Как-то был у нас с о. Александром разговор про некоего батюшку, многодетного отца. Который хотел, чтоб его дети жили хорошо, а для этого придется «приспосабливаться» (термин о. Александра.) И на многое придется закрыть глаза ради близких. Мой собеседник не стал осуждать коллегу и даже не прокомментировал. Просто вот была такая ситуация, назвали ее – и все. «Да брат мой от меня не примет осужденья», да. Но и опять же – сам о. Александр бездетный. И то сказать, как он с такой позиции может учить кого-то? Вот он живет один, как монах, и люди, которые не очень в теме, иногда называют его старцем. А вот, кстати, еще есть роскошный термин «калугер», в смысле «монах», от греческого (который все мы замечательно знаем, ха-ха) «калос герон».
Зато вот были у о. Александра, пока он не ушел на покой, прихожане. Он видит их изредка, когда приезжает в Верхний Мост, раз или два в год. Собираются старушки (старики долго не живут почему-то), смотрят на батюшку и плачут. И на службу ходят, и стол после накрывают, в новой трапезной, которая пару лет назад там открыта. И жизнь в деревне идет, не угасла! Бывший колхоз – как он сейчас называется? – работает! При том, что кругом все поразвалено.
– Там, понимаете, еще больше тысячи голов скота, – уточняет о. Александр. И вспоминает такой случай, кстати или некстати, неважно:
– Как–то служу я в одной церкви, недалеко тут, и говорит мне один человек: «Батюшка, хочу с вами поговорить». Я говорю: «Вот когда будет конец службы, я подойду к вам, вы так стойте здесь, а я буду иметь в виду, что вы ожидаете меня». И, оказывается, – он что? Когда-то давно, я в Дедовичском районе был на службе гостем, и я проповедовал на тему: «Небеса проповедуют Славу Божию, о делах рук Его вещает твердь». Твердь – это земля. Да, вот я на эту тему проповедовал. И этот человек сказал, что он помнит тот день! «Спасибо вам, Батюшка, за ту проповедь. Я в тот день сразу надел крест, и прошло уже несколько десятков лет, и так его никогда не снимаю. Ваша проповедь мне помогла». Мне стихи Евангелия нравятся и потому еще, что я понимаю – что (это) мне дано свыше. Я говорю, как мне сказано свыше, и я чувствую, что я говорю не просто так, а духом говорю.
– Угу…
– Да! Я этого и не умаляю, и я не хочу прятать, и как бы, понимаете, кривить душой не хочу я этого. Да!
Проницательный читатель давно догадался, что о. Александр – человек пишущий. Что-то сохранилось, а что-то и утрачено. Он снова вспомнил про отца Рафаила, персонажа «Несвятых святых» (автор – Тихон Шевкунов), своего доброго знакомого.
– Когда Рафаила хоронили, тогда рафаилова мать приехала и с ней какой-то парень, еврейской национальности. Я прочитал им свою поэму «Судьба священника на селе», все сто сорок куплетов. Эта поэма у меня была составлена, начиная с революции и до последних дел. Там было, конечно, написано и про химию, и про космос, и про торжество научных идей.
– И что, все пропало?!
– Да. Этот парень и мать Рафаила взяли поэму, обещали, что перепишут и мне возвратят. Но не вернули. А последний куплет у меня там был самый интересный:
«Двадцатого века так много событий,
в борьбе за свободу, открытую нам,
прекрасный, талантливый, лучший всех (нрзб)
Лучше расскажут, напишут об этом всем вам!»
Вот это последний мой куплет был…
Ювеналий, который Крутицкий и Коломенский, он учился тоже со мною в семинарии ленинградской. Был у меня с ним разговор как-то, и я сказал, что у меня памяти не хватает. У других средняя школа кончена полностью, они много всего читали, набор слов у них сам по себе богат, да. А у меня-то с армии ничего не было… Вот и памяти у меня не хватает. А Ювеналий, как сейчас помню, говорит: «Ну, Михайлов, памяти у вас, может, и не хватает. Но когда мы говорим, нас никто не слушает, а как только вы заговорите, к вам все обращаются и все слушают вас с большим вниманием, хотя в вас и памяти не хватает». Вот.
– Значит, не в памяти дело?
– Не в памяти дело, нет! А в Боге. Сам звук, он означает что-то. Да. И когда передаю эти мысли вместе со звуком, человека касается как бы сила. Но силой этой тоже злоупотреблять нельзя, – ни мне, ни вам, хотя вы только слушаете. Если я могу попасть на крючок, как рыбина, то и вы можете попасть. И поэтому я говорю: «Помните Бога!» Ни деньги, никакое богатство, никакая честь, никакая слава, никакие достоинства ваши вам спасения не принесут. Только Бог! И смысл только в Боге! Смысл жизни в нем. Поэтому ищите Бога! Держитесь Бога! Молитесь Богу! Плачьте перед Богом! И воспитывайте сами себя, делайтесь лучшим человеком. Чем ближе к Богу, тем вы будете совершенно иным человеком по отношению к другим людям. Согласны?
Я киваю. Само собой. Чего ж тут говорить.
– Спаси Господи! И поэтому не удивительно, что вы можете даже и скучать временами по мне…
– Конечно!
– Много в вас новости, много философии, много, понимаете, научных идей каких-то, много этого всего сыплется со всех сторон. А все же самое главное, что где-то Отец Александр есть, что он говорит, – так он упоминает о себе в третьем лице.
– Да…
– Всегда, понимаете, будет память обо мне, вот. Не надо, может быть, писать много. Пускай не вернули мне этой поэмы, сто сорок куплетов – это ничего не значит. Пусть оставят себе, если им это нужно.
Если Господь задумает, то он даст человеку все то, что нужно. Вот. Как вот говорит Апостол Яков (не дословно): «Мы составляем планы ехать туда и торговать, и подсчитываем уже прибыль с этой торговли, чтобы начать новую жизнь. А что такое ваша жизнь? Это пар, появляющийся на малое время, который уходит из горшка, и сразу же исчезающий. Вместо того, чтобы говорить «Если угодно будет Господу, я то сделаю, или другое» – вы по своей надменности тщеславитесь! Всякое такое тщеславие есть зло». Это Апостол Яков. Послание. Пять глав я на память знал, ну а теперь, не повторяя, я забываю…
Раньше было модно говорить, что-де рукописи не горят. И Гоголь нам тут не указ, да. Многое, однако ж, сгорело в старые времена! И в до-гутенбергову эпоху, и после, когда по всяким причинам не публиковали тексты, из-за той же политической цензуры. Теперь же есть электронные носители (про которые о. Александр понимает не все). Забросил в сеть – и, небось, никогда уж не исчезнет текст, не пропадет. По крайней мере, до скончания времен. Были б только тексты, точнее, файлы, достойные увековечивания! Вот я печатаю на сайте эти тексты, которые кому-то покажутся незначительными и скучными, – но вдруг кто-то увидит в них то, что пропустил или недопонял, недорасшифровал я! Кто-то прочтет мои заметки и внезапно, я не исключаю, найдет утраченный текст поэмы. И вернет автору, его читателям. Я вполне допускаю, что литературная ценность текста не будет заоблачной, но он может тронуть нас своим простодушием и наивностью, и чистотой. Я не могу не думать о том, что авторы именно такого толка вещали в те времена, когда не было вообще никаких СМИ. А когда вдруг пропадут телеканалы, и газеты, и сайты, а из людей кто-то останется – они будут внимать как раз вот таким авторам. А не сегодняшним столичным умникам, да.
