Институт демографии Государственный университет Высшая школа экономики | ||
 |  | ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ БЮЛЛЕТЕНЯ |
101000, Москва, Покровский бульвар, д. 11; Факс (495) 628-7931 | ||
Взаимоотношения с родителями остаются одними из самых важных контактов взрослого человека. То, каким образом складываются эти отношения на протяжении всей жизни, зависит от множества факторов микро- и макроуровня. Для отдельного взрослого человека характер контактов с родителями, взаимная поддержка друг друга будет зависеть от проживаемого им этапа жизни, состава семьи (его и родительской), отношений в семье во времена его детства, личных установок в отношении межпоколенной поддержки, социально-экономического положения его семьи и его родителей и пр. Но одновременно на эти отношения будут влиять параметры макросреды, характеризующие экономическое и социальное развитие страны, — уровень урбанизации, экономического развития, широта охвата и патернализм социальной политики, доступность социальных услуг по уходу за детьми, больными и стариками.
В развитых странах старение населения приводит к изменению экономического баланса между поколениями. Вместе со старением увеличивается и доля хронически больных и инвалидов в населении. Между тем, государство вынуждено сокращать удельные (то есть приходящиеся на одного пожилого) размеры поддержки. В этих условиях традиционная поддержка старшего поколения внутри семьи — эмоциональная, инструментальная и финансовая — продолжает оставаться чрезвычайно важной.
В современной России государственные финансовые трансферты направлены в большей степени на поддержку пожилых (через перераспределение средств в пенсионной системе), тогда как услуги по уходу за детьми развиты недостаточно. Сохраняются и даже увеличиваются очереди в детские дошкольные учреждения, частные же услуги (няни, частные детские сады, развивающие центры и пр.) остаются недоступными для большинства населения. Еще хуже обстоит дело с услугами по уходу за больными и пожилыми: здесь основная нагрузка падает на саму семью. Как в этих институциональных условиях выстраиваются отношения между поколениями? Какое влияние на них оказывают факторы микроуровня — индивидуальные и домохозяйственные характеристики взрослых детей и их родителей?
Эти вопросы изучаются нами на основе данных обследования «Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе» (далее РиДМиЖ), проведенного летом 2004 г. [1]. Это обследование — часть международной программы углубленного изучения рождаемости и семьи (программа «Поколения и гендер» [2]). Как следует из названия, отношения между поколениями находились в центре внимания этого обследования.
Выборка РиДМиЖ репрезентативна на национальном уровне и включает 11261 респондентов в возрасте 18-79 лет из 32 регионов России. В настоящем исследовании нас интересовали только те респонденты, которые живут отдельно от родителей, причем оба родителя живы. В результате, мы анализируем выборку, состоящую из 2311 респондентов в возрасте 18-59 лет [3].
Идея данной статьи позаимствована у наших французских коллег из Национального института демографических исследований, которые впервые на данных обследования, аналогичного РиДМиЖ, проанализировали факторы, влияющие на то, как часто взрослые дети во Франции видят своих родителей [4]. Поскольку и французское, и российское обследования выполнены по единой методологии и содержат одни и те же вопросы, появилось желание проанализировать, чем Россия в данном вопросе может отличаться от Франции. Проект сравнительных исследований еще не завершен, поэтому в данной работе мы приводим сравнения с Францией лишь как иллюстрацию некоторых аспектов изучаемой темы.
Речь, прежде всего, пойдет о такой характеристике отношений между взрослыми детьми и их родителями, как частота их встреч друг с другом. Она оценивалась на основе ответов на следующие вопросы: «Как часто Вы видитесь с Вашей матерью?» и «Как часто Вы видитесь с Вашим отцом?». Аналогичные вопросы о том, как часто сам респондент видится с каждым из своих детей, живущих отдельно, мы пока не исследовали. Таким образом, наш анализ опирается на ответы взрослых детей и, по сути, описывает только две пары отношений: «дети — матери» и «дети — отцы» [5].
Несмотря на то, что в России многопоколенные, расширенные семьи по-прежнему распространены больше, чем в странах Северной и Западной Европы, в современной России большинство семей — это нуклеарные семьи (с детьми или без детей), и процесс нуклеаризации семей продолжается. По данным Всероссийской переписи 2002 года 81,4% домохозяйств состоят из одного взрослого или супружеской пары с детьми или без детей до 18 лет. По данным РиДМиЖ, почти три четверти респондентов, оба родителя которых живы, не живут вместе хотя бы с одним из них, но контактируют с ними, только около 22% живут хотя бы с одним из родителей, и только четыре с лишним процента не включены ни в личные встречи, ни в обмен денежными ресурсами с родителями (рис. 1), хотя они могут иметь с ними другие контакты — например, созваниваться или списываться.
В целом же отношения между поколениями в России остаются достаточно тесными и разнообразными. Наиболее распространенной формой контактов остаются личные встречи, почти три четверти опрошенных видятся со своими родителями. Пятая часть опрошенных получает от родителей помощь в работе по дому и уходу за маленькими детьми, но лишь менее 5%, в свою очередь, ухаживает за родителями. Каждый девятый, хотя и не встречается с родителями, тем не менее, обменивается с ними деньгами и подарками (рис. 2).
Около половины российских юношей и девушек к 20 годам приобретают первый опыт проживания отдельно от родителей в течение не менее трех месяцев. А к 25-30 годам их доля увеличивается более чем до 80% (рис. 3). Средний возраст ухода из родительского дома современной 30-летней российской женщины составил 19,2 года, а 30-летнего современного мужчины — 20,4 года [6] (рис. 4).
По сравнению с поколением 1920-1930-х годов рождения, каждое последующее поколение, в среднем, покидало родителей во все более молодом возрасте (рис. 4). Более явно эта тенденция выражена для женщин, у которых не только средний, но и медианный возраст выделения из родительского дома снижался в когортах 1940-64 годов рождения (рис. 5). В целом, начиная с когорт 1940-х годов рождения, российские женщины покидают родительский дом раньше, чем мужчины.
По сравнению с Францией, первое выделение из родительской семьи происходит в России почти на 2-3 года раньше. Там, по данным обследования, аналогичного РиДМиЖ, средний возраст ухода 30-летней женщины из родительского дома составил 22 года; а 30-летнего мужчины — 22,5 года [7]. Применительно к мужчинам это можно объяснить сохранением в России практики призыва на срочную воинскую службу, начиная с 18-летнего возраста, но в отношении российских женщин таких институциональных факторов не существует.
Как возраст отделения от родителей соотносится с возрастом создания первого партнерского союза (формального брака или неформального сожительства)?
Отмеченное выше снижение от поколения к поколению возраста «выделения» из родительского дома было в значительной степени связано с тем, что все большее количество молодых людей уезжало работать или получать образование за пределами населенного пункта, в котором жили их родители. Следовательно, можно было ожидать, что доля детей, которые уходят из родительской семьи и не вступают в течение следующего за отделением года в партнерский союз, должна была бы увеличиваться. Наши ожидания подкреплялись тем, что именно такая тенденция была обнаружена во Франции, где аналогичный анализ был проведен раньше [8].
Реальные тенденции оказались прямо противоположными: удельные веса тех, чьи партнерские союзы образовались до или в течение первого года после выделения из родительского дома, возрастают от когорты к когорте как для женщин, так и для мужчин (рис. 6). В поколении 1930-1934 годов рождения 38% мужчин и 53% женщин, покинувшие родительский дом, начали жить вместе с партнером до этого события или в течение первого года после. В поколении 1970-74 годов рождения таких было уже 52% мужчин и 65% женщин. Эти показатели соответствуют тому, что наблюдалось во Франции в когорте 1931-1935 годов рождения (40% мужчин и 65% женщин начали жить вместе с партнером в первый год после выделения из родительской семьи), когда заключение брака представлялось почти единственной легитимной возможностью покинуть родительский дом. В современной же Франции такое совпадение двух рассматриваемых событий во времени характерно лишь для 24% мужчин и 44% женщин [9].
Впрочем, наблюдаемая в России тенденция выглядит вполне объяснимой, если мы вспомним о том, что в послевоенные десятилетия и вплоть до начала 1990-х годов происходило существенное омоложение лиц, вступающих в брак, в первый формальный или неформальный партнерский союз, в том числе с совместным проживанием [10]. Поскольку женщины образуют партнерство в более ранних возрастах, чем мужчины, то не удивительно, что они не только раньше отделяются от родителей, но и чаще, в 2/3 случаев, образуют при этом (или еще до отделения) партнерские союзы (рис. 6). Свою роль могло сыграть и снижение образовательной мобильности, произошедшее после начала экономической трансформации в 1990-е годы, и затронувшее, таким образом, когорты 1970-1979 годов рождения. Все больше детей продолжали профессиональное образование, оставаясь с родителями, но при этом раньше, чем их родители, начинали жить с партнерами, отсюда — рост доли первых уходов из родительской семьи по причине создания партнерства.
Учитывая то, что около половины случаев выделения из родительской семьи почти совпадают по времени с образованием партнерского союза и часто, видимо, обусловлены этой причиной, закономерно то, что примерно четверть респондентов живет на расстоянии менее 15 минут от своих родителей, а почти 80% — не более 1 часа.
Любопытно, что расстояние между домами взрослых детей и их родителей зависит от возраста ухода из родительского дома: чем позже дети отделяются, тем ближе живут (рис. 7). Причем гораздо чаще других живут очень далеко (более чем в 5 часах) от родительского дома респонденты, покинувшие родителей в возрасте до 20 лет. Скорее всего, в этой категории больше тех, кто уехал от родителей в связи с учебой или службой в армии в другом городе или даже регионе. Те же, кто начинают самостоятельную жизнь позднее, по-видимому, чаще уходят из-за того, что вступают в партнерские отношения, создают свои собственные семьи (обычно в том же населенном пункте).
В России взрослые дети, отделившиеся от родителей в возрасте старше 20 лет, живут дальше от них, чем во Франции. Это не удивительно, учитывая размеры российской территории. Среди французов, покинувших родительский дом в 26-29-летнем возрасте, 35% живут на расстоянии свыше 30 минут [11]; тогда как россиян, находящихся в аналогичной ситуации, порядка 44-45%. Тем более интересно, что для выделившихся относительно рано — до 20 лет, различий по данному показателю между Россией и Францией почти не наблюдается. В обеих странах свыше 50% представителей этой группы живет на расстоянии более получаса от родителей.
Но вот сравнение с исследованиями в США (хоть и не такое «чистое», поскольку методология исследований различна) позволяет предположить, что в России взрослые дети и их родители живут намного ближе друг к другу. Во всяком случае, по данным обследования межпоколенческих связей, проведенного в 1990 году Американской ассоциацией пенсионеров, в пределах не более 1 часа езды от своих родителей живут свыше половины взрослых американцев [12], тогда как по данным РиДМиЖ, на таком же расстоянии живет порядка 70% взрослых россиян.
Проживание на близком расстоянии друг от друга предопределяет высокую интенсивность контактов между взрослыми детьми и их родителями. Чаще одного раза в неделю отца видит треть респондентов, мать — 40% (рис. 8). Более частые встречи с матерью, чем с отцом характерны для практически всех групп респондентов (дифференцированных по полу, возрасту, типу поселения и пр.).
Понятно, что одним из наиболее весомых факторов, влияющих на частоту встреч [13] родителей и детей, выступает временная доступность родителей: чем меньше времени приходится затрачивать на поездку друг к другу, тем чаще взрослые дети видятся со своими родителями. Далеко проживающие друг от друга родственники, какими психологически близкими ни были бы их отношения, могут встречаться друг с другом, лишь преодолевая временные и финансовые ограничения. Рис. 9 показывает, что перелом в частоте встреч наступает на расстоянии 1 часа езды: как только расстояние между родителями и детьми превышает этот порог, частота встреч сокращается более чем в 3 раза.
Психологическая близость родителей и детей определяет желание видеться и, следовательно, также влияет на частоту встреч. Обследование не содержит прямых вопросов о тесноте отношений, но она может быть измерена косвенно — через возраст покидания родительского дома и то, с кем из родителей жил респондент в возрасте 15 лет.
Не удивительно, что чем позже респондент уходит от родителей, тем чаще он потом с ними встречается (рис. 10). Особо выделяется группа людей, покинувших родительский дом в возрасте до 17 лет включительно: они в 1,5-2 раза реже остальных видятся и с отцом, и с матерью. Конечно, это связано отчасти с тем, что среди этой категории респондентов больше тех, кто живет далеко от своих родителей (рис. 7). Но, даже контролируя влияние расстояния (см. рис. 16 и 17), мы обнаруживаем, что ранний уход из родительского дома значимо снижает частоту встреч.
Еще заметнее на частоту встреч влияет то, с кем из родителей респондент жил в детстве (в возрасте 15 лет), т.е. с кем проходила его социализация (рис. 11). Если ребенок рос в семье с обоими родителями, он видится с ними с почти одинаковой частотой. Но если его воспитывала одна мать, контакты с отцом практически теряются, тогда как встречи с матерью становятся интенсивнее. Интересно, что даже, если в возрасте 15 лет ребенок жил отдельно от матери и отца (с бабушкой, дедушкой, другими родственниками и пр.), став взрослым, он продолжает поддерживать отношения и видеться с матерью почти так же часто, как и дети из полных семей, но с отцом контакты остаются редкими [14].
Тенденции, представленные на рис. 10 и 11, подтверждают предсказания теории обмена [15], интерпретирующей отношения между поколениями в терминах «реципрокности» (взаимообмена) [16]. Реципрокность отношений подразумевает, что недополученное внимание и поддержка со стороны родителей, в силу ли их развода, или более раннего выделения из родительской семьи, компенсируется недостаточным вниманием взрослых детей к своим родителям, и особенно отцам, живущим отдельно от них. С позиций гендерных трактовок межпоколенных отношений, более редкие встречи с отцом можно объяснить тем, что именно женщины остаются хранительницами и держателями родственных уз и контактов между членами семьи. Следовательно, мужчина после развода оказывается исключенным из прежних родственных отношений и, как правило, не готов и не может поддерживать их самостоятельно.
Еще один фактор, влияющий на частоту встреч взрослых детей с родителями, — ценностные установки детей на взаимопомощь поколений. С целью изучения этого фактора респондентам было предложено высказать согласие или несогласие с двумя группами утверждений. Утверждения первой группы касались отношения к тому, насколько и чем старшее поколение должно помогать младшему; второй — к тому, какой должна быть помощь младшего поколения старшему [17].
Анализ ответов показал, что дети, которые видятся со своими родителями (особенно с отцом) чаще, чем раз в неделю, в целом больше ориентированы на взаимопомощь поколений. Если допустить, что ценностные ориентации и установки меняются в течение жизни человека медленнее, чем его поведение, и формируются в довольно раннем возрасте, полученные результаты свидетельствуют о том, что ориентация на сильную межпоколенную поддержку увеличивает частоту встреч родителей и их взрослых детей.
Вместе с тем, нельзя не отметить, что выявленные различия значимы только для установок в отношении помощи, которую должны оказывать родители детям, но не наоборот. Это можно объяснить, с одной стороны, тем, что реальные трансферты между поколениями, в силу разных причин, включая низкую продолжительность жизни и, следовательно, непродолжительное пребывание в пожилых и старческих возрастах, направлены от старших младшим.
С другой стороны, данные обследования РиДМиЖ показывают, что степень согласия с тем, что дети должны помогать престарелым и нуждающимся родителям выше, чем с тем, что помощь должна поступать от родителей детям. Более того, 56% респондентов из нашей подвыборки согласны с тем, что дети должны организовать свою работу так, чтобы она не мешала им заботиться о престарелых родителях. А 68% согласны с тем, что дети должны жить вместе с престарелыми родителями, когда те уже не могут сами ухаживать за собой [18].
Можно высказать предположение, что отсутствие значимых различий в установках относительно помощи детей родителям между теми, кто видится с родителями редко и часто, связано с тем, что взрослые дети, чьи родители вследствие возраста или состояния здоровья нуждаются в помощи и уходе, съезжаются с ними и, соответственно, не попадают в нашу подвыборку. Но эта гипотеза нуждается в проверке.
Анализ влияния ценностных ориентаций, отражающих представления респондента о межпоколенческих отношениях на контакты взрослых детей с их родителями, может быть расширен за счет изучения связи частоты таких контактов с уровнем образования и поселенческими характеристиками респондентов.
Начнем с уровня образования, который часто используется в качестве переменной, аппроксимирующей консерватизм установок человека: считается, что менее образованные люди отличаются более традиционными ценностями, в том числе представлениями о необходимости более тесных взаимоотношений поколений. С другой стороны, отношения с родителями в группе лиц с высшим образованием могут быть более глубокими и близкими и поэтому также более интенсивными.
Наши данные подтверждают, что образование респондента оказывает значимое влияние на интенсивность межпоколенческих контактов, однако это влияние нелинейно: и высокий, и низкий уровень образования снижают вероятность частых встреч с родителями, начальное профессиональное образование, напротив, повышает ее (рис. 12). Снижение частоты встреч при повышении уровня образования от начального к высшему профессиональному вполне укладывается в предложенную выше схему объяснения. Однако если мы проконтролируем воздействие всех других факторов, то обнаружим, что значимо отрицательно на частоту встреч и с матерью, и с отцом влияет только отсутствие полного среднего школьного образования (рис. 16 и 17). В нашей подвыборке, включающей респондентов моложе 60 лет, отсутствие полного среднего школьного и любого профессионального образования свидетельствует об определенной маргинальности. В этой группе может быть больше людей из неблагополучных семей, а также тех, кто сам демонстрирует асоциальное поведение. Все вместе это может вести к снижению контактов между родителями и детьми.
Другой косвенной характеристикой степени традиционализма респондента выступает проживание в сельской местности, где родственные связи в целом играют большую роль. Данные РиДМиЖ подтверждают, что взрослые дети, живущие на селе, по сравнению с горожанами, чаще видятся и с отцом, и матерью (рис. 13) [19]. Однако большая частота личных контактов, скорее всего, связана с тем, что на селе родители и дети живут ближе друг к другу, поскольку при контроле влияния других факторов различия между городом и селом в частоте встреч как с матерью, так и с отцом исчезают (рис. 16 и 17). И, действительно, около 2/3 сельских респондентов живут на расстоянии не более 30 минут от своих родителей, тогда как среди горожан таковых 40%.
Очевидно, что отношения между родителями и детьми меняются в зависимости от того, какой этап жизненного цикла проживает каждое поколение. Кроме того, женщины и мужчины играют разные роли в этих отношениях. Поэтому интенсивность встреч с родителями будет варьировать в зависимости от пола и возраста респондента. Зная, что женщины больше включены в поддержание родственных связей и помощь по уходу (за больными родственниками, престарелыми родителями, детьми и внуками), можно было бы предположить, что они должны чаще видеться с обоими родителями или хотя бы с матерью, но наши данные не подтвердили этого. Напротив, в целом мужчины немного чаще видят своих родителей, чем женщины, причем это касается и матери, и отца (рис. 14). Женщины начинают опережать мужчин по частоте встреч только в возрасте старше 50 лет, когда их родители уже достигают преклонных лет. Но при условии контроля других факторов, различия во встречах с родителями между мужчинами и женщинами исчезают (рис. 16 и 17), что отличает Россию от Франции, где женщины значимо чаще видятся с матерью.
Как и ожидалось, отца, в среднем, видят реже, чем мать. Во встречах с обоими родителями наблюдается два пика, первый из которых приходится на возраст 25-39 лет, когда у респондентов появляются дети, а второй — на 50-59 лет, когда родители респондента перешагивают 70-75-летний рубеж; при этом женщины старше 50 лет родителей видят даже чаще, чем 25-39-летние (рис. 14). В первом случае, скорее, встречи необходимы детям (родители оказывают помощь по уходу за внуками), а во втором — родителям (теперь респонденты помогают ухаживать за ними). Действительно, наши данные подтверждают то, что чаще других помощь родителей получают респонденты в возрасте 25-34 лет.
Интересно отметить, что во Франции максимальная интенсивность встреч характерна для молодых людей 18-19 лет, когда чаще одного раза в неделю видят мать около 70% респондентов, а отца — около 60% респондентов [20]. В России же, напротив, в этом возрасте часто видятся с родителями очень немногие респонденты (рис. 14). Возможно, это различие обусловлено российскими расстояниями: лишь немногие студенты могут регулярно видеть своих родителей, живущих в других городах.
Создание собственной семьи и рождение детей предсказуемо увеличивают частоту контактов респондента с родителями. Респонденты, живущие вместе с партнером (и детьми), чаще других видятся с родителями. Вероятно, главной причиной этого выступает наличие детей, которые чаще появляются именно в партнерских союзах (рис. 15). Маленький ребенок требует постоянного ухода, в чем обычно помогают родители, прежде всего, бабушки. Вот почему около 70% респондентов, имеющих детей до 3 лет, видятся со своими матерьми не реже 1 раза в неделю.
Наличие братьев и/или сестер способствует более редким встречам с родителями, так как в этом случае внимание последних делится между всеми детьми. Одновременно уменьшается личная ответственность респондента — не единственного ребенка — за родителей. Наиболее сильно отрицательное влияние числа братьев и сестер сказывается на встречах респондента с матерью.
На поведение людей обычно одновременно воздействует множество факторов, что затрудняет выделение влияния каждого из них в отдельности. Мы попытались преодолеть эту трудность и выявить «чистое», «при прочих равных условиях» влияние рассмотренных выше и некоторых других факторов на частоту встреч с матерью и с отцом с помощью модели логистической регрессии. В качестве зависимых переменных выступали характеристики «респондент видится матерью не реже 1 раза в неделю» и «респондент видится с отцом не реже 1 раза в неделю». Опуская подробное изложение результатов этого анализа [21], приведем лишь общие содержательные выводы. Они заключаются в следующем.
При прочих равных условиях, значимое влияние на частоту встреч с матерью оказывают затраты времени на преодоление расстояния между местом жительства респондента и матери, возраст респондента, возраст его ухода из родительского дома, число братьев и сестер, среднедушевой доход домохозяйства и уровень образования респондента. На частоту встреч с отцом значимо влияет то, с кем жил респондент в возрасте 15 лет, возраст, в котором он покинул родительский дом, затраты времени на преодоление расстояния между местом жительства респондента и отца, число братьев и сестер, среднедушевой доход домохозяйства и образование респондента.
Фактором, сильнее всего сокращающим интенсивность личных контактов как с отцом, так и с матерью, оказались затраты времени на преодоление расстояния между местом жительства респондента и родителей. Встречи с отцом, кроме того, практически сводит на нет раздельное проживание респондента и отца в то время, когда респондент был ребенком.
Более молодые респонденты, 18-24 лет, чаще видятся со своими родителями, и особенно с матерями. Тем не менее, ни учеба респондента сама по себе, ни факт получения им денежной помощи со стороны родителей не оказывают значимого влияния на частоту встреч. Это не позволяет нам говорить о том, что молодые люди чаще навещают родителей потому, что больше зависят от них материально, или в силу неустроенности их студенческого быта. Конечно, наименее обеспеченные респонденты (нижние 40% по среднедушевому доходу) видятся и с матерью, и с отцом чаще других, однако поскольку влияние дохода в модели учитывается, более частые встречи 18-24-летних со своими родителями можно объяснить сохраняющейся в этом возрасте высокой степенью близости отношений между недавно отделившимися детьми и их родителями.
Увеличение материального благополучия семьи сокращает частоту встреч с родителями. Значимо реже других встречаются и с отцом, и с матерью наиболее обеспеченные респонденты (верхние 20 процентов по среднедушевому доходу). Это может свидетельствовать об отчасти вынужденном характере встреч менее обеспеченных респондентов, связанном с обменом услугами, которые невозможно получить иначе, чем от членов семьи.
Подведем теперь некоторые итоги, основанные на всех этапах нашего анализа.
Как и во многих других странах, новые поколения детей в России все раньше покидают родительский дом, причем в последние годы это все чаще совпадает с вступлением в формальный или неформальный партнерский союз, созданием собственной семьи. Но расставание с родителями не ведет к разрыву связей с ними.
На фоне продолжающегося процесса нуклеаризации семей и отхода от традиционных правил и норм во многих областях жизнедеятельности, межпоколенные отношения в России остаются интенсивными и близкими: 94,5% взрослых детей, живущих отдельно от своих родителей, видятся с ними или обмениваются безвозмездной денежной помощью. При этом самым серьезным препятствием на пути к личным встречам выступают большие (свыше 1 часа) затраты времени на преодоление расстояния между домами родителей и детей.
Чаще других с обоими родителями видятся мужчины и женщины 25-34 лет, причем интенсивность встреч взрослых детей со своими родителями заметно увеличивается при наличии у первых собственных детей в возрасте до 3 лет. Так как поводом для встреч с родителями часто служит не только общение и эмоциональная поддержка, но и объективная необходимость в помощи (деньгами, продуктами или услугами — выполнением работы по дому, уходу за детьми или стариками), можно утверждать, что внутрисемейная поддержка сегодня широко распространена.
Отношения между родителями и детьми могут напоминать обмен, сильно растянутый во времени. Чем больше эмоциональной поддержки и другой помощи от родителей было получено в детстве, тем более вероятны личные контакты ставших взрослыми детей и родителей. Напротив, недополучение ребенком от родителей внимания и поддержки в более раннем возрасте ведет к меньшей отдаче тех же ресурсов в обратном направлении спустя годы. Так, дети, воспитывавшиеся одним из родителей (преимущественно, матерью), с отсутствовавшим родителем (отцом) видятся впоследствии намного реже. Аналогично, дети, очень рано покинувшие своих родителей, реже встречаются с ними, чем те, кто отделился от родителей позже.
Представленные здесь результаты — лишь первый шаг на пути изучения межпоколенных отношений в России. Для составления более полной картины, необходимо изучить вопрос о частоте встреч с позиций родителя (респонденты и их взрослые дети); и хотя родители и дети в нашем исследовании не будут представлять одни и те же семьи, подобный анализ придаст большую четкость пониманию данного вопроса. Меняя «угол зрения», мы, скорее всего, получим несколько иные результаты, которые уточнят и скорректируют уже существующие.
Кроме того, полезно рассмотреть вопрос о встречах родителей с детьми на более широком фоне обменов различными видами трансфертов. С одной стороны, встречи, рассматриваемые как односторонняя передача эмоциональных трансфертов или их обмен, являются частью более широкого понятия — обмен трансфертами вообще. С другой стороны, сами встречи могут включать в себя обмен разными видами трансфертов — материальных и нематериальных (эмоциональных или трудовых). Из этого следует, что совместное изучение этих двух объектов поможет более детально исследовать каждый из них, а также системно изучить более общую ситуацию межпоколенных отношений.
Примечания
[1] Российское обследование в рамках международной программы «Поколения и гендер» было проведено Независимым институтом социальной политики (Москва) при финансовой поддержке Пенсионного фонда Российской Федерации и Научного общества Макса Планка (Германия). Концепция и инструментарий обследования были адаптированы к российским условиям Независимым институтом социальной политики с участием Независимой исследовательской группы «Демоскоп» и Института демографических исследований им. Макса Планка (Росток, Германия). Подробнее о реализации программы в России см.: www.socpol.ru/research_projects/proj12.shtml. Там же можно найти описание обследования и скачать вопросник.
[2] “Generations and Gender Programme”. Программа направлена на межстрановое, сравнительное, мультидисциплинарное, лонгитюдное изучение развития семьи, семейных взаимосвязей и социально-экономических условий функционирования домохозяйств в современных индустриально развитых странах в Европе и Северной Америке. Первой стадией программы является национальное обследование по единому для всех стран стандартному вопроснику, который разрабатывался рабочей группой Международного консорциума программы. Координатором программы выступает Отдел народонаселения Европейской экономической комиссии ООН. Подробнее о программе и обследовании см.: www.unece.org/ead/pau/ggp.
[3] Верхняя возрастная граница установлена с учетом того, что у респондентов 60 лет и старше практически не осталось живых родителей.
[4] Régnier-Loilier A. (2006) How often do adult children see their parents? // Population&Societies, No. 427, October. www.ined.fr/en/resources_documentation/publications/pop_soc/bdd/publication/1211
[5] Мы отдаем себе отчет, что представленная картина страдает как неполнотой информации, поскольку мы не знаем всех возможных отношений каждого из родителей с каждым из взрослых детей, так и определенной смещенностью, поскольку ответы детей и ответы родителей на один и тот же вопрос о частоте встреч могут быть различными [Голофаст В.Б. Социология семьи. Статьи разных лет. / Под ред. О.Б. Божкова. СПб, Алетейя, 2006].
[6] Возрастная граница в 30 лет была выбрана потому, что к этому возрасту абсолютное большинство людей уже приобретают первый опыт жизни отдельно от родителей.
[7] Régnier-Loilier A. (2006) How often do adult children see their parents? // Population&Societies, No. 427, October. www.ined.fr/en/resources_documentation/publications/pop_soc/bdd/publication/1211
[8] Там же.
[9] В отличие от России во Франции доля тех, кто начал совместное проживание с партнером до ухода из родительского дома, не превышала 10% во всех обследованных когортах [Régnier-Loilier A. (2006) How often do adult children see their parents? // Population&Societies, No. 427, October. www.ined.fr/en/resources_documentation/publications/pop_soc/bdd/publication/1211].
[10] Захаров С.В. (2006) Новейшие тенденции формирования семьи в России. Статья первая. Расширяющиеся границы брака. // Демоскоп-Weekly, март. demoscope.ru/weekly/2006/0237/s_map.php#1
[11] Régnier-Loilier A. (2006) How often do adult children see their parents? // Population&Societies, No. 427, October. www.ined.fr/en/resources_documentation/publications/pop_soc/bdd/publication/1211
[12] Lawton et al 1994a цит. по Lye D.N. (1996) Adult Child-Parent Relationships // Annual Review of Sociology, Viol. 22, pp. 79-102.
[13] Учитывая, что почти половина респондентов видит своих родителей не реже одного раза в неделю, мы взяли неделю в качестве пороговой величины, отделяющей редкие встречи с родителями (реже 1 раза в неделю) от частых (1 раз в неделю и чаще). Далее мы будем оперировать только этим показателем, говоря о частоте (или интенсивности) встреч.
[14] Случаев, когда респондент воспитывался одним отцом, в нашей выборке немного, однако данные аналогичного исследования во Франции доказывают, что даже если ребенок воспитывался без матери отцом или другими родственниками, он в дальнейшем видится с ней не намного реже, чем дети, воспитанные только матерью или обоими родителями [Régnier-Loilier A. (2006) How often do adult children see their parents? // Population&Societies, No. 427, October. www.ined.fr/en/resources_documentation/publications/pop_soc/bdd/publication/1211].
[15] Подробнее о теориях, объясняющих отношения между поколениями, см. [Lye D.N. (1996) Adult Child-Parent Relationships // Annual Review of Sociology, Viol. 22, pp. 79-102].
[16] Мы используем здесь введенный К. Поланьи и прочно вошедший в научный язык российской социологии термин, который может быть определен следующим образом: «Взаимообмен дарами между членами социальной горизонтальной сети представляет собой особый тип социальной интеграции — реципрокность (reciprocity)» (Барсукова С.Ю. Реципрокные взаимодействия. Сущность, функции, специфика. // Социологические исследования. № 9 2004, с. 20-29. www.ecsocman.edu.ru/socis/msg/216150.html).
[17] Возможные варианты помощи охватывали альтернативы от заботы, денежной помощи до изменения графика работы, жизни, совместного проживания. Ответы ранжировались по шкале от 1 «полностью согласны» до 5 «совсем не согласны». В первый блок входило три утверждения, во второй — пять (Cronbach's α=0,637). Учитывая высокую согласованность ответов (Cronbach's α=0,702 для первого индекса и 0,637 для второго), мы построили два индекса, суммировав ответы на каждое утверждение из названных блоков. Диапазон значений первого индекса мог варьировать между 3 (полное согласие со всеми утверждениями) и 15 (полное несогласие со всем); второго индекса — между 5 и 25. Среднее значение первого индекса в нашей подвыборке составило 7,1; второго — 11,2. Коэффициент корреляции Пирсона между двумя индексами оказался равен 0,337 (значимость на уровне 1%).
[18] Во всей выборке РиДМиЖ согласных с данными утверждениями, соответственно, 58% и 70%.
[19] Следует, однако, отметить, что не все респонденты, проживающие в селе, имеют родителей, живущих в том же селе, или даже в сельской местности вообще. По данным обследования, каждый десятый сельчанин живет на расстоянии свыше 5 часов езды от своих родителей.
[20] Régnier-Loilier A. (2006) How often do adult children see their parents? // Population&Societies, No. 427, October. www.ined.fr/en/resources_documentation/publications/pop_soc/bdd/publication/1211
[21] Они будут изложены в более специальном издании.
