За нас формируют образ и мнение об иммигранте, причем разные группы делают это по-разному: у каждой из них есть свои функции и задачи. В итоге мы сталкиваемся с одной системой оценок на форуме в интерете - и с совершенно другой на страницах научного издания. Об освещении проблемы иммиграции в разных дискурсах - начиная от академиков и публичных политиков и кончая журналистами - в статье Владимира Мукомеля из журнала "Вестника общественного мнения" (№1 за 2005 г.) (Левада-центр).
«Слова могут изменять смысл в зависимости от взглядов тех, кто их употребляет» [1]
В какой мере обсуждение проблем миграции и миграционной политики базируется на одном и том же контексте: говорят ли журналисты, государственные служащие, публичные политики и научные работники на одном и том же языке, вкладывают ли одно и то же понимание процесса в обсуждении проблемы? Пересекаются ли их дискурсы? [2]
Любой текст, посвященный актуальной проблеме, содержит либо должен содержать: выявление и описание проблемы; ее оценку; рассмотрение путей решения проблемы; выбор наиболее эффективного решения; оценку возможных последствий. Функции журналиста — сбор, обработка и распространение информации с помощью СМИ, конструктив — не его компетенция. Академическому работнику, специалисту в области миграции интересен не только анализ проблемы, но и обсуждение путей ее решения. Для чиновника же превыше всего поиск наиболее эффективного решения проблемы. Публичного политика интересует, в первую очередь, значимость проблемы в ряду других: если есть иные приоритеты, она обречена быть вне поля его зрения. Но если она признается обществом первоочередной — его задача пропагандировать свое видение проблемы, ее оценки и решения.
Уже различие функций предопределяет дифференциацию дискурсов: сказываются различия в образовании, менталитете, поведении, оценке своей социальной роли. Различна и подача материалов: кроме академических работников никого не интересуют вопросы дефиниций; в газетной статье, докладной записке инородным телом выглядит текст «с одной стороны, с другой стороны», практически неизбежный в научной публикации. Стилистика, ход рассуждения, стоящая за ними идеология — компоненты дискурса — формируют особенности масс-медийного, чиновничьего, политического и академического дискурсов о миграции.
И здесь уже закладываются основы взаимного непонимания: в одни и те же термины вкладывается различное толкование. Неоднозначность толкования влечет преувеличение/недооценку остроты проблемы и возможных путей ее решения. Очевидна, например, потребность в однозначном употреблении понятия «незаконный мигрант». Кто это: иностранцы или также и российские граждане, не имеющие регистрации? На чем основываются оценки их численности: это лица, незаконно находящиеся на территории России постоянно, или те, кто в течение какого-то срока — дней, месяцев — нарушал правила? Есть разница, живут ли у Вас в гостях в течение года или нескольких дней.
Другая проблема: своеобразным водоразделом между дискурсами является отношение к этническому фактору. Выпячивание этничности мигрантов, преувеличенное ее значение подчеркивается в масс-медийном дискурсе, проговаривается в публично-политическом дискурсе, подразумевается в чиновничьем и учитывается (наравне с иными - например, гражданством) в академическом дискурсах.
В СМИ практически не встречается нейтральных по форме представления материалов, посвященных иммигрантам. Российская журналистика преследует цель эмоционального описания миграционных проблем и формирования общественного мнения, базирующегося на таком восприятии.
Основными составными такого конструкта становятся метафоры (по меткому определению Н.Д. Арутюновой, «метафора — приговор без суда»), примеры, броские фразы, описания, визуальные образы.
«И везде, везде стоят кучками кавказские мужчины или сидят на корточках по своему обычаю, и гомонят, и каркают воронами, и смотрят нагло и свысока, ощупывают женщин масляными глазами. Жалко Москву, которую отдали на поругание бойкой гвардии жизнеспособных и непотопляемых «гостей с Кавказа» [3].
Образ иммигранта формируется с помощью характеристик, вызывающих исключительно отрицательные эмоции: страх, отчуждение, неприятие или брезгливость, что независимо от исходной интенции автора работает на создание образа «опасного чужого» [4]. Согласно анализу В.Н. Титова, все социальные контексты, в которых упоминаются этнические мигранты, можно объединить в два взаимосвязанных тематических блока: а) этнические иммигранты и неформальная экономика; б) этнические мигранты и криминальная экономика. Следствием селективной типизации является то, что мигрант начинает прочно ассоциироваться именно с нелегальными сферами экономики.
СМИ прибегают и к другим деструктивным дискурсивным стратегиям, направленным на конструирование повышенной опасности, исходящей от мигрантов. Одной из них является гиперболизация проблемы (например, популярное утверждение, что изменение этнического состава территорий вследствие миграций приобретает угрожающий характер и угрожает национальной безопасности).
Другая — отождествление проблем и их конвергенция: когда незаконная миграция, например, напрямую увязывается с проблемами терроризма, преступности, наркотиков. Читателю навязывается образ одной проблемы — миграция+терроризм, миграция+преступность и т.д. И соответствующий образ иноэтнического мигранта-террориста, мигранта-наркокурьера. А также подсказываются пути решения проблемы: пресечение терроризма = ограничению миграций.
Результатом становится ретрансляция маргинальных псевдонаучных гипотез и совершенно фантастических данных и оценок. Отмечалось, что «основная функция так называемой «статистики», приводимой в публикации прессы в связи с этническими иммигрантами, состоит... в том, чтобы привести некий формализованный аргумент в пользу идеи о том, что иммигранты представляют собой все более возрастающую проблему... Цифры позволяют в дальнейшем переводить рассуждения в плоскость разговоров о «желтой опасности» или «мусульманской угрозе» [5].
СМИ не только транслируют «страшилки», но и сами их производят: еще в начале 1990-х «Известия» утверждали о присутствии 2 млн китайцев на Дальнем Востоке, аналогичные данные позже приводила «Независимая газета» [6]. Что уж говорить о «патриотических» СМИ: «Помня, что китайцев на территории России уже миллионы» [7].
Часто используется прием «драматизации» темы за счет заголовка: «Китайское предупреждение. На плечах мигрантов в Россию въезжают иностранные преступные сообщества» [8]. Особенно им грешат «патриотические» СМИ: «От власти на рынке — к власти в стране (Так албанцы захватили Косово, так кавказцы захватывают Москву)» [9].
Полемичность и провокативность — родовые свойства масс-медиа. Вызывает, правда, недоумение: как смелость журналистов в нагнетании алармистских настроений сочетается с их конформизмом при трансляции высказываний власть предержащих.
Исследователи отмечают изменение к языку вражды самих журналистов: «Все чаще журналисты солидаризуются с некорректными высказываниями, сознательно подчеркивая это... Резко сократилась доля осуждения высказываний тех, кого мы условно называем «представителями государства»... Некоторые детали... позволяют предположить, что журналисты сознательно предпочитают государство за Язык Вражды не критиковать» [10].
Электронные СМИ не более корректны, чем печатные, однако это цветочки по сравнению с тем, что творится в Интернете, в котором миграционный дискурс несет печать бранных маргинальных дискурсов.
Абсолютное большинство высказываний участников националистических форумов помимо вопиющей орфографической и лексической безграмотности пестрит нецензуршиной.
Исследователь приводит несколько из них:
«е┘ я вас с┘и хачевские! Б┘ с┘и хачевские пи┘ры несносные ванючие е┘ы сра┘е немытые торгаши арбузами мать вашу раком ставили с..и б┘ ненавижу вас м┘ков!!!!!!»
«Вы, чернож┘ нехе┘ не придумали! У вас ни одного ученого!... Я не росист, но уж если ты начал базар, то у вас даже мозгов ни на что не хватает!» [11]
Наряду с форумами, где анонимные участники не особо стесняются в выражениях, в Рунете имеется множество сайтов со специфической идеологией и терминологией. Термин «жид» употребляется на 183 тысячах страниц, расположенных на 1,1 тысячи сайтов, «хач» — на 182 тысячах страниц на 1,3 тысячи сайтов, «чурка» — 62 тысячи и 1,3 тысячи, «узкоглазый» — 25 тысяч и 1,4 тысяч, «чернож┘» — 24 тысячи и 1,0 тысячи, «китаеза» — 13 тысяч страниц и 1,2 тысяч сайтов [12].
Основной контингент Интернет-форумов — молодежь. Распространенность брани и агрессии по отношению к иноэтничным мигрантам в Рунете — следствие роста ксенофобий среди молодежи, фиксируемой социологами. По данным мониторинга Аналитического Центра Юрия Левады, 66,5% респондентов в возрасте до 19 лет относятся к цыганам с раздражением, неприязнью, недоверием и страхом, к чеченцам — 64,1%, к азербайджанцам — 48,9% — к евреям — 19,5%. (По всей выборке, соответственно, 52,7%, 52,3%, 29,2% и 11,0%) [13].
Согласно другому исследованию этого же Центра, молодежь чаще аргументирует отрицательное отношение к иностранцам и мигрантам тем, что «они ведут себя нагло и агрессивно, они опасны»: 38% против 29% по всей выборке [14]. При том что основными источниками информации о представителях иных этнических групп для молодежи является телевидение и СМИ, подверженные языку вражды («МК», «АиФ» в первую очередь). Складывается замкнутый круг эскалации ксенофобских настроений, и наиболее подвержена нагнетанию страстей молодежь, имеющая крайне ограниченный жизненный опыт контактов с представителями других этнических групп.
***
В масс-медийном дискурсе о миграции преобладает эретизм — повышенная нервно-психологическая возбудимость и раздражительность (греч. erethizma — раздражение, возбуждение). Не грех упомянуть, что такая повышенная возбудимость, раздражительность при значительной выраженности протекает с агрессивно-разрушительными тенденциями. Наблюдается, в том числе, при олигофрении и посттравматической характеропатии [15].
Было бы удивительно, если бы чиновники не пытались навязать обществу свое, ведомственное видение миграционных проблем, свои оценки вызовов, угроз и путей их решения — в конце концов, это является их основными задачами. Вопрос в том, как это делается.
Миграционные процессы рассматриваются ФМС России исключительно с негативных позиций: «Миграция оказывает негативное влияние на экономическую, социально-политическую и криминальную обстановку. В приграничных регионах незаконная миграция отрицательно сказывается на межнациональных и межэтнических отношениях. Причем отдельные ее проявления даже угрожают национальной безопасности страны» [17].
Обоснованием такой позиции служат данные, вбрасываемые в СМИ. Вот некоторые из них, приводившиеся бывшим Замглавы Администрации Президента В.Ивановым, возглавлявшим в 2001-2003 гг. межведомственную рабочую группу по миграционному законодательству, руководством МВД России и ФМС России [18].
| В. Иванов | А. Черненко | А. Чекалин | Б. Грызлов | |
| Нелегальные иммигранты | 5 млн (апрель 2002) | 3,5 млн (ноябрь 2002) | 10-12 млн (июль 2002), 2,5 млн (апрель 2003), 3,8 млн (февраль 2004), 4 млн (май 2004) | 5 млн (октябрь 2001) |
| Незаконные трудовые мигранты | 6 млн (апрель 2002); 3-4,5 млн (август 2002); 3-7 млн: 2 млн вне сезона, 4,5 млн в сезон, (декабрь 2004) | 5 млн (апрель 2003), 3,5 млн (ноябрь 2003) | 5 млн в Москве (апрель 2002) | |
| Трансферты, млрд долларов | 7-8 (июль 2002); 8 (декабрь 2004) | 13-15 (ноябрь 2003), 2,5-3 (февраль 2004) | 1, потери бюджета (октябрь 2001) | |
| Численность китайцев | 1-2 млн на Дальнем Востоке (ноябрь 2003) | 3 млн иностранцев на Дальнем Востоке (март 2001) |
В. Иванову принадлежат и некорректная оценка возможной численности нелегалов к 2010 г. в 19 млн человек, и странная оценка численности иностранцев на территории России: «...у нас осело примерно 35 миллионов человек. Реально предположить, что новых «соотечественников» у нас гораздо больше».
Продуцирование фантастических, если не сказать провокационных данных сопровождается нетранспарентностью процесса оценки угроз, выработки решений и закрытостью информации.
Все оценки, выдаваемые чиновниками, имеют один источник — «экспертные оценки». Кто эти неведомые эксперты? Каковы их методики? И в 1990-х годах ФМС России грешила закрытостью оценок, и тогда непросто складывался диалог с научной общественностью. Однако представители службы активно выступали и в среде специалистов, и в научной печати, отдавая отчет в необходимости двухсторонней коммуникации с социумом. Сегодня превалирует не коммуникационная, а информационная функция: нас информируют, доводят до сведения. Порочная практика «доложил — ушел» получила самое широкое распространение. Нет текстов, которые можно обсуждать, — есть лишь интервью.
Главный недостаток нынешнего ведомства — отсутствие понимания, что социальные процессы вероятностны по своей природе. И самое сложное — адекватная оценка спектра возможных последствий предлагаемых решений («думали как лучше, а получилось — ...»).
Принадлежность силовому ведомству играет определяющую роль в контексте прорабатываемых решений: в одном из последних интервью А. Черненко среди задач, стоящих перед ведомством, неожиданно называет «вооружение личного состава, проходящего службу в «горячих точках» [19].
Специфика чиновничьего дискурса порождает особенности практик. Сегодня руководство ФМС много говорит о борьбе с незаконной занятостью. Необходимость такой борьбы не вызывает сомнений, сомнения вызывают методы. Типичный сюжет на ТВ: иммигранты, проработавшие неделю на хозяина, не оформившего их отношения с Законом, депортируются из России. Никто им, разумеется, ничего не заплатит. Поблагодарят ли они службу за такую «защиту» их прав?
Во всем, по мнению ФМС, виновны недобросовестные работодатели, стремящиеся-де к сверхприбылям и нещадно эксплуатирующие иммигрантов. Так ли? Очевидно: нелады в государстве, где штраф за незаконное использование иностранной рабочей силы ниже, чем стоимость оформления лицензии, где работодатель должен несколько месяцев получать эту лицензию, где существуют фирмы, работающие под носом МВД, гарантирующие получение вожделенной лицензии в кратчайшие сроки — но за другие деньги. Рвение, с которым ФМС намерено защищать права мигрантов, внушает скорее тревогу, нежели оптимизм.
Почему ФМС не задается вопросом: какие меры необходимы для сокращения незаконной миграции наряду с привычными силовыми? А ведь тривиально: «незаконными» являются те мигранты, которые не укладываются в прокрустово ложе Закона. Ложе же таково, что любой человек, не зарегистрированный в течение трех дней, становится незаконным мигрантом. Понятно также, что если срок регистрации свести к нескольким часам, то «незаконными» станут все мигранты, увеличить до пяти дней, как в Киргизии, — их станет меньше в разы.
Отдает ли руководство ФМС России отчет в том, что рост численности незаконных мигрантов — прямое следствие деятельности ведомства? Снижение численности регистрируемых иммигрантов в начале 2000-х стало следствием их недоучета: иммигранты стали нелегалами из-за сложности новых процедур и общей неразберихи [20].
Особенно много вопросов возникает по причине нетранспарентности миграционной политики. А. Чекалин заявляет: «Миграционная карта стала эффективным инструментом по отслеживанию миграционных потоков и послужила мощным стимулом для вывода из тени нелегальной рабочей силы» [21]. И мы должны поверить на слово? Кто знаком со статистикой: откуда приезжают, куда, на какой срок, кто? Да и есть ли такая статистика? Работники ФМС заявляют о завершении работы над соответствующими базами данных лишь в 2005 г.
Есть такой анекдот: приезжает Василий Иванович из Англии с деньгами. Петька его спрашивает: "Откуда деньги?" — Да вот, ехал в поезде, предложили сыграть в очко. У меня девятнадцать, а банкующий говорит: «Очко». — Покажи, говорю, карты. — У нас отвечает, у джентльменов, принято верить на слово. — С тех пор мне и поперло.
...Мы — не джентльмены.
Нужны конкретные шаги, а не прожекты, типа разработки программы добровольного переселения соотечественников или Миграционного Кодекса. (Учитывая частоту реформирования ведомства и скорость, с которой меняются его руководители, последняя идея напоминает притчу про Ходжу Насреддина: «за это время либо шах, либо я, либо осел сдохнет»).
Нужно устранить абсурд в законодательстве, облегчить процедуры регистрации пребывания и проживания (сделав ее действительно уведомительной), вида на пребывание и жительство, лицензии на привлечение иностранной рабочей силы, жестко контролировать выполнение законодательства. Первоочередное — лишить кровной заинтересованности рядового милиционера в наличии сонма незаконных мигрантов.
А не только рапортовать о выполнении... Мы — не джентльмены...
Рвение, с которым руководство ведомства меняет позицию на 180 градусов, в одночасье превратившись в ярого сторонника либерализации регистрации пребывания после того, как Президент озвучил такую идею в отношении граждан Украины, заставляет задуматься о наличии позиции как таковой.
Миграционная политика сегодня — не только идеологический, но и осязаемый электоральный ресурс. Дискурс публичной политики четко структурирован: зная, к какому политическому спектру принадлежит политик, можно предсказать его точку зрения на миграционные процессы.
Правые, либеральные политики занимают позицию с акцентом на соблюдении прав мигрантов, активной политики по привлечению иммигрантов исходя из долгосрочных экономических и демографических интересов России.
Их основные аргументы [22]:
Иммиграция — единственный путь избежать демографической катастрофы и дефицита трудовых ресурсов в ближайшем будущем. (А. Чубайс: «...Иммиграция в Россию имеет глубинные экономические корни... у нас в стране сплошь и рядом просто не хватает рабочих рук....»).
Иммиграция — путь решения геополитических проблем, укрепления обороноспособности России. (Г. Явлинский: «Государственный подход к миграционной политике должен быть основан ... на понимании огромной роли переселенцев в ... обеспечении безопасности ее границ». Б. Немцов: « Мы говорим генералам: "... останетесь без армии").
Иммиграция, в контексте стоящих перед Россией вызовов в век глобализации, не имеет альтернативы. (А. Чубайс: «У нас уже нет выбора — будет иммиграция или нет, а есть лишь выбор — будет ли она управляемой, легальной, с приоритетом для русских и знающих русский язык, имеющих образование, способных и умеющих работать, — либо она будет неуправляемой, нелегальной, криминальной и криминогенной, порождающей коррупцию и ненависть к приезжающим у коренного российского населения»).
Иммигранты, предприимчивые и энергичные, могут сослужить неоценимую службу России. (Б. Немцов: «Я был губернатором... Если бы не русские беженцы из Средней Азии, у меня бы сельские школы все закрылись. ... Если бы не они — не было бы построено 2 тысячи километров дорог»).
Надо стимулировать иммиграцию из стран ближнего зарубежья. (А. Чубайс: «У нас есть уникальное преимущество — 25 миллионов русских за рубежом. Ничто не мешает сказать им громко и ясно: "... возвращайтесь на родину, вас ждут дома"»).
Левые, «национал-патриоты», более озабоченные социальными последствиями миграций являются сторонниками жесткой линии в области миграционной политики, рассматриваемой в контексте ориентации на изоляционизм. Однако имеются нюансы в его трактовке между левыми и «национал-патриотами»: если последние упирают на негативные последствия притока иноэтничных мигрантов («глобальный изоляционизм»), то первые не могут до конца отказаться от родового наследия интернационализма, упирая на позитивные последствия притока русских иммигрантов из ближнего зарубежья («селективный изоляционизм»).
В отличие от «национал-патриотов», коммунисты не педалируют «национальный воспрос». Руководство КПРФ более тонко строит тактику — не ругая «иных», а апеллируя к «своим», т.е. русским. Г.Зюганов свое обращение начинает фразой «Русские! Нас в России 120 миллионов. Мы — огромная сила. Вот почему нас сейчас стараются разъединить и, следовательно, уничтожить как нацию. Если нет соборного единения — нет Святой Руси, нет будущего у русского народа...», а завершает призывом: «Отечество в опасности! Русские, соединяйтесь!» [23].
Левые, идейно солидаризируясь с «национал-патриотами», избегают артикулировать свою позицию по вопросам миграционной и национальной политики, способную отторгнуть пожилой электорат. Лидеры КПРФ практически не высказываются на эту тему, но сайт КПРФ пестрит ссылками на родственные «национал-патриотические» сайты, где рамки дискуссии не ограничены условностями.
Основные тезизы левых и «национал-патриотов» [24]:
Россия стала проходным двором для незваных иммигрантов, чрезмерные масштабы миграций приобрели неуправляемый характер. (Д. Рогозин: "...созрело понимание необходимости пресечь свободное перемещение по стране орд незваных переселенцев").
Миграции угрожают национальной безопасности, особенно вследствие изменения этнического состава территорий. (В. Илюхин: «Если не взять под контроль этот миграционный поток, то можем получить ситуацию, аналогичную косовской: коренное население постепенно превратится в меньшинство, а мигранты, почувствовав свое численное превосходство, поставят вопрос о независимом государстве»).
Незаконные мигранты — представители иных этнических групп. (А. Ткачев: «Определять законный мигрант или незаконный можно по фамилии, точнее, по ее окончанию. Фамилии, оканчивающиеся на «ян», «дзе», «швили» и «оглы» — незаконные, так же, как и их носители»).
Иммигранты контролируют отдельные сектора экономики, вытесняют коренное население на рынке труда. (Д. Рогозин: иммигранты ведут «себя как захватчики, оккупируя целые сектора экономики и отбирая у коренного населения наиболее выгодные виды деятельности»).
Миграционная политика должна исходить из приоритета приема русских из ближнего зарубежья. (Г. Селезнев: несправедливо, когда «любой гражданин с африканского или американского континента и россиянин, живущий на Украине или в Казахстане, полностью уравнены в правах»).
Особенностью дискурса левых политиков и «национал-патриотических» лидеров является с трудом сдерживаемая у левых и несдерживаемая у «национал-патриотов» эмоциональность.
Особняком выделяется В. Жириновский, артикулирующий дискурс подворотни: «...я обещаю выгнать всех китайцев и среднеазиатов...». Забавно обоснование: «русский человек — это герой, ему в космос летать хочется, а купечество и коробейничество у нас никогда в почете не были... В малый бизнес устремятся, прежде всего, азербайджанцы, армяне, китайцы и вьетнамцы, которые окончательно подорвут российскую экономику» [25].
Рассматривая особенности политического дискурса, было бы нелогично игнорировать позицию центристских политиков. Сложность, однако, в том, что таковых нет — эта диспозиция монополизирована Президентом России. Еще большая сложность — в опасности ее неадекватного прочтения и интерпретации.
А как ее интерпретировать, если В.В.Путин призывает соотечественников приезжать в Россию, а неделей позже раскассирует компетентное ведомство, отвечающее за национальную и миграционную политику? Когда он недвусмысленно выражает озабоченность демографическими проблемами России (и встречается с наиболее компетентными демографами), но, акцентируя внимание на незаконной миграции, передает вопросы миграционной политики в МВД России? Возможно, прав публицист «Завтра», заметивший: «общество в целом выступает против заселения своих регионов выходцами с Кавказа и из Средней Азии, но практически никто не изъявляет желания реально противодействовать иммигрантам. Отсюда вытекает представление о глубокой инертности общественного мнения в РФ и его холуйского ожидания решений «барина» [26].
Создается впечатление, что левые и правые публичные политики живут в разных мирах и говорят на разных языках (последнее справедливо не только в переносном смысле); единственная точка соприкосновения — взгляды на иммиграцию русскоязычного населения из новых независимых государств.
Лейтмотивом правых является аппеляция к позитивным стратегическим проекциям, («будет лучше, если...»), повышенное внимание к социально-экономическому контексту. Левые и «национал-патриоты», чувствительные к социально-культурному контексту, напротив, аппелируют к сегодняшним вызовам и угрозам, их лейтмотив — «плохо, потому что...»,. При этом игнорируются всякие поползновения задать вопрос: а каковы последствия реализации их подходов к миграционной политике?
Попробуем проиллюстрировать особенности академического дискурса на примере публикаций специалистов по двум злободневным проблемам миграционной политики.
В научном дискурсе присутствуют не только негативные оценки последствий незаконной миграции и незаконной занятости, но и попытки взвешенного анализа происходящих процессов; разговор строится в контексте pro et contra.
Во первых, указывается определенная неадекватность исходных взглядов на нелегальную миграцию: «в настоящее время зачастую вся миграция представляется как сугубо нелегальная. А вся нелегальная миграция представляется в сугубо негативном плане, как порождающая различные острые проблемы» [27].
Специалисты подвергают сомнению данные, которыми оперируют чиновники: «в публичный оборот постоянно поступают пугающие своими масштабами и при этом недобросовестно трактуемые, не совпадающие с результатами многочисленных исследований цифры, методика получения которых остается тайной даже для их авторов». Г. Витковская указывает на элементарные статистические неувязки, на которых базируются такого рода оценки [28].
Неверные исходные позиции определяют неверные решения: «У российских властей те очевидные негативные проблемы, которые встают в связи с незаконной миграцией (да и с миграцией вообще), вызывают «естественную» реакцию отторжения: запретить, не пускать, выслать... К сожалению, эта позиция распространяется не только на незаконную, но на всю миграцию...» [29].
Во вторых, незаконная миграция рассматривается в контексте альтернативных вызовов и угроз национальной безопасности: «Присутствием на своей территории незаконных мигрантов из сопредельных стран Россия «расплачивается» за безопасность на своих границах, поскольку благодаря заработкам в России поддерживается относительная социальная стабильность в соседних странах...» [30].
В третьих, откровенно говорится о стыдливо умалчиваемом: иммиграция в Россию «представляет собой еще одну форму «неоколониализма».... Поэтому такая иммиграция чрезвычайно выгодна странам-реципиентам, а нелегальная миграция выгодна вдвойне, по той простой причине, что именно бесправный нелегал особенно удобен для эксплуатации без всяких ограничений. Выгоды от иммиграции дисперсны, их ощущает каждый, кто сталкивается с иммигрантом как работодатель, арендодатель, потребитель услуг, даже «правоохранитель и т.д.».
Важнейший, быть может, вывод: «Централизованная же борьба с иммиграцией, в том числе и нелегальной, — пустой звук, потому что это борьба против очевидных интересов собственного населения, а такую борьбу не удавалось еще выиграть ни одной власти» [31].
Если ориентироваться на публикации масс-медиа, выступления чиновников и политиков, идет лавинообразный рост числа китайцев, оседающих на российских территориях. Выводы специалистов прямо противоположны.
Во первых, по их оценкам, численность китайцев на порядок ниже: постоянно в России находится не более 400 тысяч китайцев, включая и законно пребывающих [32]. Около 90% китайских мигрантов — временные мигранты-челноки [33]. Российское иммиграционное законодательство, по мнению зам. директора Института Дальнего Востока РАН В. Михееева, нарушает 30-50 тысяч человек, а на Дальнем Востоке постоянно пребывает около 200 тысяч китайцев [34]. По данным Е. Мотрич, вид на жительство в дальневосточном округе получил в 1999-2002 гг. 701 гражданин КНР, российское гражданство — 71 человек, зарегистрировано 228 браков с китайцами [35].
Во вторых, на Дальнем Востоке уже во второй половине 1990-х интенсивность китайской иммиграции заметно снизилась [36]. К аналогичным выводам пришли несколько позже и западные специалисты [37].
В третьих, присутствие китайцев носит сезонный характер. Предпринимательская деятельность ограничена сельскохозяйственными и строительными работами, где занято до 90% приезжающих, мелкой торговлей, организацией небольших предприятий общепита. В настоящее время китайская иммиграция «не наносит вреда демографическим параметрам региона и при определенном квотировании... не опасна для геополитических интересов России» [38]. Надо перестать твердить о демографической экспансии, а подходить к ситуации прагматично [39]; дальневосточные эксперты более озабочены внутрирегиональными миграциями, нежели китайским присутствием [40].
Возможность массового притока китайских иммигрантов в ближайшие годы вызывает сомнения: «Нет в мировой практике того, чтобы была массовая миграция из стран с более высокими темпами экономического развития, к которым сейчас, конечно, относится Китай, в страны не с такими высокими темпами» [41]. В 2003 г. средняя заработная плата рабочих и служащих в Китае составляла 14040 юаня в год (около 142 долларов в месяц; по паритету покупательной способности сравнение в пользу Китая) [42]. Приграничные регионы России уже сегодня отстают от сопредельных районов Китая по социально-экономическим показателям [43].
Наконец: сегодня китайцев Россия интересует лишь как место, где можно зарабатывать деньги [44]. Возможно, разумнее пошире открыть двери китайцам на границах страны. Стратегический вопрос о китайской иммиграции «должен быть переведен из плоскости «как предотвратить?» в плоскость «как организовать?» иммиграцию и совместное проживание» [45]. В чем исследователи единодушны — необходимо предотвратить формирование «чайна-таунов».
Научные работники не ревизуют те аргументы, которые выдвигаются в пользу реструктивной миграционной политики — они на них иначе смотрят: «постоянное подчеркивание и преувеличение нежелательных последствий иммиграции (подчеркнем еще раз: они реальны, а не вымышлены) дает обильную пищу для политической игры, в некоторых случаях беспроигрышной, сулящей электоральный успех и другие политические дивиденты. Но такая игра может увести Россию очень далеко от тех реальных задач, без которых она... скатится на положение второстепенной, а то и третьестепенной страны, и, возможно, не обойдется без крупных территориальных потерь». Альтернативой является достижение широкого общественного консенсуса и консенсуса политических элит в вопросе об иммиграции и выработка на его основе эффективной миграционной стратегии. Целями такой стратегии должно стать активное привлечение иммигрантов, их успешная интеграция в российский социум и нейтрализации возможных отрицательных последствий растущей доли иммигрантов и их потомков для населения России [46].
Особенностью научного дискурса является дистанцирование от политической конъюнктуры; доминирующей его чертой является увязка проблем миграционной политики с социально-экономическим и политическим контекстом. В то же время явственно ощутим вакуум исследований в области экономических последствий миграций, слабо учитываются социокультурные аспекты массовых миграций. Без анализа этих проблем научный дискурс недостаточно фундирован и убедителен, в том числе — для чиновников и политиков.
Российские дискурсы — с поправками на особенности политической культуры российского общества — корреспондируются с аналогичными зарубежными дискурсами. Анализ последних дает некоторые ориентиры возможного вектора российских дискурсов после терактов августа-сентября 2004.
Если обратиться к дискуссиям, ведущимся в США — стране иммигрантской со стародавними традициями, — то мы увидим, что решающее значение в трансформацию дискурса сегодня вносят не столько экономические аргументы, сколько политические и социокультурные вызовы.
«Новые иммиграционные дебаты» в США 1990-х проходили в новых условиях изменения этнического состава населения и вялости экономики. Ключевой темой дискуссии в этой обстановке становится проблема незаконной миграции, особенно в южных штатах. «Новые аргументы в пользу ограничения иммиграции концентрировались на окружающей среде, экономике, дефектах настоящей системы и ассимиляционных проблемах» [47].
Характерной чертой становится диспропорциональное отражение проблем иммиграции в прессе в терминах «плохих новостей»; три наиболее влиятельные темы публичного дискурса отражают влияние иммиграции на экономику, культуру и политику США. Вклад иммигрантов в «плохие новости» фокусируется на следующих областях: преступность, столкновение культур, легальный статус, экономические издержки, социальные бенефиции, занятость и иммиграционная политика.
Противоречие между экономическими потребностями и новыми социокультурными вызовами порождало дуализм, «амбивалентное гостеприимство», по выражению американских исследователей: «С одной стороны, мы приветствуем чужестранцев работать и жить среди нас, с другой стороны мы презираем и поносим иммигрантов или группы меньшинств, которые уклоняются от доминирующей культуры» [48].
Ситуация кардинально изменилась после 11 сентября. Если до этого времени дискурс строился в контексте «за» и «против», а пики ломались вокруг легализации незаконных мигрантов, после теракта резко изменилась тональность и проблематика публикаций.
Основной темой стала проблема безопасности, а когда обнаружилось, что большинство террористов легально находились на территории США, наиболее проблемной частью иммигрантов в представлении СМИ стали те из них, которые прибыли в США легально с террористическими намерениями.
Тематика, актуальная еще летом 2001 («Вытащить из тени», Time, July 30, 2001, статья о проблемах легализации), перестала быть таковой. На смену пришли другие заголовки статей с другим содержанием: «Надлежащая граница?», Time, Oct. 29, 2001 ("как отделить тех, кто хочет посетить Мир Диснея от тех, кто хочет взорвать его?"); «Гостеприимная подстилка для террористов», U.S.News&World Report. Oct. 8, 2001 (акцент на отличиях ценностей и норм иммигрантов в терминах различий между западной цивилизацией и исламом); «Терпя нетерпимость», Newsweek, Nov. 5, 2001 (о необходимости усиления мер безопасности и новой иммиграционной политике); «Соседский вызов», Newsweek, Dec. 4, 2001 (о «закручивании гаек иммиграции») [49].
Восточный дискурс в журналах широко использовал стереотипы для представления «нежелательных элементов» в объяснении причин атак. Политические страхи стали более важны, чем экономические, тогда как культурные опасения стали более избирательны, чем до атак.
Резкая смена дискурса СМИ — естественная реакция на трагедию — затронула и академические круги. Все известные в России антимигрантские аргументы прекрасно вписываются в американский академический дискурс.
К схожей аргументации прибегает С. Хантингтон в одной из последних публикаций. По мнению С. Хантингтона, в отличие от предшествующих групп мигрантов, мексиканцы и другие латинос не ассимилируются в американский мейнстрим, формируя взамен собственные политические и лингвистические анклавы и отвергая англо-протестантские ценности, на которых основывается американская мечта. Культурная граница между испано-американцами и англо-американцами может заменить расовое деление между черными и белыми как наиболее серьезный раскол в американском обществе. Характерен подзаголовок, вынесенный на обложку журнала «Как испаноговорящие иммигранты угрожают идентичности, ценностям и образу жизни Америки» [50]. Аналогичный подход демонстрирует и З. Бжезинский, озабоченный изменением этнодемографического состава США [51]. В то же время раздаются голоса, призывающие не увлекаться препонами, устанавливаемыми на пути иммигрантов. Нобелевский лауреат по экономике Г.Беккер, например, предлагает облегчить легальную иммиграцию, отдав первенство иммигрантам из стран, с которыми США имеют соглашения о свободной торговле, в том числе — из Канады и Мексики [52].
Российские дискурсы идут в русле аналогичных дискурсов в других странах. Однако имеется и специфика: в западной традиции несдержанность, эмоционально окрашенные нетолерантные оценки — нонсенс для журналиста; некомпетентность и нетранспарентность принятия решений — нонсенс для государственного служащего (только публичному политику это позволительно, «что дозволено Юпитеру...»); молчание — как реакция на недопустимое поведение журналиста, политика, чиновника — нонсенс для специалиста. В силу особенностей российской политической культуры, у нас не так...
Другое кардинальное отличие — взаимопроникновение, коммуникации между различными дискурсами как необходимое условие согласования позиций и общественных интересов и выработки консенсуса относительно миграционной политики присуще западной традиции. Но не российской: масс-медийный, чиновничий, политический и академический дискурсы о миграции и миграционной политике существуют изолированно; коммуникации между ними определяются почти исключительно политическими пристрастиями их участников.
Эти дискурсы все более сегментируются, а их движение центробежно. Единственное пересечение дискурсов — нагнетание алармистских настроений. Справедливо замечание Н. Мкртчяна: «В области миграционной политики оформилась еще одна тревожная тенденция: сторонники «охранительной» и «либеральной» стратегий существуют как бы в параллельных мирах, крайне редко соприкасаясь друг с другом. Все это контрпродуктивно и не способствует поиску истины. Пока мы не научимся грамотно и корректно, с фактами в руках обсуждать серьезные проблемы в сферах политики, экономики, экологии, демографии, миграции, в обществе будут рождаться мифы и фобии, плодиться химеры массового сознания» [53].
Примечания
[1] Гийому Ж., Мальдидье Д. О новых приемах интерпретации, или проблема смысла с точки зрения анализа дискурса // Квадратура смысла. М.: 1999, с. 142
[2] Под дискурсом понимается коммуникативное событие, заключающееся во взаимодействии участников коммуникации посредством вербальных текстов и/или других знаковых комплексов в определенной ситуации и определенных социокультурных условиях общения. В данной статье, посвященной публикациям по миграционной тематике используется лингвистическое понимание дискурса: «связный текст в совокупности с экстралингвистическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте» (Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990. — С. 136-137).
[3] «МК», 2001, 26 июля
[4] В.Н. Титов. О формировании образа этнического иммигранта (анализ публикаций прессы) // «Социологические исследования», 2003, № 11
[5] В.Н. Титов, указ.соч.
[6] «Известия», 1993, 2 ноября; 1994, 30 ноября; «Независимая газета», 2001, 7 июня.
[7] «Советская Россия» № 139(12482), 11 декабря 2003 г.
[8] «Новые Известия», 2003, 14 ноября.
[9] «Завтра», № 4(479), 2002, 21 января
[10] Галина Кожевникова. Язык Вражды в предвыборной агитации и вне ее. Мониторинг прессы: сентябрь 2003 — март 2004 г. xeno.sova-center.ru/213716E/21728E3/3623772
[11] «Неонацистские ресурсы Интернета в России», antirasizm.ru
[12] Там же
[13] Мониторинг, ноябрь 2004. Репрезентативная выборка по России — 2107 человек, выборка молодежи до 19 лет — 153 человека. Формулировка вопроса: «Как Вы в целом относитесь к (национальность)?», ответы — «С раздражением, неприязнью» и «С недоверием, страхом».
[14] Опрос городского населения России, январь 2003. Выборка — 4500 человек.
[15] Вадим Блейхер, Инна Крук. Толковый словарь психиатрических терминов. М.: 1995, bookap.by.ru/genpsy/slovar/gl28.shtm)
[16] Под чиновниками здесь и ниже понимаются государственные служащие, в компетенцию которых входят вопросы миграционной политики.
[17] А. Черненко. Источник: Агентство Бизнес Новостей (www.abnews.ru) , 28.06.2002
[18] Использованы материалы: Население России 2001. Под ред. А.Г. Вишневского, М.: 2002, с. 133-134.
[19] Ириада Семенова. Ваш паспорт, ФМС // «Российская газета», 2004, 9 октября, rg.ru/2004/10/09/chernenko.html
[20] Мкртчян Н. Возможные причины снижения иммиграции в Россию в 2000-2001 гг. // «Вопросы статистики», 2003, № 5, с. 47-50.
[21] www.uhr.ru/index/jobmarket/russia/7053,0.html
[22] См.: Чубайс А.Б. Миссия России в XXI веке // «Независимая газета», 2003, 1 октября; www.yavlinsky.ru/said/documents/print.phtml?id=391; «Газета», 2002, 2 июля; Человеческий ресурс и конкурентоспособность России в XXI веке. Вып. 21, М.: июнь 2004, с. 17
[23] Геннадий Зюганов. Спасемся и выйдем на верную дорогу. Обращение к русскому народу // «Завтра», 2003, 3 сентября
[24] См.: www.rogozin.ru/library/386/#_Toc49922066; Партии. Лидеры. Власть. № 68, 22.02.2002 г. www.nikkolom.ru/article/news_plv68.htm «7 дней», 2001, 11 января; www.akdi.ru/gd/pl_sl/K26/101202.htm; И. Бедеров. Незаконная фамилия // «Новая газета», 2002, 11 июля
[25] www.uzland.uz/2003/december/13/04.htm; politics.pravda.ru/politics/2003/1/5/398/14737_Zhirinovsky.html?1
[26] Александр Нагорный. Еще не вечер (C майского заседания «Клуба яйцеголовых») // «Завтра», 2000, 7 мая
[27] Миграция и национальная безопасность, Вып. 11, МГУ, «Макс-Пресс», М.: 2003, С. 9
[28] Г. Витковская. Трудовая миграция как пробный камень толерантности российского общества. www.migrant.ru/cgi-bin/vestnik.pl?issue200403/article12.shtml
[29] И. Ивахнюк, Р. Дауров. Незаконная миграция и безопасность России: угрозы, вызовы, риски // Миграция и национальная безопасность, Вып. 11, МГУ, «Макс-Пресс», М.: 2003, С. 33
[30] И. Ивахнюк, Р. Дауров. Указ. Соч., С. 34
[31]Перспективы миграции и этнического развития России и их учет при разработке стратегических направлений развития страны на длительную перспективу. М.: ИЭПП, 2004, с. 55
[32] Гельбрас Виля. Китайская миграция и китайские землячества в России // Мир в зеркале международной миграции. М.:, «Макс-Пресс», 2002, с. 29; развернутый анализ оценок китайского присутствия см. в: Население России, 2001, с. 131-133
[33] Карлусов В., Кудин А. Китайское присутствие на российском Дальнем Востоке: историко-экономический анализ // «Проблемы Дальнего Востока», № 5, 2002, с. 85
[34] Василий Михеев. Новый этап отношений // «Ведомости», 2004, 20 октября, с. 4
[35] Доклад на научном семинаре «Миграционная ситуация в центральной и северо-западной России», Москва, 11-12 ноября 2004.
[36] Миграционная ситуация на Дальнем Востоке: история и современность, с. 76-77.
[37] К. Гизе. Мобильность и миграция в Китае // Народонаселение и экология — ключевые факторы реформ. Институт Дальнего Востока РАН, Вып. 3-4, М.: 2003, с. 114.
[38] Миграционная ситуация на Дальнем Востоке: история и современность, с. 76-77
[39] Владимир Курилов», Указ.соч.
[40] Опросы 1999 г. и 2001 г. Подробнее см.: Современная миграционная ситуация в приграничных районах Дальнего Востока. ИСПИ РАН, М.: 2001, с. 34-35.
[41] Человеческий ресурс и конкурентоспособность России в XXI веке, С. 12
[42] China Statistical Yearbook. 2004, p. 153
[43] В.Г. Дацышен. Гастербайтеры на востоке России: масштабы явления, перспективы и проблемы // «Мост через Амур». Внешние миграции и мигранты в Сибири и на Дальнем Востоке. М.; Иркутск: Наталис, 2004, с. 55
[44] Светлана Соболева, Ольга Чудаева. Иностранные мигранты на российском рынке труда // «Миграция и национальная безопасность», с. 92.
[45] Перспективы миграции и этнического развития России и их учет при разработке стратегических направлений развития страны на длительную перспективу, с. 83.
[46] Там же, с. 98
[47] Dinnerstein, Leonard and Reimers, David M. Ethnic Americans: A History of Immigration. 4th ed. New York: Columbia Press, 1999, p. 202
[48] Dinnerstein, Leonard and Reimers, David M. Указ. соч., p. 2
[49] Использовано исследование Goran Goldberger. Portrayal of Immigrants in Newsmagazines // «Migracijske i etnicke teme», god. 20, br. 1, Zagreb, 2004, pp. 7-29. Автором анализировались 78 статей в Time, Newsweek, U.S.News&World Report, опубликованных за три месяца и спустя три месяца после 11 сентября 2001 г.
[50] Huntington S.P. Hispanic Challenge // «Foreign Policy», 2004, March/April, pp. 30,32
[51]Brzezinski Zb. The Choice. Global Domination or global Leadership? N.Y., 2004, pp. 192, 193. Цит. по: Иноземцев Владислав. Богатство «выбора» не исчерпывается предложенными Зб. Бжезинским вариантами // «Свободная мысль — XXI», 2004, № 5(1543), с. 70
[52] Gary S. Becker. The Wise Way to Steam Illegal Immigration // «Business Week», N.Y.: April 26, 2004, Iss.3880, p. 28
[53] Никита Мкртчян. Миграция и средства массовой информации: реальные и мнимые угрозы // «Космополис», Осень 2003, № 3(5), с. 115
