Размышляя о культуре,национализме, языке и модернизации мы ищем правильнуюкартину мира. Что-то нам подсказывает: мы ее потеряли и никак не можемнайти. И это неизмеримо более серьезная проблема, чем поиск конкретных механизмов и инструментов модернизации.
Я не ставлю своей задачейпредставить позицию Русской Православной Церкви по этим вопросам. Этоскорее размышления о церковном контексте тех проблем, которым посвящена сегоднянаша встреча.
Ранее в дискуссии уже прозвучало, что мынаходимся в постимперском состоянии. Дажедвадцать лет спустя мы не можем равнодушно говорить о распаде Советского Союза.Однако мы по-прежнему хотим называть наш мир русским. Мы хотим говорить о русском народе и русской культуре.Между тем, всё это уже давно советское или, точнее, постсоветское. И это не «замороженное» постсоветское, а активноразвивающееся. Я убежден, что мы используем неверные понятия для описанияокружающей нас реальности.
Ценности постсоветской культуры весьмапротиворечивы, и не складываются в единую картину. Эти внутренние противоречияпривели к тому, что мы утратили способность говорить о себе, о предках, друг одруге положительно, создаватьубедительные и привлекательные образы. Во всяком созданном сегодня образе естьподвох - или что-то идеологические неприемлемое, или издевательское, иликартонно-пластмассовое.
Ни в высокой культуре, ни в массовой нетположительного образа современной России. Мы сами себе не нравимся и друг другане уважаем. Что уж тут претендовать на то, чтобы нравиться другим? И какая тутможет быть модернизация?
Цельный образ настоящего отсуствует.Образ прошлого мифологизирован, в нем есть проявленное героическое, и табуированноетрагическое. Нет и ясного образа нашего будущего.
В центре национальной системы ценностейи одновременно – со всеми плюсами и минусами – в центре новой национальноймифологии находится лишь одно событие – ВеликаяПобеда в Великой Отечественной войне. Эта победа воспринимается какединственное «священное» событиенашей истории ХХ века. Празднование Дня Победы сконструировано как религиозноедействие, в котором участвует – или, по крайней мере, которому сочувствуют –большинство россиян.
Так формируется подобиегражданской религии со своими правилами и ритуалами. Тема победы настолько «свята»,что говорить о ней можно только в тех рамках, которые усвоены массовымпостсоветским сознанием[1].
Между тем, в основе этойгражданской религии лежат языческие ценности, смыслы и символы, лишь отчасти модернизированныекоммунистической пропагандой.
Ритуальные формы этойрелигии, в частности, предполагают всеобщеепоклонение огню. Давайте задумаемся: и руководители государства, и простыеграждане приходят поклониться огню, который извергается из пятиконечной звезды,лежащей на земле…
Огонь – многозначный символ.В рамках христианской культуры следует различать огонь Богоявления (например,образ горящего и несгорающего куста - Неопалимой купины) и огонь суда ипроклятия: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный» (Мф. 25, 41).
Однако огонь, выходящий изземли, всегда есть образ ада, геены огненной, гнева Божия... Но даже представителиЦеркви, включая иерархов, продолжают участвовать в этом странном для сегодняшнегодня ритуале. Отдельные священники готовы пойти еще дальше и признать, чтовечный огонь – это гражданская святыня[2].На эту формулу следует обратить пристальное внимание. С христанской точкизрения соединение этих двух слов невозможно. Святость – это неотъемлемоекачество Бога. Всё осталное свято лишь постольку, поскольку приближается кНему. Поэтому употреблять понятие святости в светском, гражданском контекстеневозможно. Но ситуация меняется, если идет формирование гражданской религии,которая требует парарелигиозной риторики.
Что же происходит скультурой, в центре которой находится «День Победы»? На мой взгляд, у этой культурыформируются весьма опасные черты:
В последние годы обостряется конфликт междупостсоветской гражданской религией и русской культурой, вдохновленнойевангельским идеалом.
Здесь мы подходим к оченьважному вопросу: как Церковь относится к современной культуре и какое место вней занимает?
Исследований никто не ведет,однако очевидно, что единого (соборного) ответа у Церкви нет. И вряд ли РусскаяПравославная Церковь - большая Церковь - может сегоднясформировать единую позицию по вопросам, которые не являются сугубо церковными.
Во второй половине ХХ века вЦеркви параллельно развивались несколько во многом самостоятельных субкультур,причем каждая из них – прямо или косвенно претендует на то, чтобы бы бытьвыразителем подлинно церковного опыта.
Перваяцерковная субкультура готоваинкорпорировать элементы советской культуры, и делает это, утверждая, что советская культура более христианская посвоему содержанию, чем современная массовая культура.
Это наиболее многочисленнаягруппа. В нее входят практически все неофиты, в том числе и принявшие священныесан в последние 10-15 лет. В эту группу естественно входят и те православные,которые заявляют о своем членстве в коммунистической партии[4]или прямо говорят о своих глубоких симпатиях к советскому прошлому.
Для этой группы характерностремление к социальной и культурной самоизоляции, крайнее недоверие к любымформам «западного», оформленное целым рядом стойких мифов. Эти мифы как правилоспецифически церковные:
Обобщая можно сказать, что это православие без традиции, то есть усвоенное без личного опытаобщения, по книгам или суррогатным курсам.
Ее представители продолжаютбороться с церковными проблемами ушедшей советской эпохи – экуменизмом иагентами КГБ внутри Церкви, но сегодня это уже не реальные проблемы, афантомные боли.
В недрах этой группыформируется то, что поэт и публицист Ольга Седакова назвала церковной идеологией. Эта идеология «защищаетсвоего адепта от встречи с реальностью и от встречи с Богом, предлагая емуиной, лучший мир, где все ясно и все правильно».[5]
Принять эту субкультуру заПравославие очень просто, а разобраться, что это именно субкультура, а не само Правславие, гораздо сложнее. Этасубкультура, очень цепкая, старается никого не отпускать. Те же, кто все-таки «вырастают из субкультурной церковности,расцениваются ею как гордецы, либералы, модернисты, «апостаты», разрушителицерковных уставов и т.п.»[6]
Втораяцерковная субкультура сохраняетпреемственность с церковным подпольем 1930-50-х годов, с прошедшими лагеря итюрьмы священнослужителями дореволюционного воспитания. Эта группа сознательно и последовательно не принимаетничего советского. Однако делает это спокойно и неагрессивно, понимая, чтомногие годы могут уйти на преодоление советского даже внутри Церкви. ПротоиерейВладимир Воробьев, ректор Свято-Тихоновского университета, говорит о недоверии внутри Церкви как о «тяжеломнаследии советского прошлого».[7]При этом вторая субкультура открыта к современной высокой (не массовой)культуре.
Представители этой группыхорошо понимают универсальный характер восточно-христианской культуры, нознают, любят и ценят те формы культурной традиции, которые сложились в лонерусского Православия.
Эта церковная субкультура, вцелом весьма немногочисленная, состоит из двух основных групп. Во-первых, этонесколько десятков больших приходов преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге.Как общины они достаточно замкнуты, но их миссионерская, образовательная иблаготворительная деятельность известна очень широко.
Опорой этой группы являютсясвященники, которым сейчас по 60-70 лет, и не ясно, как следующее поколениесможет сохранить эти умонастроения. Что сохранится? Что претерпит изменения?Ответов на эти вопросы сегодня нет.
Во-вторых, это приходыЗарубежной Церкви (преоимущественно в Европе, Северной Америке и Австралии),состоящие из потомков белой эмиграции. Их также становится всё меньше…
В церковное управлениепредставители этой группы как правило не рекрутируются, поэтому их влияние вбольшинстве случаев можно почувствовать только на уровне личной коммуникации.
Наконец, третьяцерковная субкультура - как и положено в эпоху постмодерна - с однойстороны заявляет о своей связи с церковным катакомбами, по крайней мере,имитирует эту связь, но с другой стороны полностью воспроизводит советскуюкультурную матрицу. По сути эта группа сохранила стилистку советской пропагандыи лишь заменила ряд терминов и понятий: «Советский Союз» на «Святая Русь», «коммунистический»на «православный» и т.п.
Вербальное и шире – публичное – выражение этой группынередко выглядит малоубедительно и даже карикатурно.
Вот, например, священник Александр Шумскийкомментирует землетрясение в Японии на портале «Русская народная линия»:
«Практическивсе русские люди, в один голос, не сговариваясь, утверждают, что страшныйприродный катаклизм в Японии есть возмездие этой стране за оскорбление нашегоОтечества… После посещения Курильских островов российским Президентом в Япониитоптали его портреты, сжигали и рвали российский флаг. Флаг любой страны естьеё главный символ. Разрывание и сжигание флага означает символическое уничтожениестраны. За символическими действиями, как правило, следуют практические, Японияк ним, очевидно, готовилась. Вот и вернул ей Господь бумерангом то, чтопричитается за ошибочные символические действия и намерения».[8]
Из этих слов вырастает образ жестокого и беспощадногожреца некой национальной веры, который готов проклясть всё, что покушается напостсоветскую гражданскую религию.
Очевидно, что третья группа – это носители полусектантскогосознания внутри Церкви. Именно из них рекрутируются различные «затворники» типа«пензенских сидельцев» и большинство активистов так называемых «православныхпикетов».
В последние три-пять лет в Церкви растетвнутреннее напряжение между формой (именем) и содержанием. Дело в том, чтопоследние 70 лет Церковь в России называется Русской Православной (дооктябрьского переворота – Российской Греко-Кафолической), и сегодня великороссыпретендуют на то, чтобы по своей национальной идентичности Церковь была русскойв узком смысле слова.
Однако в составе Русской ПравославнойЦеркви находятся автономные, в большей или меньшей степени самоуправляемые Церкви Украины, Белоруссии,Молдовы и Прибалтики. Если русский национализм станет основой культурнойполитики Московского Патриархата, то он неминуемо займется подавлением другихнациональных/местных традиций. Однако желаемой националистами унификации небудет. Результат будет противоположным - отделение тех общин, которые придерживаются своих национальных традиций.
В конечном итоге это может можетпривести к дезинтеграции Московского Патриархата и существенному сокращению егоканонической территории. Таким образом, русский национализм следует назватьодной из серьезнейших угроз для Церкви.
И надо сказать, что Патриарх Кириллзанял очень четкую, даже жесткую позицию:
«Нужносоздать невыносимые условия для деятельности любых радикальных группкак среди этнических меньшинств, находящихся в диаспоре, так и средикоренного большинства»[9].
В заявление Патриарха после беспорядков на Манежнойплощади не было ни слова, ни намека на поддержку или симпатию к русскимнационалистам. И это вызвало недоумение, которое было грубо озвученоКонстантином Кинчевым, лидером рок-группы «Алиса», на встрече с православноймолодежью:
«Мне быхотелось, чтобы Русская Православная Церковь, а точнее, наш Патриарх Кирилл небоялся слова «русский» и обращался к нам «русские братья и сестры». Менярасстроила речь Патриарха после событий на Манежке».[10]
Два года назад Патриарх Кирилл впервые заявил о «Русскоммире». Формирование концепции не случайно - это попытка преодолеть реальнуюугрозу радикализации русских националистов внутри Церкви. Концепция «Русскогомира» должна привести с одной стороны к локализации русского национализма, сдругой – к представлению русской культуры как универсальной христианскойкультуры славянских народов, а русского языка как языка международного общения.
Вопрос не в программах и нев финансировании. Первая и главная перемена, которая должна произойти – этопреодоление декларативного характерасистемы ценностей. Мы уже привыкли, что разговор о ценностях ни к чему необязывает. Можно запросто сказать одно, а сделать прямо противоположное. Никто не осудит, на репутации это нескажется.
И это тоже важная и оченьудобная часть постсоветской религии. Я сам выбираю, какие нравственные нормы ипринципы соблюдать сегодня или завтра.
Преодолеть такое раздвоениесознания можно только совершив нравственноеусилие. Однако какова мотивация? Зачем это усилие совершать? И здесьключевым становится образ будущего.Каким мы его видим для народа? Для страны? Для своей семьи? Взаимное отчуждениегосударства и общества не дает возможности найти общий ответ.
Подвох в том, что здесьпостсоветская гражданская религия уже не поможет. Она «работает» только тогда,когда общество и государство целиком обращены к прошлому. Образ будщего в этойсистеме координат сформировать невозможно – он уже потерпел крах на рубеже1980-90-х годов.
Да, и Православие в Россиисегодня тоже во многом обращено в прошлое, но оно имеет эсхатологическоевидение, может говорить о месте народа в истории, переосмыслять прошлое, даватьценностные ориентиры… Но без «встречных» нравственных усилий Церкви и обществавсё это останется только возможностью.
Реалистично смотрится идругой сценарий: отказ от любых нравственных усилий, отказ от формированиякультуры будущего. И надо сказать, чтоэтот сценарий пока более вероятен.
Вопрос в том, кто и какиеусилия готов приложить для решения этой задачи. Если внутри страны не будетсформирована реальная культурная политика, она будет задана извне. В условияхглобального общества это не так сложно.
[2]Священник Евгений Смирнов: «Что касается Вечного огня - это символ светский, ноЦерковь относится к нему как к гражданской святыне. Ведь он учреждён нев честь какого-то отдельного правителя, или какой-то идеологии, а в память овоинах, отдавших жизнь за правое дело». // http://skatinfo.ru/also/also_166.html- 5 октября 2010.
[3]Рой Медведев: «Вижу, что в стране растет выпуск тенденциозной,псевдоисторической литературы, в том числе книг, восхваляющих Сталина исталинизм. Никакие критерии научного качества при этом не выдерживаются. Идетпрямая пропаганда сталинизма, полное отрицание того, что Сталин совершалкакие-то преступления». // Рой Медведев. В сталинской редакции. // Московскиеновости, 15 апреля 2011 // http://www.mn.ru/society/20110415/301062130.html
[4]Представители КПРФ утверждают, что таких около 30 процентов.
[5]Ольга Седакова. Субкультура или идеология? // http://religo.ru/columns/14179
[6]Петр (Мещениров), игумен. В защиту расцерковления // http://religo.ru/columns/13874
[7]Владимир Воробьев, прот. Быть талантливыми, умными, самостоятельными итрудиться для Церкви // http://e-vestnik.ru/church/prot._vladimir_vorobev_3103/
[8]Свящ. Александр Шумский. Конец «японского чуда» // http://ruskline.ru/news_rl/2011/03/14/konec_yaponskogo_chuda/
[9]Заявление Святейшего Патриарха Кирилла в связи с беспорядками на Манежнойплощади // http://www.patriarchia.ru/db/text/1341558.html
[10]Костю Кинчева расстроил патриарх Кирилл. // http://kp.ru/daily/25661/823958/
Автор - ответственный редактор «ЖурналаМосковской Патриархии»