 |  | Фонд «Общественное мнение» |
121552, Москва, ул. Островная, д. 2; тел.: (495) 745-87-65; факс: (095) 745-89-03; e-mail: fom@fom.ru | ||
Большинство наших сограждан (55%) не верят в возможность искоренения коррупции в России, треть (34%) – считают, что победить ее возможно. Примерно так же распределялись ответы на этот вопрос в ходе опросов, проведенных в 2002 и 2005 гг. Впрочем, в ноябре 2006 г., когда он задавался в последний раз, доля оптимистов заметно снизилась, а пессимистов – возросла (24% и 67% соответственно), так что сейчас можно констатировать возвращение к «норме».
Немногие (5%), однако, полагают, что за последние год-два коррупция среди должностных лиц уменьшилась; 46% опрошенных считают, напротив, что она увеличилась (31% изменений не замечают, прочие с ответом затруднились). Справедливости ради надо заметить, что впервые за последние десять лет о росте коррупции заявили менее половины респондентов (в 2002 – 2006 гг. этот показатель составлял 54–60%, в конце прошлого десятилетия – превышал 70%).
Любопытные изменения происходят, отметим, в представлениях наших сограждан о том, «среди должностных лиц каких служб, организаций, учреждений чаще встречается коррупция» (респондентам предъявляется карточка с перечнем институтов, учреждений, из коих они должны выбрать не больше трех – наиболее пораженных коррупцией). С 2002 г. отчетливо просматриваются тенденции к снижению доли упоминающих в этом контексте «милицию, таможню, правоохранительные органы» (с 55 до 45%), «суд, прокуратуру» (с 37 до 23%), «федеральные органы власти» (с 24 до 10%), «местные органы власти» (с 22 до 16%) – и к росту доли называющих ГИБДД (с 36 до 52%, ныне – «лидер» в данной номинации), «больницы, поликлиники» (с 15 до 35%), «учреждения образования» (с 13 до 21%). По другим «номинантам» (военкоматы, учреждения ЖКХ и т. д.) динамика не столь определенная.
Россияне склонны воспринимать повседневные коррупционные практики довольно толерантно. Большинство опрошенных (54%) относятся к тем, кто дает взятки должностным лицам, без осуждения, 36% говорят, что осуждают таких людей.
При этом более четверти респондентов – 27% – признают, что им самим доводилось давать взятки должностным лицам. В действительности имеющих соответствующий опыт наверняка больше: кто-то запамятовал, кто-то не готов запросто, походя признаться незнакомому человеку, интервьюеру, в совершении наказуемого, в общем-то, деяния. Впрочем, и тех, кто, по их словам, взяток не давал, подобная перспектива шокирует далеко не всегда: многие из них (28% от всех опрошенных) говорят, что допускают для себя возможность дать взятку должностному лицу. Отвечая на открытый вопрос о том, в какой ситуации они могли бы так поступить, одни подчеркивали, что пошли бы на это лишь в безвыходном, экстремальном положении («если бы не было другого выхода»; «если касается жизни кого-то из близких»; «в критической, когда деваться будет некуда…»), а другие – и их несколько больше – моделировали подобные ситуации, обращаясь к самым различным сферам социального бытия и, похоже, обычно не трактуя возможную взятку как нечто экстраординарное («в больнице чтобы лучше ухаживали»; «гаишнику – приходится, чтобы не нарываться»; «например, для образования ребенка»; «для улучшения жилищных условий»; «если связано с милицией»; «если надо дело сделать»). Исключают для себя возможность дать взятку должностному лицу (во всяком случают, декларируют это) 36% опрошенных.
К тем, кто взятки берет, россияне относятся, понятно, несколько критичнее, чем к тем, кто эти взятки дает, но и тут говорить о всеобщем негодовании было бы большим преувеличением: если 63% опрошенных осуждают берущих взятки, то 28% относятся к ним без осуждения (и 9% затрудняются с ответом). Причем молодые респонденты во всех случаях демонстрируют значительно более толерантное отношение к взятке, чем люди пожилые. Например, к берущим взятки относятся без осуждения 37% респондентов, не достигших 35 лет, и 18% опрошенных в возрасте от 55 лет. С учетом этого обстоятельства дальнейшее укоренение коррупционных практик в российской повседневности выглядит более «естественной» перспективой, нежели их искоренение.
Григорий Кертман
В последнее время в СМИ стали появляться публикации о различных финансовых «пирамидах» и репортажи о разоблачении мошенников. Мы решили поинтересоваться у россиян, насколько проблема мошенничества в финансовой сфере сегодня актуальна для них.
Судя по результатам опроса, за последние год-два с этой проблемой в той или иной мере соприкоснулись 16% российских граждан (среди лиц с относительно высокими доходами – 22%): у 11% опрошенных от финансовых мошенничеств пострадали знакомые, 2% сами оказались жертвами обмана со стороны финансовых компаний, банков или фондов, еще 3% – и сами пострадали, и имеют пострадавших знакомых. Однако большинство участников опроса (76%) заявили, что ни они сами, ни их знакомые в последнее время не становились жертвами обмана со стороны каких-либо финансовых компаний.
Мы попросили респондентов вспомнить события середины 90-х, связанные с финансовыми «пирамидами». По данным опроса, вкладывали туда свои деньги 16% респондентов, из них большая часть понесли потери – крупные (3%) или не очень (9%); 1% опрошенных оказались в выигрыше, а 3% ничего не выиграли, но и не потеряли. Судя по ответам респондентов, чей инвестиционный опыт оказался неудачным, на открытый вопрос о том, какие уроки они извлекли из него, большинство из них едва ли решатся вновь повторить попытку инвестирования. Так, треть ответивших (или 4% по выборке) решили, «что не надо деньги никуда вкладывать, а тратить на повседневные нужды», «больше денег никуда не вкладывать». Чуть больше респондентов (6%) теперь никому не доверяют, в том числе финансовым компаниям («больше не буду никому доверять», «не надо доверять никаким финансовым компаниям»; «…нельзя доверять банкам») и государству («не играть с государством в эти игры»; «государству доверять нельзя»). Примерно четверть «погоревших» в середине 90-х сделали для себя более оптимистические выводы: одни пришли к заключению, что инвестировать нужно, будучи более компетентным («быть более осмотрительным при вложении денег»; «изучать обстановку и знать, куда вкладывать деньги, быть осторожным»; «проверять надежность компании» – 2%), вторые решили пользоваться другими инвестиционными инструментами («вкладывать только в жилище, землю», «в недвижимость» – 1%).
Что любопытно – сегодня примерно каждый десятый участник опроса (и 7% среди пострадавших от «финансовых пирамид») убежден в честности намерений большинства финансовых компаний типа «МММ», «Хопер-инвеста» и др., потерпевших крах в 1994-95 годах, – эти респонденты полагают, что компании собирались добросовестно рассчитаться с вкладчиками, но не смогли этого сделать из-за собственных ошибок или внешних обстоятельств. Большая часть опрошенных (69%) убеждены, что финансовые «пирамиды» и не собирались рассчитываться с вкладчиками, сознательно обманывали их; заметная доля респондентов (22%) затруднились дать оценку намерениям этих компаний.
Мнения наших сограждан относительно того, насколько сегодня финансовые компании стали ответственнее и честнее по сравнению с эпохой «пирамид», разделились: 19% опрошенных считают, что сейчас финансовых компаний, не выполняющих обязательства перед вкладчиками, столько же, сколько было тогда, а 21% – уверены, что их стало даже больше (подобное мнение чаще высказывают обитатели больших городов). 25% опрошенных (а среди высокообразованных и относительно обеспеченных россиян – по 37%) придерживаются более оптимистической точки зрения и полагают, что таких финансовых компаний, банков и фондов сегодня стало меньше, а еще 3% убеждены, что все подобные организации выполняют свои обязательства перед клиентами. Заметная часть опрошенных (32%) затруднились с ответом на этот вопрос. Что любопытно: граждане, в свое время пострадавшие от финансовых «пирамид», чаще прочих говорят о том, что сегодня на финансовом рынке меньше недобросовестных компаний, чем было в середине 90-х (32% против 25% по выборке).
Лишь 21% опрошенных полагают, что российские законы сегодня лучше, чем в 90-е годы, защищают вкладчиков от недобросовестных финансовых компаний, банков и фондов (среди граждан с высокими доходами – 25%). Большинство респондентов (44%) уверены, что в этом отношении ничего не изменилось, а 11% убеждены, что законодательная защита сейчас стала хуже (такое мнение чаще выражают жители Москвы – 16%). Отметим, что оценки уровня законодательной защищенности влияют на инвестиционные установки граждан – если в целом по выборке только 28% опрошенных купили бы акции российских компаний при наличии на то финансовых возможностей (и 63% – не стали бы этого делать), то среди тех, кто считает, что сегодняшние законы защищают вкладчиков лучше, чем в 90-е годы, доля потенциальных инвесторов составляет уже 43%.
Мы поинтересовались у респондентов, финансовые компании какого типа (из предложенного списка), по их мнению, чаще всего не соблюдают своих обязательств перед вкладчиками, клиентами. Лидером этого «рейтинга неблагонадежности» оказались строительные компании[1]. – их упомянули 41% респондентов; эти результаты вполне ожидаемы, так как в последние годы в СМИ появлялось много информации о мошенничествах застройщиков и посредников в строительной сфере, а протестные акции обманутых дольщиков и соинвесторов были одними из самых заметных. По 23% респондентов назвали среди компаний, чаще всего не соблюдающих, по их мнению, обязательств перед вкладчиками и клиентами, страховые компании и коммерческие банки, 8% – управляющие компании, по 7% – негосударственные пенсионные фонды и инвестиционные компании, 5% – Пенсионный фонд РФ, 4% – Сбербанк.
Несмотря на то, что уровень недоверия финансовым компаниям в обществе сегодня довольно высок, каждый третий участник опроса (33%) верит в устойчивость финансовой системы страны в целом и полагает, что в ближайшие два года финансового кризиса в стране не будет (среди высокообразованных респондентов – 39%), столько же придерживаются противоположного мнения (среди тех, кто сам недавно пострадал от мошенничеств финансовых компаний или у кого есть пострадавшие знакомые, – 48 и 47%). Отметим, что по сравнению с декабрем прошлого года, когда был задан аналогичный вопрос, доля «пессимистов» увеличилась на 5 п.п. Еще 34% респондентов затруднились с прогнозом.
Людмила Преснякова
Треть наших сограждан (34%) когда-либо сдавали кровь для других людей. Если 9% сделали это лишь однажды, а 15% – несколько раз, то 8% сдавали кровь многократно, и еще 2% – являются почетными донорами. Есть знакомые доноры у 42% опрошенных, в том числе 17% знают людей, сдающих кровь регулярно.
В течение пяти последних лет сдавали кровь 10% респондентов. 14% делали это от пяти до двадцати лет назад, и еще 10% были донорами более двадцати лет назад. По-видимому, это свидетельствует о том, в последние годы люди вступают в ряды доноров сравнительно редко. Кстати, примерно четверть респондентов (24%) не знают, где находится пункт приема донорской крови в их городе (селе), хотя твердо знают, что таковой есть, и еще 20% затрудняются ответить на вопрос о наличии такого пункта (34% знают, где находится пункт сдачи донорской крови, а 23% заявляют, что такого пункта нет).
При этом половина из не сдававших кровь (35% по выборке в целом) допускают для себя возможность стать донорами, а треть (25%) – исключают. Объясняя свое нежелание сдавать кровь в ответах на открытый вопрос, респонденты говорят прежде всего об отсутствии такой возможности: о слабом здоровье (9%) или болезнях, перенесенных ранее (3%), пожилом возрасте (7%). Некоторые говорили, что боятся заражения СПИДом или гепатитом, не переносят уколов и вида крови или просто не хотят сдавать свою кровь (по 1%).
Опасения за свое здоровье, отметим, не может быть значимым фактором, ограничивающим развитие донорства: более половины участников опроса (53%) считают сдачу крови полезным для здоровья мероприятием, и лишь 15% полагают, что это вредно.
Респондентов спросили, какие меры, по их мнению, необходимо предпринять, чтобы увеличить число доноров (вопрос задавался в открытой форме). На первом месте – финансовый стимул (25%), а также введение «…разнообразных поощрений» (13%), добавление льгот (7%), проявление уважения к донорам (1%). Многие полагают, что нужна «более обширная реклама» донорства (21%), воспитание социальной ответственности населения (2%), пропаганда здорового образа жизни (1%). Часть респондентов говорили об организационной стороне вопроса: обеспечении «безопасности при сдаче крови», создании новых пунктов (в том числе на предприятиях, в селах) и мобильных бригад для приема крови (по 2%), проведении государственной политики, благоприятствующей развитию донорства (1%).
Почти все опрошенные (95%) считают, что донорство должно вознаграждаться: прежде всего деньгами (74%), бесплатными путевками (56%), льготами (52%), а также отгулами на работе (46%) и гарантией повышенной пенсии (45%).
Мнения относительно того, насколько значимо денежное вознаграждение для самих доноров, разделились: примерно равные доли респондентов считают, что доноры продолжили бы или, напротив, прекратили бы сдавать кровь в случае отсутствия какого-либо вознаграждения (37 и 40% соответственно).
Образ донора, сложившийся у наших сограждан, довольно противоречив[2]. По мнению одних, кровь сдают «люди, у которых жизненное кредо – помощь людям» (22%), сознательные и ответственные (6%), достойные (3%) и «добропорядочные» (2%). Другие считают, что кровь сдают те, «кому нужны отгулы и срочно деньги» (11%), малоимущие люди (6%) и даже алкоголики и бомжи (2%). Третьи дают нейтральные характеристики, отмечая, что донорами становятся обычные люди (5%), те, кому позволяет здоровье и отсутствие вредных привычек (18%), люди в возрасте до 40 лет (3%), врачи, милиционеры и спасатели, сдающие кровь по долгу службы, а также студенты (по 1%).
Марина Иванова
Что важнее – чувства или рассудок? Что должно лежать в основе человеческих взаимоотношений и, в частности, брака – эмоциональное влечение или рациональные доводы? Отечественная (литературоцентричная) ценностно-нормативная традиция отвечает на этот вопрос однозначно: ну конечно, чувства и эмоции.
Вспомним: еще совсем недавно «брак по любви» жестко противопоставлялся «браку по расчету», последний же строго осуждался – в первую очередь потому, что подобные отношения считались фальшивыми, неискренними. Сохраняется ли такая установка и столь ли однозначен сегодня ответ на вопрос, чем надлежит руководствоваться при заключении брака – чувствами или рассудком? Согласно данным опроса, отнюдь нет. Даже будучи поставлены перед означенной жесткой дилеммой, довольно многие отдают предпочтение именно рассудку (а уж с максимой, что рациональные соображения должны как минимум учитываться при принятии решения о вступлении брак, надо думать, согласилось бы большинство).
Посмотрим. Более половины опрошенных (59%) предпочли бы, чтобы их неженатый сын (если он у них есть или если бы был) женился, руководствуясь в большей мере чувствами, но при этом четверть (25%) предпочли бы, чтобы он женился, руководствуясь в большей мере рассудком. Сходным образом распределились ответы на вопрос о стратегии, которой респонденты желали бы для своей дочери: половина – 56% – предпочли бы, чтобы их незамужняя дочь (если она есть или если бы была) вышла замуж, руководствуясь в основном чувствами, а 27% – чтобы она руководствовалась главным образом рассудком. Когда же респондентов спросили, чем лучше руководствоваться при вступлении в брак, защитников брака, основанного главным образом на чувствах, оказалось чуть менее половины – 49%; в пользу брака, основанного главным образом на рассудочных соображениях, высказались те же 27%. Любопытно, что принципиальных различий по возрасту и другим социально-демографическим параметрам здесь не наблюдается.
Объяснения тех, кто считает, что при вступлении в брак следует руководствоваться в первую очередь чувствами (респондентам задавался соответствующий открытый вопрос), более-менее очевидны: главное – это чувства, без чувств нет взаимопонимания, чувства – гарантия стабильности брака… Клише достаточно известные. Интереснее, как объясняют свою позицию те, кто считает, что при вступлении в брак следует руководствоваться в первую очередь рассудком. С их точки зрения, вступление в брак – это серьезный, ответственный шаг, при совершении которого необходимо все продумать и взвесить (8%); в частности, следует подумать о материальной базе и о будущем семьи и детей (4%). Но кроме того, обратим особое внимание, многие подчеркивают, что браки, основанные на расчете, – более прочные и стабильные, чем браки, построенные на преходящих чувствах («брак удачнее получается»; «меньше будет разводов»; «потому что чувства умирают очень быстро»; «с годами любовь проходит, а жить надо, детей воспитывать надо»; «это крепкие узы» – 7%), что в чувствах можно ошибиться, в конце концов («в чувствах можно обмануться»; «влюбиться можно и в наркомана, а жить с ним не будешь»; «когда любишь, многое не замечаешь»; «чтобы не было больно потом» – 2%).
Кстати, менее половины опрошенных (45%) готовы утверждать, что браки, в которые люди вступают, руководствуясь в первую очередь чувствами, обычно прочнее. В то же время 20% респондентов убеждены, что прочнее браки, в которые и он, и она вступают, руководствуясь в первую очередь рассудком, а еще 19% – что прочнее браки, при заключении которых на рассудок опирался хотя бы один из супругов. Получается практически паритет мнений: чисто «эмоциональные» браки сочли более прочными 45% опрошенных, а чисто «рассудочные» или хотя бы уравновешенные рассудочностью – в сумме 39%. Мнения о том, какие браки обычно более счастливые, чуть более однозначны: 58% опрошенных считают, что счастливее обычно те браки, в которые оба молодожена вступили, руководствуясь в первую очередь чувствами, а браки, при вступлении в который оба руководствовались скорее рассудком, более счастливыми признают 13% (браки, где рассудком руководствовался хотя бы один из брачующихся – еще 13%).
Итак, на уровне ценностных суждений очень многие россияне признают оправданность и даже необходимость рациональной, в противоположность эмоциональной, стратегии построения брака. Между тем, говоря о своем собственном браке, подавляющее большинство заявляют, что женились или выходили замуж, руководствуясь исключительно чувствами (52% из числа состоящих или состоявших ранее в браке) или в большей мере чувством, чем рассудком (еще 26% от группы). О том, что при вступлении в брак они руководствовались скорее рассудком или только рассудком, сообщили 15% состоящих или состоявших в браке (доля не такая уж малая, хотя, учитывая рассмотренные выше ценностные установки, можно было бы ожидать и большей). А вот у тех, кому еще только предстоит создать семью, рассудочность гораздо больше в чести: по крайней мере, 38% из числа не состоящих в браке заявляют, что принимая решение о женитьбе или замужестве, будут руководствоваться главным образом рассудком или даже только рассудком; акцент на эмоциях настроены делать 59% из их числа.
Возможно, дело просто в различии перспектив: когда решение еще не принято, в фокусе внимания оказываются рациональные соображения, когда принято – эмоциональная компонента отношений. А возможно, меняется социокультурная рамка суждений о браке. Кстати, тема любви между супругами не относится к числу вечных: она возникла лишь тогда, когда перспективы института брака утратили определенность.
Лена Вовк
[1] Строительные компании были включены в список финансовых компаний в связи с тем, что их договорные отношения с клиентами, как правило, сегодня подразумевают сложные инвестиционные схемы, а недвижимость нередко используется как инвестиционной инструмент..
[2] Респондентам был задан открытый вопрос: «Кто, какие люди, по Вашему мнению, сдают кровь для лечения других людей, являются донорами крови?».
