Издательство «Бель Летр» представляет роман Франчески Рис «Наблюдатель» (перевод Анны Малышевой).
«Писатель ищет помощника» — такое объявление видит в газете Лия, молодая англичанка, сбежавшая в Париж от серых лондонских будней. Знаменитый писатель Майкл Янг поручает ей расшифровку своих дневников и приглашает провести лето на юге Франции вместе с его семьей. На морском побережье Лия со всей страстью молодости отдается веселью, новым знакомствам и наслаждается полной свободой. Но чем глубже Лия погружается в воспоминания бурной юности Янга, прошедшей в Сохо 1960-х годов, тем сильнее размываются для нее грани прошлого и настоящего, правды и обмана. Но одна мысль не дает Лии покоя: почему Майкл Янг поручил работу именно ей? В провокационном романе Франческа Рис исследует мужской и женский взгляды на природу желания и амбиций и то, как далеко люди готовы зайти ради них.
Предлагаем прочитать фрагмент романа.
Выйдя на другое утро к завтраку, Анна была как никогда хороша собой: она выпорхнула во внутренний дворик в воздушном халатике цвета шафрана, уже при макияже и украшениях, и вся как будто светилась — или, скорее, источала (это слово подходило ей гораздо больше) здоровье, обаяние и уверенность в себе.
— Дорогая, как ты тут? — выдохнула она, подплывая к столу и придвигая стул поближе ко мне.
Я же с набитым дыней ртом попыталась промычать что-то восторженное и в конце концов неловко подняла вверх большой палец.
— А ты-то как, Анна? — вмешалась с другого конца стола Кларисса.
Анна, не моргнув глазом, одарила ее своей самой теплой, самой отработанной улыбкой:
— Просто волшебно, спасибо! Проект летит вперед на всех парах.
Кларисса хмыкнула, но Анна с достоинством ее проигнорировала.
— Передай, пожалуйста, кофе, — обратилась она к Тому и, налив чашку, объявила: — Я тут подумала, не устроить ли нам сегодня вечером посиделки?
Кларисса закатила глаза — Анна стойко выдержала и это.
— Лоуренс с другом приезжают — было бы здорово организовать что-нибудь по этому случаю, а? К тому же я так погрузилась в свой проект, что почти не виделась с вами целую неделю!
За последние пару минут она уже дважды упомянула этот самый проект, всякий раз вызывая у падчерицы типично отцовскую реакцию. Похоже, я единственная не понимала, о чем речь, и потому решила притвориться, будто бы я в курсе, и при первой же возможности расспросить Тома.
— Если хотите, можете пригласить своих французских друзей. Никакого пафоса — напитки, оливки, все такое.
— Ой, я бы могла чего-нибудь сообразить, — с улыбкой подхватила Дженни.
Анна умудрилась осклабиться в ответ.
— Правда? А я тогда займусь коктейлями! Что скажешь? — повернулась она к Майклу, который, не отрываясь от газеты, подливал себе кофе.
Тот снял солнцезащитные очки, протер их рукавом рубашки и придирчиво поднес к свету.
— Да, почему бы и нет.
Казалось, все за столом одновременно испытали облегчение. Даже Кларисса была как будто бы под впечатлением.
— Вот и славно, — заключила Дженни. — Тогда мне нужно прикинуть количество гостей. Как насчет французов?
— Жером, скорее всего, заглянет на огонек, — ответила я.
— Может быть, Нико? — проговорила Кларисса. Я заговорщицки ей подмигнула.
Анна просияла.
— Отлично. Это выходит семь, плюс Ларри и Люк… Мы знаем, во сколько они приедут?
Кларисса пожала плечами:
— Лал, кажется, писал, около шести.
Рот у меня как будто сам собой раскрылся, а внутри всё сжалось.
Анна безмятежно улыбалась.
— Значит, мы, Люк, Ларри…
Пожалуй, мне следовало догадаться; самое подходящее имечко для «золотого» мальчика.
*
Почти все утро я безуспешно пыталась справиться с паникой, а когда наконец сдалась и спустилась на пляж поплавать, то обнаружила там Клариссу. Пристроив рядышком полотенце, я начала как бы издалека:
— А какой он — твой брат?
— Обычный парень, — вздохнула она. — Прикольный, забавный, обаятельный… Девчонкам нравится; иногда это прямо бесит. О боже, если ты в него втрескаешься, мне придется уехать!
Я нервно захихикала, ввернув неудачную шутку насчет трудовой этики. Это уж точно, втрескаться в Лала было до безобразия просто. Я попыталась представить его лицо и его самого на том железнодорожном мосту, в синеватом сумеречном свете. Интересно, похож ли он на Майкла? Или даже на Клариссу? Пока в голове возникали только нескладные длинные ноги, правая ступня свисает с постели, на пальцах волоски.
Кларисса по-кошачьи зевнула и попросила намазать ей спину солнцезащитным кремом.
— Друг его тоже такой весь из себя, — промурлыкала она в полотенце. — Типа крутой, суперумный — но, по-моему, комплексов у него хоть отбавляй. Он с севера, так что меня считает глупой избалованной девчонкой, — а вот Лала почему-то таким не считает, ведь мальчишки глупыми и избалованными не бывают, правда?
Она чуть пошевелилась, принимая удобную позу, и ее ребра перекатились под моей рукой, словно рябь на водной глади.
— Оба считают себя эдакими богемными мачо — и все потому, что у обоих никогда не было постоянной работы.
Люк устроил что-то вроде сквота для художников в Луишеме, параллельно работает в баре да спит с гламурными девчонками из юго-западных районов.
Я уловила в ее голосе нотку горечи и про себя отметила ее как недобрый знак.
— Хотя с ними весело, и, когда они приедут, будет здорово. Может быть, рядом со своим ангелочком Ларри и папа станет хоть немного похож на человека — и то хлеб.
— «Ангелочек Ларри»?
— Он у папы любимчик, — серьезно подтвердила она. — Хотя я не против. Я все равно больше маму люблю.
*
Дженни усадила меня смазывать яйцом и обваливать в панировке бесконечную партию баклажанных ломтиков. В тот день я не притронулась к работе, а должность помощника повара вносила приятное разнообразие. Она смешала нам по бокалу спритца и поставила пластинку Сержа Генсбура.
Как всегда, одно ее присутствие действовало на меня успокаивающе. Дженни суетилась вокруг стряпни, о чем-то весело щебетала, подпевала Couleur Café (французский у нее был отменный, а слух — так себе). Потом наконец уселась на барный стул, заглянула мне в глаза и спросила:
— Майкл ведь не слишком тебе надоедает, правда?
— Что, прости? — переспросила я, стряхивая длинную каплю яичного белка в миску с панировочной крошкой.
Она вздохнула и попросила сигарету.
— Мы же во Франции, так что не считается.
Курила она как истинный, заядлый курильщик — или гурман, десятилетиями питавшийся одними только кукурузными хлопьями.
— Ух! — присвистнула она. — Прямо в мозг заходит. Бог знает, что случилось бы, будь это что позабористее. Ладно, ближе к телу, да? — она с шумом выдохнула и как бы в подкрепление своих слов положила руку мне на плечо. — Я просто беспокоюсь за тебя, потому что ты мне правда очень понравилась — да и всем нам. Скажи-ка… Майкл не слишком по-свински с тобой себя ведет?
Я неловко передернулась и засмеялась.
— Нет. Ну… Не так уж. Ну то есть в пределах допустимого.
— Конечно, мы волнуемся и о нем… естественно, — продолжала она, явно чувствуя себя предательницей. — Но я хотела справиться о тебе. Боюсь, как бы он не навоображал себе невесть чего насчет тебя.
— Что, например? — насторожилась я.
— Да так… просто… А чем он вообще заставляет тебя заниматься?
Я принялась перечислять свои стандартные обязанности, стараясь, чтобы со стороны они казались как можно более обыденными и безобидными.
— Ну, я обрабатываю его корреспонденцию, читаю разные рукописи, которые ему приходят… И еще перепечатываю его дневники.
— Все? — ахнула Дженни. — И сколько же он тебе платит?
— Да нет, не все. Только с конца шестидесятых, когда вы окончили универ.
— С конца шестидесятых? — переспросила она, откинувшись на спинку стула и нахмурившись, и прошептала: — О боже, Майкл.
Я уж было собралась просить ее ответить мне откровенностью на откровенность — как вдруг со стороны дороги раздались голоса Клариссы и Тома. Дженни поспешно затушила сигарету о раковину и виновато посмотрела на меня. Впрочем, как только ребята вошли на кухню — разгоряченные, вспотевшие, нагруженные тяжелыми пакетами, — это выражение мигом исчезло с ее лица.
— Фу! — громко выдохнула Кларисса. — В городе жуткая духота!
Она плюхнулась в кресло, и звон бутылок эхом прокатился меж каменных стен.
— Жду не дождусь вечера!
— Это почему же? — ехидно поинтересовался Том, утирая пот со лба.
Кларисса улыбнулась ему с притворной нежностью и повернулась ко мне.
— В городе мы встретили Нико, — пояснила она. — И он точно сегодня будет!
— Вуаля! — вскричал Том.
Она хмуро на него посмотрела.
— И, конечно, будет и Жером. Я сказала ему, что твое сообщение, наверное, просто не дошло, потому что связь в этой глуши паршивая.
— Отлично, — отозвалась я, кое-как выдавив из себя улыбку. Конечно, сообщение не дошло — ведь я его не отправляла. Я, Жером и Лоуренс — вот так трио! Вечер переставал быть томным.
*
Кларисса услышала их первой и, несмотря на данную ею на пляже пренебрежительную характеристику, явно была искренне рада встрече. Она резко выпрямилась на шезлонге, едва не расплескав свой спритц.
— Слышите? Машина приближается! Это, наверное, они!
И действительно, гул мотора все усиливался, и вскоре автомобиль с рокотом въехал на подъездную дорожку.
Самые шикарные парни вечно ездят на всяких развалюхах. Вот и это был самый настоящий сарай на колесах, и даже в ярких лучах заходящего солнца, отражавшихся от ветрового стекла, я сразу и безошибочно узнала Лала. Интересно, заметил ли он меня?
Кларисса бегом бросилась к ним, и я почувствовала прилив благодарности к Тому, который не сдвинулся с места и лишь зажег сигарету, дав мне повод последовать его примеру. Я смотрела, как те двое выходят из машинки — так, как это обычно делают высокие мужчины, — хотя, конечно, мое внимание было почти целиком сосредоточено на Лоуренсе, который, распрямившись, оказался вдвое выше. Откинув волосы назад, он потянулся. Кларисса, подпрыгивая, суетилась вокруг него — пока он наконец не сгреб ее в объятия. А потом все трое, словно неотличимые друг от друга близнецы, двинулись в нашу сторону — и время как будто замедлилось. Я лихорадочно соображала, как себя вести. Открыто показать, что знаю его? Но , если он станет отрицать наше знакомство, я рискую прилюдным унижением. Или притвориться, что впервые его вижу? А вдруг он, наоборот, не собирается скрывать, что мы встречались, и я буду выглядеть социопаткой. Все трое были так близко, что можно было без труда разглядеть выражения лиц, — но его было совершенно непроницаемым. Он демонстративно сосредоточился на сестре, которая воодушевленно о чем-то щебетала.
— Дружище! — закричал Том, вставая с шезлонга и по очереди сгребая в чисто мужские объятия сначала Лоуренса, а затем Люка. Я вдруг поняла, что все, кроме меня, на ногах, и ощутила прилив болезненной неловкости. Я уже собралась встать — нужно было во что бы то ни стало избежать зависания на отшибе, какое часто случается, когда в компании старых друзей появляется новичок, — как вдруг Кларисса, подбежав, рывком подняла меня с шезлонга (можно ли быть такой бестактной, чтобы продолжать сидеть?) и подтолкнула в ту сторону, где стоял ее брат.
— А это Лия! — победно объявила она.
Я послала ему эдакую нейтральную улыбку, про себя надеясь, что он сам изберет нашу общую стратегию поведения. Он же по-дружески обнял меня, и я вспомнила ощущение от соприкосновения его обнаженных рук и торса с моим телом. Нащупывая почву, я уже собиралась сказать: «Ну надо же, как тесен мир!» — как вдруг, словно из параллельной реальности, донесся его голос, прозвучавший тепло и искренне:
— Лия! Как здорово наконец с тобой познакомиться.
Сердце у меня екнуло. Объятия разжались, и мы вновь встретились взглядами; улыбка будто бы приклеилась к моему лицу.
— Да, — услышала я собственный ответ и добавила несколько неуклюже: — Давно пора.
Не успела я заметить его реакцию, как меня уже представили Люку — и в этот момент во двор вдруг вышло старшее поколение. Ошеломленная, я старалась поддерживать разговор с Люком и при этом чувствовала себя так, будто бы очутилась на сцене посреди какого-то спектакля и от меня ждут исполнения совершенно немыслимого музыкального номера. Все участники назубок знали свои партии, и мне приходилось делать вид, что и я знаю. Остальные вращались вокруг меня, а я стояла в центре и глупо улыбалась в ожидании, пока все займут свои места для следующего акта, а я под благовидным предлогом сбегу в туалет, отдышусь и хоть как-то проанализирую случившееся.
В уборной царила приятная прохлада. Я присела на краешек ванны и уставилась на собственное отражение в испещренном черными точками зеркале, цепляясь за монотонное журчание воды в кране как за якорь. Совершенно ясно: он не в себе. Наверняка у него мания величия. Или же — хватаясь за спасительную соломинку, предположила я — у него плохая память на лица. Мне как-то попадалась статья, автор которой общался с маленькими детьми и бессемейными взрослыми из глубинки (типа Уигана или Питерборо), которые не узнавали даже собственного отца. Очень похоже, что и Лал этим страдает, правда? Я с горечью рассмеялась в лицо собственному отражению. Конечно, в эту липкую паутину я угодила по собственной вине — погналась за чертовыми «штанишками». Так мне и надо.
