки и ноги не слушались, тряслись мелкой дрожью, и меня слегка знобило — может, от лежания на камнях. Я понятия не имела, как долго пробыла на побережье.
Кругом был мрак — черное небо над головой, черное море за спиной, черный лес впереди. Ничего похожего на человеческое жилье — ни дыма над одинокой хижиной, ни отдаленного шума приморского города, ни света маяка.
Необходимо было найти хоть кого-то, чтобы попросить помощи, чтобы рассказать… о чем?
Я тщательно осмотрела себя. Длинные светлые волосы — в темноте они казались совсем белыми. Очень бледная кожа — я могла различить прожилки вен на внутренней стороне запястья. Худоба — впалый живот, выпирающие ключицы. Маленькая грудь. Внутреннее чутье, повинуясь которому я думала о себе в женском роде, не подвело: я определенно была женщиной, но, судя по всему, очень молодой. Девушкой. Возможно, почти девочкой.
Высокой или низкой? Не с кем было сравнить.
Одета я оказалась в простые штаны теплого, кирпичного цвета и такую же рубашку с завязками на груди. На ногах — веревочные сандалии; неудивительно, что пальцы совсем заледенели.
Я сделала несколько неуверенных шагов в сторону леса и заметила большую белую птицу, которая сидела на древней серой коряге, торчавшей из песка. Через несколько мгновений в голове всплыло название птицы — «чайка».
Чайка смотрела мрачно, и в ее крепком желтом клюве мне почудилась угроза. Я почувствовала запах птицы — тяжелый, резкий, неприятный. К нему примешивался душок тухлой рыбы.
— Я тебе зла не желаю, — сказала я и впервые услышала свой голос — гортанный, высокий. На чайку он не произвел никакого впечатления: она только склонила голову набок и быстро моргнула, затянув желтые глаза морщинистыми серыми веками.
— Пойду к лесу, — сообщила я чайке, чтобы наверняка убедить ее в своей безобидности. — Может, найду других… — я несколько секунд потратила на то, чтобы вспомнить, как назывались «другие», — людей. Не то чтобы мне не нравятся чайки… Но вряд ли у тебя найдется еда?
И тут же — вспомнив о существовании еды — я почувствовала, что голодна.
Чайка ничего не ответила. Конечно, я помнила, что птицы не умеют говорить, — и все-таки теперь одиночество ощущалось еще острее.
— Позволь представиться, — сказала я, решив, что, если пошучу — пусть даже никто, кроме чайки, не услышит, — мне станет легче. — Меня зовут…
И тут я поняла, что не помню своего имени…
Как и многого другого. И если названия всего, что я видела вокруг, постепенно всплывали в памяти, то собственное имя оставалось чернеющим провалом.
— Я сейчас вспомню, — заявила я чайке. — Только…
— Не старайся. — У меня за спиной хрустнула ветка, и чайка тут же подпрыгнула, тяжело взмахивая крыльями, и полетела в сторону моря.
Я обернулась. Человек, стоявший у меня за плечом, появился будто из ниоткуда. Одет он был еще хуже, чем я: его серый балахон был весь в прорехах и потертостях. В сумке через плечо, судя по запаху, лежали сухие водоросли. Он был босым — видимо, морская прохлада была ему нипочем.
Я смутно помнила, что люди должны выглядеть иначе. У людей не должно быть таких кроличьи-алых глаз, белоснежных волос, прозрачной кожи. И с чертами лица было как будто что-то не так — они ускользали от взгляда, казались слишком тонкими, слишком простыми… Впечатление создавалось такое, будто, лепя это лицо, кто-то руководствовался самыми нейтральными представлениями о том, как должен выглядеть человек. Это делало стоявшего передо мной мужчину не уродливым, а скорее… безликим. Ни родинок, ни шрамов; в лице — идеальная симметрия. И рот, и нос, и глаза, окрашенные белыми ресницами, с белыми тонкими бровями над ними, — всё усредненное, никакое.
— Здравствуйте, — пробормотала я, делая маленький шаг назад. В конце концов, я не могла знать, чего ожидать от этого человека. — Как вас зовут?
Человек нахмурился:
— Ты, видно, только пришла в себя, так, что ли, да?
Я неуверенно кивнула.
— Вот уж повезло так повезло, — пробормотал он. — Удивительное совпадение. Ладно… Можешь звать меня Никто. Неплохое имя, а? Тебе придется придумать себе другое. Это занято. Я сам его выдумал.
— О, — осторожно отозвалась я. — Понятно. Хорошо. — Я подумала, что у Никто определенно не все дома, — впрочем, сейчас и я была немного не в себе.
Но он мог помочь мне. Может быть, даже знал, что именно со мной произошло — и кто я такая.
— Что ж, — сказал он, поправляя сумку, — идем со мной, раз так. Пустышки должны помогать друг другу, а? Но только если от тебя не будет проблем, — вдруг добавил он. Вид у него стал обеспокоенным, а голос зазвучал почти умоляюще. — Ведь не будет, а?
— Нет-нет. Конечно, не будет.
— Вот и хорошо. — Никто впервые улыбнулся, отчего лицо его стало еще более странным, а потом поманил меня за собой. — Тогда пошли.
И я побрела за ним в сторону леса. Некоторое время мы шли плечом к плечу, но потом узкая тропинка, петлявшая среди тощих сосен, вынудила меня пойти за ним следом. Двоим здесь было не разойтись. Может, кроме Никто, здесь никто и не ходил?
Мы шли, должно быть, с четверть часа — я вспомнила, что, кроме часов, бывают секунды, минуты и дни, — а потом свернули за невысокий кустарник, скрывающий еще одну тропу, уже прежней.
Никто начал напевать — я вздрогнула от неожиданности. В его песенке не было слов, только мотив, и он тянул его на одной высокой, тоскливой ноте. Было в этом что-то безнадежное, тревожное. Я старалась не слушать.
В общем, мне было на что отвлечься. Вот бурая птичка — листвянка. Темно-синий лоскуток, плавно спикировавший откуда-то сверху и растворившийся во мраке, — летучая мышь. Длинное черное создание, мелькнувшее в траве, — змея. Я успела почувствовать ее запах — отвратительный, как и она сама, — и содрогнулась.
— Зловонные создания, — сказал Никто, не оборачиваясь, — эти змеи, да?
Ступая на несколько шагов впереди меня, бубня свой монотонный мотив, он почувствовал запах змеи в траве — или услышал шуршание — и безошибочно определил его источник?
— Кто вы такой?
Он погрозил мне пальцем через плечо:
— Не так быстро, маленькая пустая. Не всё сразу! Любопытство! Любопытство! Любопытство еще никого не довело до добра, что бы там ни твердили служители Отпустившего.
Я сразу почувствовала, что, если бы Никто решил записать свои слова, «Отпустивший» был бы написан с заглавной буквы…
И тут же я вспомнила о буквах. Я определенно умела писать и читать, но, как ни силилась, пока не смогла бы назвать ни одной прочитанной книги. Будто устав от усилий, заболела голова.
Как-то внезапно из-за кустов на нас выпрыгнула хижина. Невысокая и покосившаяся на один бок, с глиняными стенами, увитыми ползучими растениями, которые почти полностью скрывали ее от посторонних глаз, с видавшей виды соломенной крышей и темным остовом того, что когда-то было изгородью. Я заметила, что к паре опиравшихся друг на друга досок привязан пучок пятнистых перьев и тонких птичьих косточек.
