Тегеран. 15 июля 1988 года. Хашеми Рафсанджани предлагает Хомейни закончить войну с Ираком. «Вы требуете, чтобы я принял яд, сказал аятолла после того как выслушал обстоятельный доклад главнокомандующего. – Дайте мне еще немного времени. Я вызову вас, когда буду готов принять решение». 18 июля во второй половине дня Рафсанджани объявил иранцам, что война между Ираком и Ираном закончилась.
Ирано-иракская война считается самой продолжительной войной ХХ века – самой бездарной и иррациональной. 2885 дней и ночей продолжалась позиционная борьба на узкой приграничной полосе длиной в 1280 км от Вендара – на севере, до Абадана – на юге. Война унесла с собой и искалечила около двух миллионов человек с обеих сторон. Материальный ущерб Ирана оценивается в 216 млрд. долларов, Ирака – в 193. 100 тыс. иранцев лишились крова, и на долгие годы превратились в «бездомных бродяг», так как правительство не имело возможности оказать им хотя бы элементарную помощь. И это при том, что по мировым запасам нефти (18 млрд. т) Иран занимает втрое место в мире.
Чтобы понять всю сложность ситуации, вернемся к началу 70-х годов прошлого века. Из-за пограничных «неурядиц» ирано-иракские отношения достигли пика своей напряженности. Вот-вот, и стороны столкнутся лбами на поле брани, - два мощнейших государства Ближнего и Среднего Востока, обладающие к тому же несметными запасами углеводородного сырья. Но, к счастью, тогда этого удалось избежать. В 1974 году благодаря энергичным мерам ООН и Организации стран — экспортеров нефти (ОПЕК) обстановка на ирано-иракской границе несколько смягчилась. Конфликтующие стороны достигли договоренности начать переговоры «без предварительных условий». В марте 1975 года в алжирской столице утверждается ирано-иракская декларация, суть которой заключалась в следующем: Ирак признает реальную границу по тальвегу реки Шатт-эль-Араб и прекращает оказывать по мощь антишахским группировкам на своей территории. Иран же отказывается от поддержки курдских повстанцев и передает Ираку часть участков спорных территорий общей площадью 324 квадратных километра. Самые значительные из них — рай он Зейн аль-Кавс (120 кв. км) и район Сейф-Саад (12 кв. км)[1]. Аятолла Хомейни, проживавший с 1965 года в иракском городе Неджефе, осудил официальный Багдад за «предательство» интересов своего народа и по пытку сближения с «мировым империализмом». Вскоре он был выдворен из Ирака по обвинению в «действиях против правительства» и разжигании национальной и религиозной розни[2].
К этому моменту относится начало антииракской кампании, острие которой аятолла Хомейни и его приближенные направили в первую очередь против идеологии и политики, проводимой иракскими баасистами как внутри страны, так и на международной арене. Выдвигались претензии к Саддаму Хусейну, - ему предписывалась чуть ли не прямая причастность к убийству агентами шахской тайной полиции одного из сыновей Хомейни. Постепенно эта кампания стала приобретать религиозную окраску. Иракский президент стал преподноситься как самый большой «безбожник и шайтан».
После победы исламской революции в Иране (1979 г.) иракское правительство направило в адрес нового иранского режима поздравительную телеграмму, в которой выражалась надежда на «установление самых тесных отношений дружбы и добрососедства» между двумя странами. Вслед за этим в Тегеран было направлено несколько срочных посланий, в которых иракское правительство выражало пожелание на проведение «встречи с иранским руководством на высшем уровне» для дальнейшего укрепления уз дружбы и добрососедства[3]. Ирак одним из первых поддержал идею президента Югославии о вступлении Ирана в движение неприсоединения. Позже официальные лица иракского правительства несколько раз встречались с иранскими посланниками на различных международных форумах. Во время этих встреч обсуждались вопросы мирного разрешения ирано-иракских противоречий.
Однако иранское правительство не торопилось давать положительный ответ. Наоборот, ирано-иракские отношения ста ли ухудшаться со стремительной силой. В Тегеране стали делать упор на «экспорт» исламской революции в соседние страны, в первую очередь в Ирак и государства Персидского залива. Радио и пресса Ирана открыто призывали иракский народ к «антиправительственному бунту». Весной и летом 1979 года прокатилась серия провокаций против официальных иракских представительств в Тегеране и других иранских городах.
В ответ на это в Ираке развернулась широкая антииранская пропаганда. Под ее прикрытием десятки тысяч персов в кратчайшее время были изгнаны из страны, а их недвижимое имущество или законсервировано, или разграблено. В прессе и на телевидении начались дискуссии о необходимости пересмотра Алжирских соглашений, о праве иранских национальных меньшинств на полную автономию, об экспансионистской сущности внешнеполитических доктрин иранского руководства. При этом особые страсти накалялись вокруг провинции Хузестан (ранее Арабистан), где расположены основные иранские нефтепромыслы. Ирак «предлагал» проживающим там арабам тройной вариант: автономию в рамках Ирана, присоединение к Ираку, создание независимого государства. В осуществлении любого выбранного варианта Багдад обещал «всевозможную помощь». В международном плане Ирак не посчитал нужным привлечь ООН к мирному разрешению двустороннего спора, объясняя это «нежеланием волновать» другие страны и надеждой на возможность взаимной договоренности[4].
К началу 1980 года заметно усилилась напряженность вдоль ирано-иракской границы. Только в период с 23 февраля 1979 года по 28 мая 1980 года иранские боевые самолеты 57 раз нарушили воздушное пространство Ирака. 19 августа 1980 года помощник по политическим вопросам при министерстве иностранных дел Ирана Садек Табатабаи заявил, что его страна не будет выполнять Алжирские соглашения, так как они «были подписаны свергнутым шахом». Тут же Ирак обвинил Иран в том, что он «использует законные иракские территории» для ведения артиллерийского обстрела приграничных населенных пунктов. Эскалация пограничных столкновений достигла апогея 4 сентября 1980 года, когда дальнобойной артиллерией иранская сторона обстреляла иракские города Ханакин и Зурбатию, а также ряд нефтеперерабатывающих мощностей в приграничной полосе. К этому времени Иран объявил о закрытии своего воздушного пространства для иракской гражданской авиации и отказался гарантировать безопасность иракских кораблей, про ходящих через Ормузский пролив. В Иране была объявлена всеобщая мобилизация. 7 сентября МИД Ирака вручил поверенному в делах Исламской Республики Иран ноту с требованием «освободить удерживаемые земли». В противном случае, указывалось в ней, иракские войска предпримут действия по «возвращению этих земель». Не получив ответа, иракские танковые колонны при поддержке пехоты в 15.00 того же дня перешли в наступление и захватили район Зейн аль-Кавс, а в 6.00 10 сентября начали наступление в районе Сейф-Саад. К 17 сентября Ирак захватил практически все территории, которые должны были отойти к нему согласно Алжирской декларации. В тот же день Совет революционного командования принял решение о денонсации всех протоколов, подписанных на основе этой декларации. По этому поводу в Багдаде было объявлено, что «правовые отношения на реке Шатт-эль-Араб должны быть такими, какими они были на протяжении истории», а именно: «река должна принадлежать Ира ку и арабам не только на словах, но и на деле» [«на словах» - имеется в виду название реки, что в переводе с арабского означает «Арабский берег»][5].
Одержав довольно легкие победы в пер вых боях, военно-политическое руководство Ирака решило, не откладывая на будущее, воздействовать на Иран с позиции силы и заставить его таким образом удовлетворить все требования, которые к тому времени за метно расширились как географически, так и политически. И 23 сентября иракские войска при поддержке авиации перешли иранскую границу и за несколько недель продвинулись вглубь на 40-60 км, захватив при этом почти 20 тыс. кв. км иранской территории[6]. Подверглись бомбардировке военные базы и аэродромы в Дизфуле, Тебризе, Агаджари и Ахвазе. О накале боев можно судить по такому (правда, далеко не бесспорному) факту – за первые четыре дня войны над территорией Ирака было сбито 153 иранских боевых самолета[7].
Чем объяснить такие «срочные и решительные» действия иракского руководства, которое пошло на открытую военную конфронтацию со страной, военно-экономический и людской потенциалы которой значительно превосходил его собственный?
Во-первых, Ирак надеялся на молниеносную победу, которая бы позволила ему в сложившейся к тому времени обстановке в арабском мире прочно занять лидирующее место в регионе.
Во-вторых, в Багдаде считали, что сложившееся в Иране положение во всех областях общественной и политической жизни как никогда подходит для нажима на его религиозных лидеров. При этом иракское руководство полагало, что удержание иранских территорий заметно ускорит процесс возвращения всех спорных районов и заставит иранский режим отказаться от подрывной деятельности против Ирака и экспорта исламской революции в арабские страны. В этом контексте брались во внимание следующие факторы: низкая боевая готовность иранских вооруженных сил (тысячи офицеров были казнены за сотрудничество с шахом) и отсутствие надежных источников пополнения их боевой техникой и вооружением, разногласия в правящей верхушке, активизация антиправительственной деятельности различных оппозиционных организаций, частичная изоляция Ирана на международной арене.
В-третьих, правительство Ирака было уверено, что боевые действия на «восточной границе арабской родины» будут поддержаны большинством стран региона, и в особенности, правителями-суннитами богатых аравийских монархий.
В-четвертых, иракское руководство к началу 1980-х годов стало придерживаться правонационалистических позиций как в вопросах внутренней политики, так и в региональных делах. Лозунг основателей партии Баас: «Или мы объединимся и будем существовать, или не объединимся и погибнем» отодвинулся на задний план, а первое место занял клич «великого иракского духа» и «богатырей двадцатого века», способных не только возвратить утраченное, но и надежно защитить арабский мир от любого агрессора. Иракские СМИ стали все чаще подчеркивать «унизительность» ранее подписанных с Ираном договоров, указывая при этом, что в те времена условия диктовала иранская сторона, теперь мол пришел и наш черед наверстать упущенное и доказать «честь и достоинство арабской нации»[8].
В-пятых, начало боевых действий во многом развязывало руки правительству для подавления внутренней оппозиции – как среди шиитского духовенства и лево-демократических сил, так и курдского населения на севере страны.
К этому времени иракские вооруженные силы, оснащенные современной боевой техникой (в основном, советского производства), достигли заметных результатов в боевой подготовке. По мнению иностранных специалистов, к рубежу 1970-х – 80-х годов они превратились в одну из наиболее дееспособных армий стран Ближнего Востока.
Начало наступления иракских войск было расценено в Тегеране как «тройственная агрессия» (США, СССР, Ирак – именно в такой последовательности) против ислама и «величайшего мыслителя ХХ века» аятоллы Хомейни. Войска Саддама, писали (и продолжают писать) иранские историки, «подготовленные с помощью французского правительства, вооруженные Америкой и Великобританией при попустительстве Кремля, продвинулись на многие километры вглубь Ирана, захватив крупные территории в пяти провинциях страны. Храброе сопротивление пограничников вскоре было сломлено из-за отсутствия информации, внезапности нападения и превосходства в самых разных видах вооружения». «Этот конфликт, - говорил имам Хомейни, - это борьба между ересью и исламом, не война между нами и Америкой, а борьба между исламом и ересью».
Захват иранской территории иракскими войсками трактовался в Тегеране как неправомочное одностороннее действие, как акт агрессии. Правящая верхушка во главе с Хомейни всевозможными способами пытались разъяснить общественности, что военные действия Ирака – это ни что иное как «война против ислама и исламского характера иранской революции». Для официального Тегерана конфликт с Ираком явился своего рода «подарком судьбы», «палочкой-выручалочкой», поскольку он отодвинул в сторону внутренние проблемы, позволил заметно консолидировать все слои населения вокруг духовенства и отвлечь его от внутренних трудностей. Именно война дала возможность религиозным лидерам захватить полноту власти в стране и жестоко расправиться с лево-демократическими силами, которые внесли решающий вклад в победу антишахской революции. Путем активной идеологической обработки населения удалось создать в стране атмосферу военного психоза и псевдопатриотизма, что сыграло решающую роль в мобилизации молодежи (в том числе подростков-школьников) в ряды исламского ополчения для борьбы с «продажным багдадским режимом»[9].
В официальной иракской печати действия своих вооруженных сил расценивались как «вынужденные», предпринятые для защиты приграничных населенных пунктов от артиллерийского обстрела с иранской стороны. И уже в начале октября 1980 года руководство Ирака заявило, что оно достигло основных поставленных целей, и предложило урегулировать конфликт мирными средствами. В Тегеране это предложение было отвергнуто и в свою очередь объявлено о желании продолжать войну «до победного конца», то есть до провозглашения в Ираке исламской республики по иранскому образцу[10]. Подобный «жест» хомейнистского руководства явно не вписывался в планы Багдада. Там понимали, что для закрепления стратегической инициативы потребуются новые бои и новые жертвы. Главное же - мобилизационный потенциал противника явно превосходил их собственный (в Иране – 2 млн. человек, в Ираке – 650 тыс.). Это давало Ирану определенные преимущества, особенно возможность в течение длительного времени комплектовать воинские подразделения по штату военного времени.
Вскоре после окончания войны иранские историки попытались обосновать причины «удачного блицкрига» иракцев. Приведем эти причины почти в дословном переводе, так как они отражают официальную точку зрения и нынешнего иранского руководства. Во-первых, иранская армия понесла серьезный ущерб во время исламской революции. Во-вторых, тысячи иностранных специалистов, главным образом американцев, которые в шахские времена строили иранскую армию, при первой же возможности выехали домой. При этом им удалось переправить за границу (в основном в Ирак) «многие новейшие приборы, истребители и даже ракеты, которые были закуплены на деньги иранских налогоплательщиков». В-третьих, вновь сформированные по приказу Хомейни Корпус стражей исламской революции и другие «революционные подразделения» находились еще в процессе становления и не могли дать достойный отпор превосходящим силам противника. Не хватало оружия и опыта. В-четвертых, противник грамотно использовал поступающую информацию от американцев и «пятой колонны». Аппетиты у американских вояк настолько разгорелись, что они помогли иракскому командованию подготовить подробные карты «Большого Ирака», на которых весь Курдистан и большая часть западных провинций Ирана значились как иракские территории. Наконец, в-пятых, иракская агрессия против суверенного Ирана была встречена международным сообществом «гробовым молча нием», редкие голоса раздавались в поддержку Ирана[11].
Действительно, подобная интерпретация причинного ряда не вызывает особых возражений. Но это лишь видимая часть айсберга. Обычно же войны «куются» из невидимых нитей личных амбиций, предрассудков и даже маниакальных воззрений. Упование на Всевышнего – это лишь пропагандистский жест, идеологическая уловка, способная грамотного священника возвысить до «божества» в глазах малограмотного архаичного общества. Иран в этом плане – поразительный пример.
Сегодня иранцы без большой охоты перелистывают отдельные страницы своей недавней истории. Но ведь что написано пером, не вырубишь и топором! Документы неопровержимо свидетельствуют, что возникновение ирано-иракской войны в немалой степени объясняется амбициозным проектом Хомейни о всемирной исламской революции. Сразу же по прибытии в Тегеран аятолла поставил во главу угла внешнеполитической деятельности Ирана свержение «суннитского баасистского правительства» в Ираке и установление там «мусульманских порядков» по иранскому образцу. К весне 1979 года из США и Европы были отозваны изгнанные шахом остатки курдских экстремистских отрядов, которые после небольшой подготовки направлялись в Иракский Курдистан для помощи своим «братьям» в борьбе с Саддамом. В марте министр иностранных дел Ирана Садек Готбзаде недвусмысленно цитировал: «Аден и Багдад принадлежат нам… На первых порах наше правительство решило свергнуть правительство в Багдаде». Тут же сын Хомейни зачитал очередное послание отца, в котором прямо утверждалось: «Мы должны приложить максимум усилий для экспорта нашей революции в другие страны мира»[12]. Параллельно в иранских СМИ развернулась шумная антииракская кампания. Газеты и журналы открыто призывали иракские вооруженные силы к «антиправительственному бунту», указывая при этом, что в скором времени иранская армия подойдет к Багдаду и окажет помощь «измученному народу в его справедливой борьбе». Иран объявил о закрытии Ормузского пролива для иракских кораблей, в срочном порядке начал проводить мобилизацию резервистов, в официальной прессе появилось множество статей с призывом «стереть Ирак» с политической карты мира[13]. В конечном итоге в Тегеране был оформлен официальный тезис: «Иран не может простить Хусейна за его «дружбу с Америкой, Садатом, шахом и Бегином»[14].
Полное недоумение у мировой общественности вызвало заявление Хомейни о том, что «Ирака не существует, как не существует и других государств, в которых проживают шииты. Все они под пятой насильников, которые вскоре будут уничтожены, потому что так угодно Аллаху. Шииты – это единая община, это – единое исламское государство».
Чуть позже аятолла обнародовал свое крылатое изречение: «Мы будем экспортировать иранский ислам по всему миру, но вначале – в направлении нашего западного соседа [Ирака]. Этим мы дадим возможность сверхдержавам понять нашу силу… Мы распространим нашу революцию по всей планете, поскольку наша революция – исламская. Пока в мире не победит ислам, борьба будет продолжаться. Сегодня — время крови и гибели за святое дело»[15].
Говорят, что в Багдаде не выдержали нервы. Говорят, что не в нервах дело, а в планах самого Хусейна, которому тоже амбиций не занимать. Как бы там ни было, но под лозунгом «защита восточных рубежей арабской родины» иракские войска без долгих раздумий вторглись на иранскую территорию, надеясь в течение нескольких недель приструнить строптивого соседа. Совершил ли Ирак агрессивную акцию или предпринял «превентивное действие»? – до сих пор не утихают споры в научных кругах и клерикальных сообществах. Мы же лишь отметим – неожиданное нападение Ирака сыграло на руку иранской верхушке. И не только в плане консолидации общества (о чем уже говорилось), но и в плане практической реализации собственных великодержавных идей. Усиленно создавались всевозможные исламистские структуры. Велась интенсивная и целенаправленная пропаганда, суть которой сводилась к следующему: исламская революция – это свершившийся факт; она вывела из равновесия всемирных угнетателей и поработителей; руками клики Саддама они решили уничтожить революцию, потому что ее боятся; теперь – истина на стороне Хомейни и иранского народа, которые воюют и набираются опыта для восстановления мировой справедливости; кровь нашей молодежи победит пулеметы; победа за народом, жаждущим мученической смерти!
Досталось и «кремлевским вождям», которые, по интерпретации исламистских идеологов, «за счет сокращения программы строительства партийных особняков, начали поставлять Ираку новейшие истребители МиГ-29». Не осталась в стороне и ее Величество, королева Великобритании, которая при слала в подарок иракцам походные солдатские клозеты с «тремя сортами наимягчайшей туалетной бумаги». По разумению королевы, лишь душистая бумага «поможет Саддаму вырвать победу из рук Хомейни». Американские же «гуманитарии» пошли еще дальше, обязав арабские страны пополнять саддамовский военный бюджет. Размер этой «благотворительной» помощи составляет уже 80 млрд. долларов. А те страны, которые не успели собрать деньги, присылают на театр военных действий своих солдат, самолеты, танки… «И всё это против нас, против Всевышнего и его Посланника, – делался вывод в одной из брошюр (для служебного пользования), которые распространялись в подразделениях КСИРа. – Да здравствует революция, всемирная революция Ислама!»[16]
Для зарубежной аудитории акценты несколько сдвигались. Тиражировались в основном призывы Хомейни: «О, угнетенные мира! К какому бы классу или стране вы не принадлежали, проснитесь! Не бойтесь рева Америки и других угнетателей. Сузьте кольцо их блокады!» Или: «Не позорно ли для мусульман, имея столько материальных и нравственных ресурсов, при наличии божественной поддержки находиться под гнетом деспотических держав и разбойников века». Наконец, «Великий грех всех псевдоисламских и арабских правителей состоит в том, что они поддерживают агрессию, которая ведет к невосполнимым потерям, истощает экономические ресурсы обеих сторон, а главное — отсрочивает единение всей исламской общины, хотя условия для объединения весьма благоприятные после свержения шаха… Более того, нарушаются мусульманские связи. Вместо того чтобы по жать протянутую Ираном руку, призвать к единству, к решению насущных проблем мусульманского мира, к освобождению Иерусалима, правители встают на сторону оголтелых атеистов. Они пришли к позорному компромиссу с Израилем, позволили действовать языческим силам в своих странах, на земле священного вдохновения в Палестине»[17].
Надо признать, что «зарубежные» усилия Хомейни не нашли благоприятной почвы в арабо-мусульманском мире. Лишь немногие страны (Сирия, Ливия, Алжир) в той или иной мере заступились за жертву агрессии. Несколько тысяч арабских добровольцев выразили желание участвовать в боях против «марионетки и безбожника Саддама», но на территории Ирана так и не появились. Правда, в разные годы в подразделениях КСИРа находилось до 30 тысяч зарубежных «воинов ислама», но в основном они были представлены депортированными из Ирака персами, а также шиитами, скрывавшимися от правосудия в своих странах[18]. Большинство государств мира (в том числе исламских) встали на сторону Ирака. Лозунги «экспорта» революции и шиитского фанатизма оказались страшней «суннитского баасизма» и «нелегитимности» действий багдадского руководства[19].
Лозунги Хомейни даже не поддержали иракские шииты (2/3 населения страны), которых не очень-то жаловал Саддам. На поверку оказалось, что они больше разделяют националистические лозунги Саддама, чем призывы к «всемирному шиитскому братству». Они гордились тем, что в их собственных городах — Карбале и Неджефе — покоятся мощи святых шиитских имамов, что Саддам выделяет немалые деньги на строительство мечетей и медресе, сам часто навещает всемирно известные (шиитские) святыни. Во всяком случае, публично иракский президент, принадлежащий к суннитскому меньшинству (20% населения), всегда подчеркивал «особую значимость шиитской прослойки в построении современного Ирака и обеспечении национальной безопасности страны»[20].
«Иракские шииты оказались лишь наполовину шиитами и на сто процентов иракцами, - констатировала саудовская газета «Эр-Рияд». – Они полностью ассимилировались в иракское общество»[21]. Да, среди них были и фанатики, которые истязали себя цепями в дни религиозных трауров, и хомейнисты, готовые в любой момент пожертвовать собой во имя божественной цели Великого имама, и фундаменталисты, верившие в действенность террора, — но таких было меньшинство. Правда, пряник у Саддама Хусейна всегда находился рядом с кнутом. Любое неповиновение шиитов каралось незамедлительно. Любая оппозиция пресекалась на корню. В качестве «примера и урока» сжигались целые деревни, бомбились города. Это реальность Ирака эпохи Саддама.
Одним словом, Ирану не удалось склонить иракских шиитов на антисаддамовскую борьбу. Впустую были потрачены миллионы долларов, которые щедро вливались в кассу Высшего совета исламской революции в Ираке. Карта исламской революции в «ближнем западном зарубежье» оказалась битой. Но было еще одно зарубежье – афганское – к востоку от иранских границ. Испокон веков здесь жили шииты (около 15 % населения), находясь, как правило, в оппозиции к официальным властям. По национальному составу они представляли в основном хазарейцев. Своими ведущими религиозными центрами они считали иранские города Кум и Мешхед. Поэтому, как и следовало ожидать, в своем большинстве они разделили идеи имама Хомейни и как бы невзначай были вовлечены в осуществление его внешнеполитических замыслов. Их активность возрастала по мере «активности» руководства правящей партии НДПА и, конечно же, по мере вмешательства советской стороны в афганские события.
Афганские оппозиционные исламские организации начали формироваться на территории ИРИ в апреле 1979 года. Руководящий состав этих организаций подбирался из более или менее авторитетных афганцев, которые проживали в Иране или бежали туда после прихода к власти НДПА. Рядовые члены вооруженных отрядов также набирались из афганцев, работавших ранее в Иране (до апреля 1978 года в Иране на заработках постоянно находилось до 600 тыс. афганцев). Начиная с января 1980 года база комплектования людскими ресурсами оппозиционных организаций все время расширялась за счет беженцев.
Шиитское руководство ИРИ всегда рассматривало афганские организации как военно-политическую силу, с помощью которой можно было бы дестабилизировать обстановку в ДРА, ослабить народно-демократический строй, способствовать его свержению и в перспективе создать «Исламскую Республику Афганистан» под эгидой имама Хомейни или его преемника.
В этом плане следует отметить, что появление первых советских военнослужащих в Афганистане летом 1979 года[22] было сразу же «раскручено» Тегераном до величины «всемирного заговора безбожников» против ислама как религии Пророка, что было весьма кстати Хомейни, власть которого к тому времени распространялась лишь на отдельные кварталы Тегерана и Кума. «Заговор атеистов и язычников против правоверных – сначала в Афганистане, а затем и в Иране», – так однозначно интерпретировались события в иранской столице. А раз так, то только исламская революция может спасти «обездоленных», сможет объединить мусульман в борьбе против заговора теперь уже «мирового коммунизма».
Подобные призывы, надо признать, не остались незамеченными. Популярность иранского руководства внутри Афганистана увеличивалась с каждым днем, и не только среди шиитов, но и в массе суннитского большинства. Любой клич аятоллы Хомейни попадал на благодатную почву — ведь простой обыватель видел, что имам во многом прав: мусульман не уважают, на них нападают, им просто мешают жить. Искусно разыгрываемый Хомейни «внешний фактор» угрозы органически сочетался с особенностями исламской психологии: мусульмане, особенно шииты, довольно болезненно воспринимают даже элементарное вмешательство в их традиционный уклад. Во сто крат возрастает их душевный протест, если это вмешательство связано с «неверным, отступником или сатаной».
Наиболее значимой проиранской организацией стало Исламское движение Афганистана со штаб-квартирой в иранском городе Куме. Своей главной задачей оно ставило борьбу против советских войск («шурави») с последующим свержением «коммунистических властей Кабула» и установлением в стране исламского правления по иранскому образу. Далее следовал Революционный совет исламского союза Афганистана. В организационном плане он входил в состав КСИРа на правах «регионального отдела исламских освободительных движений». Как правило, боевики этой организации (около 4 тыс. человек) выполняли чисто жандармские функции. Они контролировали лагеря афганских беженцев на территории Ирана и занимались сыскной деятельностью. Боевую закалку они периодически получали на ирано-иракском фронте. Что касается афганской «Партии Аллаха» (Хезболлах), то ее резиденция находилась непосредственно в иранской столице. При ее создании в 1980 году ставилась конкретная задача: объединить под эгидой Тегерана всех моджахедов, действующих вдоль афгано-иранской границы, с целью создания плацдарма для «экспорта исламской революции в Афганистан». Эта задача так и осталась невыполненной. Уж слишком сильными оказались центробежные тенденции у лидеров афганской оппозиции. Тем не менее, полторы тысячи бойцов Хезболлаха отличались особой преданностью Хомейни и «прославились» особой жестокостью по отношению к тем мирным афганцам, которые не желали подчиняться иноземному диктату.
Много сил и средств истратил Иран на создание афганского КСИРа. Начало практической деятельности этого Корпуса, получившего название «Сепаже пасдар», относится к 1983 году. По замыслу Тегерана, афганский Корпус в перспективе должен был стать основой единой и мощной «афганской освободительной армии». И хотя костяк стражей (около 3 тыс. человек) прошел усиленную подготовку под руководством иранских и китайских инструкторов, тем не менее, создать хотя бы прообраз армии так и не удалось.
В декабре 1987 года при непосредственном участии правящего духовенства Ирана был оформлен так называемый «Союз-8»[23]. Вновь сформированное объединение получило официальное название: «Коалиционный совет исламской революции Афганистана». Основной целью создания «Союза-8» являлось объединение афганской шиитской оппозиции под иранским руководством для расширения масштабов антиафганской политической и вооруженной борьбы, недопущения распространения монопольного влияния пропакистанского «Альянса-7»[24] на развитие обстановки в РА и вокруг нее. Конечная политическая деятельность «Союза-8» состояла в трансформации Афганистана в «исламскую республику» по типу Ирана.
В программе «Союза-8» высшим религиозным вождем афганских шиитов был объявлен Хомейни. Заявлено о полном разрыве связей с США, их союзниками, а также с арабскими режимами, отрицающими лидирующую роль иранского духовенства в исламском мире. Иран был выделен в качестве единственного надежного гаранта защиты жизненных интересов афганских шиитов. В Программе отвергалась целесообразность предложений руководства РА в отношении реализации политики национального примирения, в том числе по вопросам формирования коалиционного правительства. Одновременно были объявлены незаконными и неприемлемыми для шиитских организаций афгано-пакистанские переговоры в Женеве. Наиболее стойкими приверженцами идей экспорта «исламской революции» являлись такие организации, как Партия аллаха, Победа, Корпус стражей исламской революции Афганистана[25].
Полевые командиры (они же лидеры «Союза-8») так и не смогли найти общей приемлемой базы для совместной борьбы. После вывода советских войск их разногласия еще больше обострились. Началась открытая борьба за лидерство. Об иранской модели стали говорить все меньше и меньше, хотя принцип построения исламского государства сохранялся у афганской оппозиции вплоть до прихода талибов.
Фактически такая же участь постигла и «Совет джихада», созданный в 1989 году из двенадцати шиитских и суннитских группировок.
В самом Иране практическая реализация экспорта революции несколько «притормозилась» в годы войны с Ираком. Нежелание иракских шиитов встать в один ряд с аятоллой и выступить «за поражение своего правительства» явилось по существу первым «уколом» на пути мировой исламской революции[26]. К тому же довольно болезненно воспринял имам выраженную пассивность исламской уммы в отношении помощи «жертве иракской агрессии». «Иран был в горделивом одиночестве и рассчитывал только на свои силы, - отмечают сегодня наследники Хомейни. – Вера в Бога, надежда на невидимую Господню помощь и руководство святого человека – вот и вся поддержка, которую имел Иран…[27]
Но не совсем так. Помимо Сирии и Ливии, на сторону Хомейни встали иракские коммунисты. Это малоизвестный (и довольно неприятный) эпизод в истории Иракской компартии. Вместе с тем он достоин хотя бы краткого освещения, так как органически дополняет особенности иракской внутриполитической жизни накануне и в ходе восьмилетней войны.
17 июня 1973 года в Ираке было оформлено создание Прогрессивного национально-патриотического фронта (ПНПФ), куда вошли Партия арабского социалистического возрождения (Баас) и Иракская коммунистическая партия. (Позже в его состав вошли некоторые другие национальные и патриотические силы и партии). Его программа – Хартия национальных действий предусматривала проведение демократических выборов и отказ от капитализма как пути развития. Подтверждалось, что внешняя политика Ирака будет последовательно антиимпериалистической, миролюбивой.
Однако партия Баас (как правящая партия), вопреки положениям Хартии, по сути дела наметила линию на монополизацию власти. Колоссальное увеличение доходов от нефти позволило резко расширить не только государственный сектор, но и частное предпринимательство. Впервые в Ираке появились сотни владельцев миллионных состояний. Расслоение общества и превращение его в «олигархическо-капиталистическое» встретило резкую критику со стороны ИКП, руководители которой обвинили баасистов в отходе от принципов построения социалистического общества.
В августе 1976 года Саддам Хусейн (тогда заместитель председателя Совета революционного командования) «предостерег» коммунистов «от действиях по отношению к режиму», потребовал от них прекратить всякую идейно-пропагандистскую работу и довольствоваться тем, что партия Баас, обсуждая «достижения» Патриотического фронта, укажет на положительную роль, которую играют в нем «другие национальные силы»[28]. Однако коммунисты не пошли на это «предложение». Наоборот, на мартовском (1978 г.) Пленуме ЦК приняли развернутое постановление, в котором подвергли резкой критике внутреннюю и внешнюю политику баасистского большинства. В ответ на это, не объявив официально о запрете компартии, правящий режим обрушился с репрессиями против ее членов. За короткое время был казнен 31 человек по обвинению в попытке создать в вооруженных силах коммунистическую организацию[29]. Вскоре были закрыты практически все помещения, принадлежащие ИКП, с весны 1979 года перестала выходить коммунистическая печать.
Компартия, заявив о своей оппозиции правительству, перешла к нелегальным методам борьбы. Она призвала все оппозиционные силы объединиться в Национально-демократическом фронте (НДФ), ставящем целью образование коалиционного правительства, которое положит конец репрессиям, восстановит в стране демократию, предоставит Иракскому Курдистану подлинную автономию. Усилиями ИКП и ряда курдских национальных партий к концу 1980 года такой фронт был создан[30].
Выход Иракской компартии из ПНПФ послужил дополнительным толчком для развертывания в стране антикоммунистической истерии. Коммунистов обвиняли во всем: от национального предательства до измены чаяниям палестинского народа. В общей сложности только в Отчетном докладе 9-й региональной конференции партии Баас этому вопросу было уделено 30 страниц. Коммунистам предписывалось отсутствие «самостоятельной воли» и буквальный перенос советской действительности без учета национальных особенностей. Они осуждались за «непонимание» смысла баасистского «революционного развития», за космополитизм и оппортунизм, за «интернационализм» и разжигание национальной розни, за связи с террористическими группировками (включая Израильскую коммунистическую партию!), за шовинизм и попытки разделить Ирак на сферы партийного влияния, за отход от интересов арабского национально-освободительного движения, за несвоевременный созыв Национального собрания и т.д. и т.п.[31]
В июле 1979 года, проанализировав сложившуюся ситуацию, ЦК ИКП принял развернутое постановление о «свержении диктаторского баасистского правления». Для осуществления этой цели партия избрала «вооруженную борьбу в качестве основного метода»[32].
Через 14 месяцев началась ирано-иракская война.
Уже в первые военные месяцы от партии потребовалось решительных усилий для выработки единой платформы. Большинство коммунистов (в отличие от местных шиитов) выступило за поражение своего правительства. В ряде заявлений видных руководителей ИКП указывалось, что такая позиция явилась продолжением претворения в жизнь решений июльского 1979 года Пленума ЦК. В этих же заявлениях подчеркивалось, что баасистское правительство с началом войны проявило себя как настоящий агрессор, стремясь уничтожить «общенациональную, антиимпериалистическую, исламскую революцию в Иране»[33].
Однако дальнейшие события, связанные с антикоммунистической кампанией в Иране и попытками тегеранского руководства навязать Ираку «исламскую модель» военными средствами, заставили коммунистов пересмотреть свои ближайшие задачи. Твердо укоренившаяся среди большинства членов ЦК идея о необходимости ввода «иностранных войск» для замены государственного правления (где, как писал орган Иракской компартии журнал «Ас-Сакафа аль-Джадида», за образец бралось создание Германской Демократической Республики), начала отходить на второстепенный план[34]. «Мы принципиально не приемлем, - говорил Первый секретарь ЦК ИКП Азиз Мухаммед, - намерения Ирана путем войны экспортировать в Ирак исламскую революцию, навязать нашему народу «иранскую модель»[35].
Коммунисты встали перед выбором: или присоединиться к местному режиму и единым фронтом выступить против Ирана (а это значит – просить «помилования» у баасистов), или занять нейтральную позицию по отношению к войне (но нейтральная позиция не свойственна коммунисту), или продолжать поддерживать иранскую сторону (которая разоблачила себя как антиреволюционная и антидемократическая сила)[36]. В результате был выработан новый подход, который нацелил иракских коммунистов на скорейшее прекращение конфликта с Ираном, разоблачение его негативных последствий как для народов двух воюющих стран, так и на общее положение в регионе. ИКП выступила за мирное урегулирование отношений с Ираном, подчеркнув при этом, что у иракского народа достанет сил воплотить в жизнь демократическую альтернативу, добиться установления справедливого мира с Ираном, обеспечить, чтобы Ирак вновь стал играть активную боевую роль в рядах арабского национально-освободительного движения»[37].
На словах иракское руководство в принципе согласилось с «новой программой» ИКП. Но при этом потребовало от коммунистов «клятвы на верность»… идеям Баас и «публичного покаяния в своих грехах». На страницах багдадской печати появились широко разрекламированные призывы к различным категориям «уклонистов» (следует понимать – коммунистов), против которых в свое время «была проведена всеобщая кампания преследований». Им предлагалась возможность «восстановить ранее утерянные права» и смыть на поле боя «позор перед родиной»[38], иными словами добровольно записаться в штрафной батальон.
К «коммунистической» теме обратился и Саддам Хусейн. Когда мы почувствуем «хотя бы на один процент», заявил он в одном из интервью,, что коммунисты осознали несостоятельность прошлого этапа своей деятельности, мы дадим им возможность для возвращения и «дальнейшего исправления своих ошибок внутри страны»[39]. «Что касается Иракской коммунистической партии, - подчеркнул он в другом интервью, - которая в свое время входила в состав Прогрессивного национально-патриотического фронта, а затем вышла из него, то мы в любой момент готовы восстановить ее членство, если посчитаем, что это будет отвечать интересам Ирака». Далее президент сослался на иракский народ и сказал, что он в своем большинстве еще осуждает компартию за ее первоначальную поддержку режима Хомейни[40].
Но что примечательно, практически одновременно с вышеприведенными словесными заявлениями по всему Ираку прокатилась мощная волна террора и репрессий. Без суда и следствия бросались за решетку как коммунисты, так и члены других демократических организаций. В ряде городов в срочном порядке были приведены в исполнение смертные приговоры. 1 мая 1983 года боевые отряды Патриотического союза Курдистана – националистической курдской партии – при массированной поддержке авиации и артиллерии иракской армии вероломно напали на штаб-квартиру Политбюро ЦК ИКП в районе Пешташан на севере страны. Жертвами налета стали около 120 человек. Более 50 из них погибли, остальные получили ранения, очутились в плену, пропали без вести. Здесь же была уничтожена радиостанция «Голос иракского народа» и разрушен ряд медицинских и информационных учреждений компартии. 26 мая турецкие войска численностью до 15 тысяч человек в пограничном районе Батофо вторглись на территорию Ирака на глубину до 30 километров с целью нанести удар по позициям ИКП и ее союзников по НДФ, которые, к слову, поддерживали Курдскую рабочую партию (КРП) и давали приют ее боевикам, воюющим против центрального турецкого правительства. Было захвачено около двух тысяч ни в чем не повинных жителей[41], судьба которых не известна до сих пор. По этому поводу в Багдаде было объявлено, что подобная операция происходила с ведома иракских властей и в соответствии с имеющимся соглашением с целью «изгнания некоторых антизаконных группировок» с приграничной полосы[42].
В последующие годы подобные карательные акции стали регулярным явлением в северных провинциях Ирака. Несколько раз иракская авиация под прикрытием войны с Ираном применяла химическое оружие для физического уничтожения членов ИКП и их союзников из Демократической партии Курдистана, других антисаддамовских организаций на севере Ирака.
Поэтому прекращение ирано-иракского конфликта и пресечение связанных с ним террористических актов против неугодных Багдаду национально-социалистических движений (которые негласно поддерживала Москва) явилось одной из основных задач иракских коммунистов и курдских националистов вплоть до 1988 года. В середине 1980-х годов иракские оппозиционеры в своих зарубежных изданиях отмечали (со ссылкой на «компетентные источники»), что война уже принесла двум странам материальный ущерб в 600 млрд. долларов. Крайне отрицательны ее психологические, социально-политические, демографические и экологические последствия. Они будут сказываться на протяжении десятилетий[43].
«Мудро поступает тот, кто живет в настоящем и смотрит в будущее», - гласит известный афоризм. Следуя его логике, иракские коммунисты уже в годы ирано-иракской конфронтации выработали конкретные направления своей деятельности на послевоенный период. Они включали: привлечение к суду военных преступников, определение инициатора войны, оказание помощи жертвам боевых действий, введение всеобщей амнистии, ограничение военных расходов, пересмотр военных соглашений, ликвидацию инфляции и дороговизны, активизацию экономической деятельности, осуществление в Ираке национально-демократической революции с последующим переходом к социализму и т.д.[44]
С 1986 года вся коммунистическая печать особое внимание обращала на разъяснение характера и сущности войны с Ираном; видное место стало отводиться вопросам марксистско-ленинского исследования перспектив развития конфликта, роли в нем империалистических держав и ряда государств Персидского залива. Всестороннему анализу была подвергнута внутренняя и внешняя политика официальных Багдада и Тегерана. Коммунисты пришли к выводу, что за годы войны в деятельности руководителей двух стран наметился ярко выраженный сдвиг вправо, стали заметными тенденции к сближению с империалистическими государствами и даже Израилем. В качестве примера указывалось на ирано-американское военное сотрудничество, на значительное увеличение поставок в США иракской нефти (в апреле 1985 года эти поставки составили 224 тысячи баррелей в день)[45]. С другой стороны, коммунисты подвергли резкой критике политику Ирака и стран Персидского залива, направленную на дестабилизацию мировых цен на нефть. По их мнению, в определенной степени цены на нефть были занижены искусственно, благодаря усилиям аравийских монархий. Таким образом предполагалось склонить Иран к прекращению войны. Ираку же гарантировалась необходимая компенсация, его налеты на иранские нефтепромыслы всячески поощрялись[46].
Рассматривая ситуацию на ирано-иракской границе, «главные оппозиционеры» пришли к заключению, что Иран «не в состоянии добиться окончания войны путем генерального наступления». В то же время переход Ирака от «позиционной обороны к мобильной» (такое решение было принято 4 мая 1986 года) способствует лишь затягиванию войны, но отнюдь не ее прекращению. Попытки Ирака «арабизировать войну» путем использования на поле боя воинских контингентов из других арабских стран (Иордании и Египта) приведут лишь к расширению рамок конфликта, к увеличению человеческих жертв. Подобные действия иракского руководства больше напоминают лихорадочные усилия зарвавшегося лидера, который отчаянно пытается выбраться из сотворенной им же кризисной ситуации. Именно с этой целью и был «пущен в оборот» лозунг «защиты отечества». В теперешней ситуации суть его сводится фактически к «защите власть имущих – паразитической, бюрократической буржуазии», которая в свое время и начала войну[47].
И еще один вывод в теоретических исследованиях иракских коммунистов обращает на себя внимание. Он связан с разработкой теории революционной ситуации в стране, объективных и субъективных факторов революции. Коммунисты остановились на том, что ирано-иракская война, с одной стороны, способствует созреванию революционной ситуации, с другой же – тормозит развитие субъективного фактора. Все это требует от пролетарской партии «правильной и точной оценки», чтобы вовремя определить тот момент, который бесспорно приведет к победе[48].
На состоявшемся в конце 1985 года заседании Высшего совета Национально-демократического фронта было всецело обсуждено внутреннее положение в стране. Было указано на углубление кризиса в правящей верхушке, что проявилось в усилении противоречий между военным и политическим руководством, внутри регионального руководства партии Баас. (К примеру, по особому распоряжению Саддама Хусейна были казнены такие видные «приверженцы режима» как Председатель Национального собрания Наим Хаддад и командующий багдадским гарнизоном Омар аль-Хазаа). Все это, отмечалось в принятом заявлении, говорит о том, что «условия для свержения правительства никогда не были такими зрелыми, как сейчас». Однако для осуществления этой задачи еще недостаточно окреп субъективный фактор. Высший совет призвал все оппозиционные силы объединиться в Широком национальном фронте (ШНФ), как можно скорее прекратить внутренние распри и раскольнические пропагандистские кампании, особенно среди курдского автономистского движения[49].
Новая линия ИКП была подтверждена и в официальном заявлении представителя ЦК партии от 12 февраля 1986 года в связи с очередным (22-м по счету) широкомасштабным наступлением иранской армии. В документе были подвергнуты резкой критике «опасные экспансионистские устремления» тегеранской правящей верхушки, которая по-прежнему стремится «отрезать Ирак от Персидского залива» и захватить обширные участки его территории. Такие действия, говорилось в заявлении, создают благоприятный повод для империалистического проникновения, представляют собой реальную угрозу не только Ираку, но и всему региону. Коммунисты обратились с призывом к иракскому народу и армии «взять дело в собственные руки» и тем самым оградить страну от трагических последствий. Все национально-патриотические силы страны, а также «честные баасисты» должны сплотить свои ряды во имя будущих битв[50].
Примечательно, что в отношении американцев, израильтян и других «экспансионистов» позиции коммунистов и баасистов почти полностью совпадали. «Американская администрация, - писал журнал «Ас-Сакафа аль-Джадида», - усиливает давление на страны Персидского залива с целью получения военных привилегий и военных баз». Подобные действия являются составной частью американского плана на вмешательство во внутренние дела этих стран, на установление американской гегемонии в регионе. Наряду с этим Соединенные Штаты продолжают «оказывать нажим на своих союзников с целью осуществления давних замыслов, связанных с расширением географических рамок Североатлантического блока, перенос их на район Персидского залива». Вся эта активность империализма, поводом для которой послужил ирано-иракский конфликт, имеет дальний прицел: «мобилизовать ресурсы и энергию для создания угрозы Советскому Союзу с юга, нанести урон региональным национально-освободительным силам»[51].
Из-за американского вмешательства в дела Персидского залива, говорилось в одном из посланий ЦК ИКП на имя тогдашнего Генерального секретаря ООН Х. Переса де Куэльяра, регион превратился «в опаснейший очаг напряженности, который угрожает миру во всем мире. Империалистические государства, и в особенности США, использовали и используют «войну в Заливе» для усиления своего военного присутствия, для постепенного превращения территорий прибрежных стран в «арсенал» натовских вооружений, которые можно было бы использовать совместно с Израилем для организации и проведения заговоров и агрессивных акций против арабского национально-освободительного движения, независимых и прогрессивных стран региона. В разработанном ЦК и направленном в ООН «плане мира» из девяти пунктов указывалось на необходимость «вывода иностранных войск и военных флотов из района Персидского залива» как одного из основных условий скорейшего прекращения ирано-иракской войны[52].
Ирано-иракская война – это война «американского империализма и израильского агрессора против арабской нации»[53]. «Международный мир и мир между арабами постоянно будут под угрозой, пока существует империализм, так как само его возникновение уже уничтожило все условия для мира», - писал иракский официоз газета «Ас-Саура». При этом она указывала, что в результате войны «щупальца империализма все глубже и глубже проникают в ближневосточный регион». Благодаря их «усердию» наиболее реакционные деятели иранской элиты достигают «наивысших ступенек» в ранге государственной власти, бросая страну не только во времена мрачного средневековья, но и в объятия западного бизнеса и американского военно-промышленного комплекса. Войну «используют враги нации и ислама в своих алчных целях», само ее продолжение отрицательно сказывается на «общей безопасности» в Персидском заливе и «благосостоянии народов» двух «истекающих кровью стран»[54].
На всем протяжении ирано-иракской войны иракские коммунисты действовали в тесном сотрудничестве с иранскими коммунистами, которые организационно объединялись в созданной в 1941 году Народной партии Ирана (ТУДЕ или Туде). В 1978-1979 гг. они приняли активное участие в революционных событиях на стороне религиозных лидеров.
Вскоре после начала войны в Тегеране и ряде европейских столиц состоялись многократные встречи между представителями НПИ и ИКП, на которых была утверждена общая платформа действий с целью свержения «диктаторского режима» в Ираке[55]. В частности, в распространенном в Риме коммюнике двух партий говорилось, что «эту войну ведет не иракский народ против Ирана и его революции, а баасистское правительство Ирака и его глава С. Хусейн». Здесь же подчеркивалось, что иракский лидер с целью создания условий для нападения на Иран, «усилил свою репрессивную политику» внутри страны, нанес «удар по всем демократическим и революционным силам, особенно по Иракской компартии»[56].
Однако в дальнейшем как иракским, так и иранским коммунистам пришлось в срочном порядке пересмотреть свои «договоренности» и выступить единым фронтом за немедленное прекращение войны, которая «сыграла важную роль» в постепенном захвате правыми силами всех руководящих постов в Иране[57].
Уже в 1982 году, анализируя внешнюю и внутреннюю политику Исламской Республики, видные деятели Туде стали высказывать сомнения относительно действенности «исламского революционного курса» – в стране наметился резкий поворот вправо.
Комментируя причину столь заметных изменений, Первый секретарь ЦК НПИ Али Хавари, в частности, указал на следующее: после февральской революции духовенство смогло воспользоваться тем, что партия Туде, другие прогрессивные силы в результате преследований при шахе были заметно ослаблены. Это привело к тому, что в ходе революции не были существенным образом подорваны позиции крупных капиталистов и помещиков. Именно они, заручившись поддержкой империалистических держав, плели интриги и заговоры с целью свергнуть еще не окрепшую республику или заставить ее руководителей отказаться от некоторых предпринятых под давлением масс позитивных шагов. Второй вариант оказался более приемлемым, так как правящие круги Исламской Республики всегда испытывали страх перед волей народа к радикальным преобразованиям, боялись роста активности по-настоящему революционных элементов[58].
В феврале 1983 года начались репрессии в отношении тудеистов. Видные руководители НПИ были брошены за решетку по обвинению в шпионаже в пользу Советского Союза. Одновременно органы массовой информации Ирана развязали разнузданную антисоветскую пропаганду[59]. Газеты выходили с большими заголовками: «Арестована очередная партия шпионов за их связи с советской разведкой», «Тудеисты – советские наемники, их – к стенке». Радио и телевидение ежедневно повторяли: «Советский Союз – сторонник империализма и НАТО. Он создает напряженность в зоне Персидского залива. Он оскаливает зубы перед лицом порабощенных народов» и т.д. и т.п.[60]
В мае иранские власти объявили о роспуске партии Туде. За несколько дней до этого тегеранское телевидение показало интервью с одним из руководителей НПИ. Он в частности сказал: «Да, наша организация занималась сбором информации, значит шпионила… И еще некоторые офицеры и солдаты помогали нам добывать сведения для отправки их в Советский Союз…»[61].
Репрессивная политика иранских властей по отношению к демократическим силам была подвергнута критике даже на страницах официальной багдадской печати, которая отнюдь не питала симпатий к деятельности иранских коммунистов. Расправляясь с партией Туде, писала газета «Ас-Саура», Хомейни и его приближенные хотят таким образом отвлечь иранский народ от катастрофического положения дел внутри страны, стремятся «отвернуть взгляды общественности» от тех громадных расходов, которые пожирает не приносящая никакой пользы война. Под прикрытием террора и антисоветизма идет постепенное сближение с Америкой. На фоне этих событий показанное «телевизионное чудо» не заслуживает даже малейшего внимания, делает вывод газета[62].
Преследуя коммунистов, говорилось в одном из заявлений ЦК НПИ (февраль 1984 г.), правящие круги Исламской Республики практически отказались от целей февральской революции 1979 года. Они прибегли к политической авантюре, которая не имеет прецедента в современной истории Ирана. Объективное содержание этой авантюры состояло в том, что «разнузданная пропаганда иранских властей против Советского Союза, являющегося близким соседом и другом народов нашей страны, совпадает по существу с политикой антисоветизма, проводимой Р.Рейганом. Это глубоко противоречит интересам Ирана»[63].
И еще в этом контексте. С началом ирано-иракской войны партия Туде объявила Ирак «агрессором» и выступила на стороне религиозных лидеров. Целью своей деятельности она определила мобилизацию народных масс на успешное отражение наступления иракской армии. После того, как Ирак принял решение на вывод войск, и в конце июня 1982 года был освобожден последний иранский город Хорремшехр и прилагающие к нему районы, НПИ потребовала от правительства «положить конец дальнейшему кровопролитию, ибо оно на руку лишь империализму». Коммунисты особо подчеркнули, что перенесение военных действий в глубь иракской территории, отказ официального Тегерана принять поступившие из различных источников инициативы и предложения прекратить войну и вступить в переговоры – все это «с каждым днем усугубляет ответственность верхушки иранского теократического режима за неуклонно нарастающий и без того уже огромный счет человеческих жертв и материальных потерь». В своих обращениях к народу тудеисты акцентировали внимание на тех «неисчислимых бедствиях», которые продолжает приносить война. Только со стороны Ирана на март 1986 года было искалечено 700 тысяч человек, два миллиона стали беженцами. Разрушены сотни городов, деревень, промышленных предприятий и других экономических объектов[64].
«Монархическую тиранию в стране сменила правая коррумпированная деспотия богословов-обскурантистов». Они заточили в тюрьмы свыше 100 тысяч политзаключенных. Их подвергают всяческим оскорблениям, избивают проволокой, вырывают ногти, загоняют под них иголки, ломают кости, укладывают обнаженными на электрическую печь, сдирают кожу, выкачивают до полной потери сознания кровь, подвешивают вниз головой, а затем избивают кнутом. Известно немало случаев изнасилования, казни на глазах у заключенных, применения химических препаратов.
Внешняя политика Тегерана такая же реакционная и авантюристична, как и внутренняя, писал член Политбюро ЦК НПИ Д.Нороузи. Идет бессмысленная война с Ираком. Нанесенный ущерб составил астрономическую цифру. Испорчены отношения с другими соседними странами. И это не случайно, ибо экспорт исламской революции – одна из главнейших целей Хомейни[65].
Однако такая позиция была истолкована властями Исламской Республики как «национальное предательство» и искусно использовалась ими в ходе борьбы за власть в первые годы исламской революции.
Примечательно, что доверие развитых стран к новому иранскому режиму заметно возросло именно после усиления травли НПИ. Так, в ходе встречи представителей семи развитых держав в Вильямсберге (1983 г.) политика иранских лидеров как внутри страны, так и на международной арене если и не получила полной поддержки, то, во всяком случае, не была подвергнута даже элементарной критике. Вскоре из ряда западных стран в Иран поступила первая партия оружия на сумму в несколько сот миллионов долларов[66]. Это оружие было сразу же переброшено на линию ирано-иракского фронта и во многом способствовало проведению иранскими войсками ряда успешных наступательных операций.
Тем не менее, захватить стратегическую инициативу Ирану (как и Ираку на первом этапе войны) так и не удалось. Не случайно в окружении Хомейни возникали острейшие споры вокруг ситуации на западной границе. Одни настаивали на прекращении войны с последующим возвращением захваченных территорий в ходе мирных переговоров (предложение Саддама Хусейна, одобренное ООН), другие придерживались идеи продолжения священного джихада. Решающее слово всегда оставалось за имамом. Он же призывал народ «не унывать и крепить оборону», заверял иранцев, что «коли все перейдут к обороне во имя Бога и посчитают это своим религиозным долгом – враг потерпит сокрушительное поражение; его ожидает бесчестие и вселенский позор»[67].
А вот позиция Ирака.
Сразу же после начала конфликта иракское правительство довольно своеобразно отреагировало на возможность (и необходимость) мирного урегулирования ситуации. Багдад стремился использовать заметные успехи на фронте прежде всего в своих узконационалистических целях, извлекая из них в первую очередь пропагандистский эффект. 24 сентября 1980 года министр обороны Ирака Аднан Хейралла на пресс-конференции заявил, что его страна не признает (в будущем) посредничества любой арабской инстанции в урегулировании отношений с «иностранным государством». Тут же во главу угла был поставлен вопрос о важности объединения арабов вокруг Ирака «для совместной защиты восточных границ арабской родины»[68]. Однако уже через несколько дней эта позиция изменилась. В Багдаде заявили, что будут приветствовать «любое посредничество из любой страны» за исключением Израиля и США. При этом Т. Азиз (тогда заместитель премьер-министра) отметил, что основным сражением для Ирака является сражение «против сионизма, израильского образования и империализма». И не было того дня, заключил он, чтобы Ирак «считал Иран враждебной стороной»[69].
В первые месяцы войны правительство Ирака направило своих представителей практически во все арабские страны. Целью подобных действий было разъяснение «масштабов и содержания справедливой борьбы» Ирака с «расистским режимом Тегерана», который «явился причиной многих страданий арабских народов»[70]. Однако миссия иракских дипломатов оказалась неудачной. В большинстве арабских столиц «наступательные меры» Ирака были расценены как опасный и несвоевременный шаг. Более того, некоторые арабские страны подвергли резкой критике внешнеполитические амбиции иракского военно-политического руководства, на что в Багдаде вовсе не рассчитывали.
В такой обстановке – обстановке фактической изоляции в арабском мире – основной упор Ирак сделал на военные методы решения проблемы, то есть, багдадское руководство с позиции силы стремилось в кратчайший срок вынудить Иран сесть за стол переговоров в качестве побежденного.
Однако скорой победы на фронте не последовало. Постепенно, как уже частично отмечалось, Ирак начал терять и стратегическую инициативу. В Багдаде стали отчетливо понимать, что дальнейшее продолжение боевых действий может привести к нежелательным последствиям как для страны, так и всего региона. Не исключалась возможность вмешательства иностранных государств в ирано-иракский спор. Этой теме были посвящены консультации министра иностранных дел Ирака с тогдашним госсекретарем США Э. Маски. После их окончания багдадская «Ас-Саура» писала, что Вашингтон «не хочет прекращения войны» и делает все, чтобы продлить ее как можно дольше с целью усиления своего военного присутствия в стратегически важном ближневосточном регионе[71]. Тут же иракская пресса высказала опасения по поводу появившихся на Западе сообщений о готовящемся налете израильской авиации на ядерный центр в пригороде Багдада. Однозначно указывалось, что подобная акция может стать осуществимой лишь в условиях продолжения ирано-иракского конфликта[72] (менее чем через год, летом 1981 года израильские ВВС нанесли прицельный бомбовый удар по этому центру, не потеряв при этом ни единого самолета).
Затягивание конфликта с соседним Ираном, подчеркивала в ноябре «Ас-Саура», в конечном итоге приведет к ослаблению роли Ирака как «влиятельной политической и военной силы в арабском мире»[73]. В Багдаде не скрывали, что единственными извлекающими пользу от столкновения являются «империализм и сионистский Израиль», хотя концепция интересов «великих держав» (без довольно точного разграничения) все еще занимала видное место в интерпретации событий, связанных с войной.
При этом в Ираке не могли оставаться без внимания, получившие широкое распространение на Западе высказывания американского президента и некоторых влиятельных израильских лиц. Первый, к примеру, отметил заинтересованность США в сохранении «сильного и единого Ирана», и выразил озабоченность «возможностью расчленения» страны в результате военных действий[74]. Бывший представитель Израиля в ООН Х. Герцог недвусмысленно добавил, что «победа Ирака в войне приведет к заметному нарушению установившегося в регионе равновесия». Ирак, продолжал он, является «постоянно существующим врагом» Израиля. «Никогда еще мы не поддерживали с ним [Ираком] ни связей, ни контактов, не подписывали соглашений и договоров. В противовес этому, с Ираном нас связывает более чем тридцатилетнее сотрудничество, в течение которого мы хорошо узнали друг друга. И сейчас мы надеемся на возобновление прежних отношений для совместной борьбы против общего врага арабов»[75].
Все эти обстоятельства заставили багдадское руководство прибегнуть к целой серии политических маневров. Цель уже ставилась чуть иная: при помощи оружия и посредников склонить Иран к мирным переговорам.
В октябре 1980 года иракское правительство обратилось к иранским лидерам через пакистанского президента с просьбой начать переговоры при посредничестве «такой третьей страны», которую в Тегеране «сочтут приемлемой»[76]. Параллельно иракский МИД сформулировал политику страны в сложившейся ситуации следующим образом: «Мы не хотим оставаться на иранской земле и тем более ее оккупировать. Мы просим лишь признать наш суверенитет над Шатт-аль-Арабом… Мы готовы провести любую встречу с иранскими официальными лицами по урегулированию возникшего кризиса»[77].
В Тегеране эти предложения не получили одобрения. Наоборот, практически все члены правительства высказались как против посредничества, так и против прекращения огня. 28 октября аятолла Хомейни указал на необходимость отвергнуть даже мысль о возможном мирном урегулировании отношений с Ираком, ибо ислам, подчеркнул он, «сражается не за еду, питье или животное начало, как это делают «сверхдержавы», – его солдаты «демонстрируют невиданное самопожертвование»[78].
Но, несмотря на такие заявления, к середине 1981 года в Иране были оформлены «непременные условия для любого диалога с Багдадом». Они включали: безоговорочный вывод иракских войск, создание международного арбитражного комитета для разрешения пограничного спора, проведение в Ираке референдума с целью определения «взаимоотношений между народом и правительством»[79].
Все эти условия к середине 1982 года была выполнены. В Багдаде и других городах прошли массовые манифестации в поддержку правительственного курса. Радио и пресса сообщили, что Ирак заранее дает согласие на исполнение решений международной арбитражной комиссии, если такова будет создана. 29 июня последние подразделения иракских войск покинули иранскую территорию и заняли укрепрайоны вдоль государственной границы[80].
Действия Багдада были положительно расценены многочисленными посредническими миссиями, созданными в рамках ООН, движения неприсоединения и Организации Исламская конференция. В Тегеране же они были названы «американским заговором», переполненным «бредом и бессмыслицей». Аятолла Хомейни заявил, что Иран не может оставить Ирак «стоящим на двух ногах». Если мы допустим это и согласимся на перемирие, подчеркнул он, то «Ирак начнет очередное внезапное наступление и во второй раз приступит к осуществлению своих злодеяний». Отвечая на призыв Багдада прекратить войну и совместно выступить против израильской операции в Ливане, аятолла добавил: «Путь на Ливан лежит через поражение Ирака»[81].
Вскоре после вывода своих войск Ирак заявил, что больше не выдвигает каких-либо предварительных условий для подписания мира с Ираном[82]. (Примечательно, что позже официальная багдадская печать утверждала, что именно такое предложение было выдвинуто уже на шестой день войны, то есть 28 сентября 1980 года. «Мы тогда были в апогее победы, – читаем в «Ас-Сауре» в номере за 17 декабря 1986 года, – но во имя скорейшего мира отказались от любых условий, хотя в подобной ситуации имели на это полное право»[83]. Что ж, оставим это «открытие» на совести автора.)
В конце 1982 года иракское руководство обратилось к Ирану с просьбой заключить ряд двусторонних соглашений без прекращения боевых действий на фронте, выступило с инициативой по обмену паломниками и военнопленными, выдвинуло идею о перемирии в священные мусульманские праздники и неприменении силы в международных водах Персидского залива.
Однако в Тегеране по-прежнему делали ставку на войну. Были организованы и проведены крупные наступательные операции с целью захвата важных стратегических объектов в глубине иракской территории. Самыми широкомасштабными и кровопролитными считаются: «Рамадан» и «Мухаррам» - в 1982 году, «Аль-Фаджр» - в 1983 году, «Хайбар» - в 1984 году, «Бадр» - в 1985 году, «Аль-Фаджр – 8 и 9» - в феврале 1986 года, а также «Карбела» - в конце 1986 – начале 1987 года. К какому-то заметному успеху они не привели. Однако в предпринятых наступлениях, по сообщению тегеранского корреспондента газеты «Ломотан», иранская сторона теряла до 80% личного состава. Поистине средневековые баталии не во имя счастья на земле, а во имя блаженства на небе! «Вполне допустимо уничтожение миллиона человек для расцвета ислама на иранской земле». Эти слова принадлежат бывшему главарю «революционной» прокуратуры Тегерана Ладжеварди[84]. Такая цифра уже становилась реальностью, а «расцвет ислама» все еще топтался на месте.
Следует отметить, что с середины 1983 года сам Хомейни стал открыто признавать «ухудшение общего положения в Иране», расширение «антивоенного движения», раскол иранского народа, возникновение «антиправительственных и антирелигиозных течений». Все это (как и неудачи на фронте) он объяснял «заговором империализма и коммунизма», происками левых сил[85]. Аятолле ничего не оставалось, кроме как снова призывать народ к дальнейшему сплочению для «скорой победы над агрессором». «Я надеюсь, - говорил он, - что народ всегда будет готовым выйти на поле боя, и не устанет от войны. Война всегда шла рядом с исламом, она необходима для установления справедливости»[86].
Сложившаяся ситуация ни по каким параметрам не устраивала иракское руководство. Перспективы «войны на истощение» явно были не в его пользу. Нужны были новые шаги, направленные на поиск путей скорейшего прекращения кровопролития. На это нацеливался дипломатический аппарат, этим стали заниматься политики и специальные эксперты. Небезынтересным будет проследить за результатами их деятельности.
Прежде всего, иракское правительство предприняло попытку установить связь с иранской либерально-демократической оппозицией. Начало этому положила встреча в Париже между Т.Азизом и лидером этой оппозиции М.Раджави, которая состоялась летом 1983 года. По сообщениям западной печати, на ней обсуждался широкий круг проблем, связанных с «насущной необходимостью скорейшего прекращения ирано-иракской войны» как «войны, не служащей интересам двух стран, а выгодной другим»[87]. Вскоре Багдад стал одним из постоянно действующих штабов иранских оппозиционеров.
Тут же в Багдаде стали все чаще высказываться в пользу «международного урегулирования» конфликта с Ираном при непосредственном участии СССР и США. Касаясь этой темы, Саддам Хусейн в интервью журналу «Аль-Маджалис», в частности, сказал, что больше «вопросительных знаков» следует поставить возле американской политики, ее стратегии «за» и «против» войны. Если же в Вашингтоне действительно хотят мира, как об этом любят говорить, то процесс урегулирования ирано-иракских отношений получит поступательное развитие, так как позиция Советского Союза вызывает меньше «опасений» и тех же «вопросительных знаков». Обосновывая необходимость участия СССР и США в деле прекращения войны, президент постоянно ссылался на «близость границ Советского Союза» и наличие «американских интересов» в зоне Персидского залива. А так как продолжение конфликта может создать угрозу и первому и второму, то от «двух сверхдержав» требуется «серьезная работа и эффективное влияние на волю того, кто не хочет прекращения войны»[88].
Однако, как показали факты последующих лет, попытки иракских лидеров привлечь американскую администрацию к мирному урегулированию конфликта оказались тщетными. И даже восстановление в 1984 году дипломатических отношений не оказало какого-либо влияния на этот процесс. Более того, Пентагон и ЦРУ не только начали снабжать Иран вооружением и военной техникой, но и продолжили предоставлять Ираку заведомо ложную информацию о дислокации и перемещениях иранских войск. Администрация США, отметил по этому поводу заместитель премьер-министра Ирака Тахи Ясин Рамадан, в данной ситуации имела целью затянуть ирано-иракскую войну и «использовать иранскую угрозу для нажима на арабские страны, что позволило бы им вмешиваться и иметь больше баз»[89].
В 1984 году Ирак сделал основной упор на уничтожение экономической инфраструктуры Ирана путем бомбардировок важнейших промышленных и нефтеэкспортных предприятий. В результате большинство нефтеналивных терминалов было разрушено, что не могло не сказаться на валютных поступлениях Ирана.
В 1985 году военно-политическое руководство Ирака предложило Ирану отказаться от военных методов и перейти исключительно к политическим средствам в решении существующих противоречий[90]. В Багдаде также высказались в пользу необходимости устранения причин неурегулированности ирано-иракских отношений[91]. Была выдвинута инициатива о размещении межарабских или международных сил вдоль границы между двумя государствами[92].
Как и следовало ожидать, все эти предложения не были приняты иранской стороной. И уже в феврале 1986 года она перешла в очередное «генеральное наступление». В считанные дни удалось захватить иракский полуостров Фао и прилегающие к нему территории общей площадью в несколько сот квадратных километров. Попытки иракских войск освободить плацдарм успеха не имели. Обосновывая свое поражение, официальный Багдад заявил, что американская разведка неправильно информировала военно-политическое руководство страны о месте наступления иранских войск. В результате из района Фао большая часть армии была переброшена в совершенно другой сектор. В дальнейшем все разворачивалось по «американскому сценарию». Иранские десантники довольно легко завладели стратегическим районом, отрезав тем самым Ирак от выхода в Персидский залив, и вплотную приблизились к границам Кувейта. Вскоре здесь появились американские военные корабли под предлогом «защиты дружественных государств»[93].
Как уже отмечалось, в мае 1986 года в Багдаде было объявлено о переходе к новой тактике ведения боевых действий: от позиционной обороны к мобильной. Материальным воплощением этой доктрины стал захват иранского города Махрана. Сразу же в нем было провозглашено создание «временного иранского демократического правительства» во главе с лидером оппозиции М.Раджави[94]. Ирак заявил, что возвратить этот город лишь после того, как иранские войска оставят район Фао. Но в Тегеране не пошли на это и в начале июля выбили иракцев из города.
2 августа президент Ирака в очередной раз предложил иранским лидерам заключить «договор о мире и ненападении». Он должен был включать пять пунктов: полный и безоговорочный отвод войск обеих сторон к международно признанным границам и обмен военнопленными; невмешательство во внутренние дела; уважение каждой из сторон избранного общественного строя в другой стране; объединение двусторонних усилий для гарантий безопасности и стабильности как в зоне Персидского залива, так и во всем ближневосточном регионе[95].
После того, как Иран отклонил и это предложение, Ирак с новой силой возобновил воздушные налеты не только на военные и экономические объекты, но и на мирные города. В ответ на это иранские войска стали подвергать ракетным ударам иракские города, включая столицу Багдад («война городов»). Появились тысячи убитых и раненых среди гражданских лиц.
В начале 1987 года обе страны в принципе высказались против «войны городов», однако достигнуть компромиссного решения так и не удалось.
20 июля Совет Безопасности ООН по инициативе США и СССР принял резолюцию за номером 598, в которой впервые в категоричной форме «потребовал» от Ирана и Ирака прекратить военные акции. Эта резолюция была поддержана Багдадом, который в свою очередь «потребовал» от Тегерана ее выполнения в утвержденной последовательности. В противном случае, писала газета «Аль-Джумхурийа», «война будет продолжаться»[96]. Что касается Ирана, то он заявил, что для прекращения огня необходимо в качестве первого шага «определить и наказать агрессора» (о чем говорилось лишь в пятом параграфе резолюции). Если же это требование не будет поддержано мировым сообществом, отметил председатель парламента Хашеми-Рафсанджани, то Иран «не прекратит боевые действия», и готов сражаться одновременно против «американского гегемонизма» и «баасистской агрессии»[97]. (Отстранение от власти иракского президента больше не ставилось в качестве условия).
К 1987 году иранская стратегия войны на истощение начала приносить свои плоды. 50-миллионный Иран, ВНП которого равнялся 188 млн. долларов, более легко переносил военные тяготы. Тегеран имел 654-тысячную армию, 1000 танков, 750 орудий и 60 боевых самолетов. Ирак же, население которого составляло всего 16,5 миллиона, а ВНП был равен 34 млн. долларов, содержал миллионную армию, 4500 танков, 3000 орудий и 500 боевых самолетов. Если Ирану война обходилась всего в 12 процентов своего ВНП, то Ираку она стоила 50 процентов. В итоге наступательные операции иранской армии к началу 1987 года поставили Ирак в довольно затруднительное положение[98].
Однако после того как 19 октября в ответ на уничтожение танкера в кувейтских территориальных водах американский корабль отправил на дно две иранские нефтедобывающие платформы, Иран серьезно задумался о предложении ООН. 17 апреля 1988 года иракские войска наконец-то выбили противника из Фао и завладел стратегической инициативой. Одновременно США, Китай и СССР усилили давление на Тегеран.
…15 июля 1988 года в 12 часов 30 минут Х.Рафсанджани выехал за ограду Тегеранского университета и направился к северной окраине столицы, к единственно стоявшему и тщательно охранявшемуся особняку Хомейни. В машине он еще раз перечитал только что полученный доклад о положении на ирано-иракском фронте. После восьми лет боевых действий все вернулось на круги своя. Ирак отвоевал те 1200 кв.км территории, которые оккупировали иранцы. Ненавистный «багдадский сатана» не только не был свергнут народом, чего всегда желал Хомейни, но стал еще сильнее, чем прежде. Он укрепил свою армию иностранными советниками, изменил тактику, располагал эффективными воздушно-десантными войсками, способными молниеносно атаковать иранские позиции. К тому же состояние армии Ирана было плачевным: плохо обученные солдаты, не очень-то рвавшиеся в бой, устаревшее оружие и т.д. «В таких условиях мы не в состоянии противостоять иракским войскам», - напрашивался вывод из 10-страничного донесения... На пороге особняка Рафсанджани встретил сын аятоллы Ахмед. «Я приехал предложить кончить войну», - сказал главнокомандующий, входя в прихожую. 85-летний Хомейни в длинном сером одеянии и чалме только что закончил свою традиционную 20-минутную прогулку по комнате. Он чувствовал себя неважно - раковая опухоль предстательной железы, искусственный стимулятор сердца… Рафсанджани усадили на небольшой диван. Он говорил два часа подряд. Хомейни молча слушал. Утром 17 июля позвонил Ахмад Хомейни: «Приезжайте, пора...»
20 лет назад, в конце июля 1988 года, начались переговоры между Ираном и Ираком при посредничестве ООН. Вначале обсуждались вопросы – как закончить войну без территориальных захватов, без «победителей и побежден ных».
[1] После подписания Алжирских соглашений Иран прекратил всякую помощь курдским группировкам, что дало возможность иракской армии в довольно короткий срок «очистить» практически всю территорию севера страны. Лидер курдских повстанцев Барзани бежал в США, где впоследствии был убит при довольно таинственных обстоятельствах. Через несколько месяцев начал работу совместный комитет по навигации – и водная граница между двумя странами стала проходить по тальвегу. Приступил к установке новых 593 пограничных столбов комитет по сухопутным границам. Но постепенно его работа приостановилась из-за революционных событий в Иране. Спорные территории так и не были возвращены.
[2] Почему было денонсировано Алжирское соглашение между Ираком и Ираном. Багдад, 1980. С.15. (На араб. яз.).
[3] См.: Шестьдесят лет иракской армии (1921-1981). Багдад, 1981. С.292. (На араб. яз.).
[4] См.: Кадисия Саддам: руководитель и сражение. Багдад, 1981. С.35. (На араб. яз.).
[5] К слову, денонсируя в одностороннем порядке Алжирские соглашения, Ирак тем самым фактически нарушил Венскую конвенцию 1969 года о праве международных договоров, в 62-й статье которой указывается на неправомочность денонсации (даже в условиях войны) тех договоров и соглашений, которые непосредственно касаются межгосударственной границы.
[6] Ирак считает датой начала войны 4 сентября 1980 года, когда иранской артиллерией были обстреляны иракские приграничные населенные пункты. Иран считает началом войны 22 сентября, когда иракская авиация нанесла массированный бомбовый удар по 14 стратегическим объектам внутри Ирана. Печать некоторых арабских государств указывает, что началом ирано-иракского конфликта следует считать 17 сентября, когда иракской стороной в одностороннем порядке было денонсировано Алжирское соглашение. В Ираке конфликт получил образное название «Кадисия Саддам» или «Вторая Кадисия» (по аналогии с победоносным сражением арабской армии с персами под городом Кадис (Ктесифон) в 637 году во времена великих арабских завоеваний). В Иране же его стали называть не иначе как «джихад» («священная война»), ведущийся против отступника и неверного во имя торжества исламской справедливости.
[7] См.: Ас-Саура. 1980. 27 сентября.
[8] См.: Там же. 29 сентября.
[9] Молодой коммунист. 1987. №7. С.56.
[10] Аль-Джумхурийа. 1980. 26 октября.
[11] Ансари Х. Имам Хомейни : политическая борьба от рождения до кончины. М., 1999. С. 191 – 192.
[12] Цит. по: Иракская армия – 60 лет (1921 – 1981). Багдад, 1981. С.292. (На араб. яз.).
[13] См.: Отчетный доклад 9-й региональной конференции партии Баас (июнь 1982). Багдад, 1983. С.195. (На араб. яз.).
[14] Цит. по: Почему было денонсировано Алжирское соглашение между Ираком и Ираном?.. С.28 – 29, 31 – 32. (На араб. яз.).
[15] The Concept of Islamic Revolution (A special Feature) // Muslim Herald, Hon Kong, October 1982.
[16] См.: Иранская революция и мир. Брошюра для воинов Корпуса стражей исламской революции. Б.г, Б.м. С. 4. (На перс. яз.).
[17] Ансари Х. Имам Хомейни : политическая борьба от рождения до кончины… С. 204, 213 – 214.
[18] Observer. 1987. October 10.
[19] См. подробнее: Исламизм и геополитическая безопасность России / под общ. ред. Н.Е.Рогожкина. М., 2008. С.120-125.
[20] Аль-Ирак. 1982. 15 мая.
[21] Эр-Рияд. 1982. 14 апреля.
[22] Первые советские подразделения прибыли в Афганистан в июле 1979 года. Тогда на аэродром Баграм под видом технических специалистов были переброшены десантники под командованием подполковника А.Ломакина. Личному составу батальона при этом объяснили, что целью «командировки» является «обеспечение безопасности при возможной эвакуации советских граждан в случае дальнейшего обострения обстановки в стране» В начале декабря сюда же стали прибывать воинские формирования уже непосредственно «по просьбе» афганского руководства. Вскоре советские подразделения заняли ключевые пункты вдоль дороги на перевал Саланг, готовясь тем самым обеспечить предстоящее продвижение полков и дивизий 40-й армии в глубь Афганистана.
[23] В состав «Союза-8» вошли: движение «Наср» («Победа»), «Хезбе алла» (Партия Аллаха), Корпус стражей исламской революции Афганистана (КСИРА), Объединенный фронт исламской революции (ОФИР), Исламское движение Афганистана (ИДА), Совет исламского согласия (СИС), Движение исламской революции (ДИР). Организация борцов за ислам Афганистана (ОБИ).
[24] Объединение «Альянс-7» было создано в мае 1985 года под непосредственным давлением США, Китая и Пакистана. В состав «Альянса» вошли: 1. ИПА - Исламская партия Афганистана, ИОА - Исламское общество Афганистана, ИПХ - Исламская партия Халеса, ИСОА - Исламский союз за освобождение Афганистана, НИФА - Национальный исламский фронт Афганистана, ДИРА - Движение исламской революции Афганистана, НФСА - Национальный фронт спасения Афганистана. В качестве программы своей деятельности «Альянс» провозгласил непримиримую борьбу с государственной властью ДРА и создание в Афганистане «истинно исламского государства» (См.: http://www.afganvet.am/taktika_s.html).
[25] http://rsva.ru/biblio/prose_af/afgan_tragedy_and_glory/6.shtml?part=3
[26] Против попыток вмешательства Ирана в дела других государств резко выступило шиитское меньшинство Пакистана. Видный религиозный и общественный деятель Алжира шейх Ахмед Тауфик аль-Мадани указал на «неспособность шиитов Ирана» понять проблемы арабов, акцентируя внимание на угнетении ими арабского меньшинства в иранском Хузистане. Король Марокко Хасан II осудил «шиитских экстремистов» и отметил «чуждость» их идей суннитам Магриба. Президент Египта Анвар Садат прямо заявил, что не допустит в страну «никаких аятолл». «Излишнюю шиитскую активность» осудили монархи Аравийского полуострова и ливийский лидер Муамар Каддафи.
[27] Ансари Х. Имам Хомейни : политическая борьба от рождения до кончины… С. 206.
[28] См.: Отчетный доклад 9-й региональной конференции… С.49.
[29] Там же. С.72.
[30] См.: Проблемы мира и социализма. 1984. № 4. С. 92.
[31] См.: Отчетный доклад 9-й региональной конференции… С.43-73.
[32] См: Опыт нашей боевой партии (1948-1989) // Ас-Сакафа аль-Джадида. 1989. №172. (На араб. яз.).
[33] Ас-Саура. 1982. 9 октября.
[34] Ас-Сакафа аль-Джадида. 1984. № 177-178. С.14.
[35] Цит. по: Там же. №2. С.10.
[36] Ас-Саура. 1982. 9 октября.
[37] См.: Проблемы мира и социализма. 1983. № 8.С. 57.
[38]См.: Ас-Саура. 1981. 25 августа.
[39] Там же. 1983, 5 октября.
[40]См.: Аль-Джумхурийа. 1983. 18 апреля.
[41] См.: Проблемы мира и социализма. 1983. № 8. С. 56-57.
[42] См: Ас-Саура. 1983. 28 мая.
[43] См.: Ас-Сакафа аль-Джадида. 1984. №5. С.8-11.
[44] См.: Там же. С. 221-222; № 11-12. С.71
[45] Там же. С.198
[46] Аль-Мустакбаль. 1986. № 495. С27.
[47] См.: Ас-Сакафа аль-Джадида. 1984. № 11-12. С.24.
[48] См. подробнее: Там же. С.23-53.
[49] См.: Ан-Нахдж. 1984. №13. С. 289-290.
[50] См.: Ас-Сакафа аль-Джадида. 1984. № 5. С.1-2.
[51] Там же. С.2-3.
[52] Там же. 1987. № 177. С.7.
[53] Ас-Саура. 1982. 4 ноября.
[54] Там же. 17 марта; 14 апреля.
[55] См.: Там же. 1981. 5 марта.
[56] См.: Информационный сборник Главного Политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота. М., 1981. № 1. С. 33.
[57] См.: Аргументы и факты. 1984. № 2. С. 5.
[58] См.: Проблемы мира и социализма. 1985. № 8. С. 58.
[59] Здесь следует отметить, что Соединенные Штаты всегда рассматривали партию Туде как главное препятствие на пути восстановления своего влияния в Иране. Уже в 1981 году представители американской администрации при каждом удобном случае недвусмысленно заявляли об «опасности» захвата власти в Иране коммунистами, тем более что они финансируются и направляются Советским Союзом. Естественно, все это не могло быть незамеченным Хомейни и его сторонниками (Аргументы и факты. 1983. № 31. С.8).
[60] См.: Аль-Джумхурийа. 1983. 7 февраля; Ас-Саура. 1983. 23 февраля.
[61] См.: Ас-Саура. 1983. 2 мая.
[62] Там же. 17 мая.
[63] См.: Правда. 1984. 4 февраля.
[64] См.: Там же. 1986. 4 марта.
[65] См.: Проблемы мира и социализма. 1985. № 12. С.83.
[66] См.: Там же. №8. С.62.
[67] Цит. по: Ансари Х. Имам Хомейни : политическая борьба от рождения до кончины… С. 206.
[68] См.: Ас-Саура. 1980. 25 сентября.
[69] Там же. 27 сентября.
[70] Там же. 5 октября.
[71] Там же. 25 октября.
[72] Там же. 3 октября.
[73] Там же. 9 ноября.
[74] См.: Агаев С.Л. Иранская революция, США и международная безопасность : 444 дня в заложниках. М., 1984. С. 230-231.
[75] Цит. по: Ас-Саура. 1980, 2 декабря.
[76] Там же. 2 октября.
[77] Там же. 5 октября.
[78] Цит. по: Агаев С.Л. Иранская революция, США и международная безопасность… С. 233.
[79] См.: Ас-Саура. 1981. 12 марта; 14 июля.
[80] См.: Там же. 1982. 30 апреля.
[81] См. Там же. 23 апреля.
[82] Там же. 12 октября.
[83] Там же. 1986. 17 декабря.
[84] Цит. по: Проблемы мира и социализма. 1985. № 8. С. 63.
[85] См.: Аль-Джумхурийа. 1983. 23 мая; 27 августа.
[86] Цит. по: Ас-Саура. 1983. 9 апреля.
[87] См.: Там же. 22 августа.
[88] См.: Там же. 2 января.
[89] См.: За рубежом. 1987. № 4. С. 5.
[90] См.: Известия. 1985. 31 марта.
[91] См.: Правда. 1985. 18 декабря.
[92] См.: Ас-Сакафа аль-Джадида. 1984. №11-12. С.75.
[93] См.: За рубежом. 1987. №4. С.5.
[94] См.: Аль-Хавадис. 1986. № 1537. 27 июня.
[95] См.: Алиф-Ба. 1986. № 941. С.13.
[96] Аль-Джумхурийа. 1987. 21 сентября.
[97] См.: Ас-Саура. 1987. 22 июля.
[98] См. подробнее: Гордиенко А.Н. Ирано-иракская война 1980-88 г.г. (на сайте http://www.centrasia.ru/newsA.php4?st=1048510920).