Пишу, когда уже практически все известно по поводу лондонских взрывов. Кроме конкретных его организаторов. Но на это, как показывает американский и испанский опыт, уходят даже не месяцы, а годы.
Так что никаких новых фактов сообщить не могу. Как и в самый момент катастрофы, когда вся транспортная система Лондона сразу была парализована, последние новости, наравне с остальным миром, я получал из того же телевидения.
Однако все бары в ближайших окрестностях, где я оказался в данный момент, работали в привычном режиме. Разве только их постоянные посетители получили еще одну серьезную тему для лишней кружки пива.
Огромный Лондон распался как бы на два. Центральный, где происходили катастрофические события, где носились машины скорой помощи, взвывали полицейские сирены и толпами брел народ, лишенный иных возможностей передвижения. И намного превосходящий по численности и территории остальной, практически отрезанный от первого, как будто природно-охранительным рвом, коллапсом всей транспортной системы столицы и неимоверными пробками. Следивший за результатами трагедии, как я уже говорил, наравне с прочими городами и весями, по телевизору. Поскольку всяческие неурядицы с лондонским метро столь привычны, поначалу не только обыватели, но и власти случившееся списывали на очередные технические неполадки. К несчастью, все обнаружилось в гораздо более печальных и тревожных подробностях.
Но настроение этого второго Лондона было на удивление спокойным. В нем не наблюдалось ни той московской нервозности во время захвата заложников, ни нью-йоркской начальной подавленности и последующей преизбыточной национально-окрашенной эйфоричности. Возможно, сказывалась и разница в масштабе катастрофы. Но в этом не просматривалось ни цинизма, ни эмоциональной тупости. Скорее, свойство британского характера. К тому же нельзя скидывать со счетов почти полувековой опыт североирландского конфликта с многочисленными взрывами и угрозами взрывов. Не то что бы лондонцы даже подустали от этого (можно ли окончательно привыкнуть к подобному?), но характерная возбужденно-эмоциональная реакция не наблюдалась. Конечно, конечно, – страдания и ужас. У многих в центре катастрофы оказались родственники и знакомые. Все как у всех людей во всем мире во время подобного. Но общая атмосфера сдержанного поведения, даже в кадрах с места трагедии, действовала успокаивающе. Уже через день я добрался до центра событий. Обычное мельтешение народа – не протолкнуться.
В качестве последствий, пожалуй, можно опасаться реакции крутых и эмоциональных британских парней, особенно в в Манчестере и Ливерпуле.
И еще одно. Обо всем этом, как ни странно, я узнал из Парижа. Утром, еще нежившийся в постели, я был разбужен звонком парижского друга с неприятным сообщением о том, что у меня происходит под самым боком. Между прочим, аналогичным же образом я разбудил своего нью-йоркского друга тем памятным утром 11 сентября.
- Что у вас? – встревоженно спросил я тогда.
- Да вот, с детьми за город собираюсь, занятия еще не начались, – по-утреннему расслабленно отвечал он.
И мне пришлось его жестоко разочаровать, сообщив о произошедшей трагедии. А, между прочим, он живет на Бродвее, на Вашингтон Сквер – почти в непосредственной близости от всего произошедшего.
Да, нынешний мир раскроен совсем уже не по привычным традиционным человеческим связям. Можно быть в подробностях осведомленным о каждодневных житейских мелочах приятеля, обитающего в неимоверно далекой Австралии, и только через месяц узнать о смерти своего соседа по лестничной площадке.
То же самое и с нашими террористами. Многие из них годами проживают в чужих странах, не вникая в подробности и обстоятельства окружающей их жизни, но находясь в живой и непосредственной связи с идеологами и организаторами подобного рода акций, посредством, кстати, того же самого Интернета.
Такой мир. И он наш мир.
См. также:
