Абхазия вступила в празднование 20-летия войны 1992-93 годов, которое началось в субботу 17 августа и завершится торжествами 30 сентября. Война за независимость стала главным событием в истории этой республики за последние полвека. Если не считать распад СССР, конечно. Следы этой войны тут повсюду – вдоль дороги стоят плакаты с фотографиями первого президента Владислава Ардзинба, героев войны, бойцов и погибших. Абхазия покрыта кладбищами павших и монументами. Люди садятся за стол, первый тост – всегда памяти павших. Празднование двадцатилетия окончания этой странной войны должно, по идее, означать, что эта война ушла в историю, но это не так. Не только монументы, но и сознание и поведение людей в Абхазии свидетельствует о высокой степени тревожности и мобилизации.
Casus statuesque belli
Та страшная война (Отечественная война Абхазского народа, как говорят в Абхазии) началась на фоне процессов распада Союза. Как известно, Абхазия, провозгласившая независимость от Грузии в 1917, была ее лишена указом Сталина в 1943 г. С тех пор вопрос о статусе этого края между Кавказским хребтом и Черным морем, населенного разными народами, то и дело поднимался. Среди народов Абхазии, самую компактную группу которых составляет северокавказский народ, известный под именем абхазов, но название это – грузинское (название Абхазия, აფხაზეთი - тоже). Греки называли его апсилами (Ἀψιλία), страну – Апсилия, сами они называют себя апсуа, а свой край Апс-ны. Они происходят от того же корня, что и адыги (греч. Ζῆχοι), абазинцы и черкесы, к этой же группе принадлежали и древние хурриты и урарты, как доказал И.М. Дьяконов.
В средневековую эпоху апсилы-абхазы попали под протекторат грузинского государства, приняли частично от картвелов (грузин) православие, а абхазская княжеская династия Ширвашидзе отражала этот синойкизм. Группа картвелов, называемых мегрелами, жила в непосредственном соседстве от апсилов-абхазов, это нынешние Очамчирский и Гальский районы Абхазии, а также Зугдидский район Грузии. Мегрелы, абхазы, русские, армяне, греки и другие, хотя и были разными, как-то уживались на плодородной земле Абхазии. И вот с распадом Союза сперва в Грузии к власти пришел Звиад Гамсахурдиа, затем его сменил бывший член Политбюро ЦК КПСС Эдуард Шеварднадзе. В Грузии начался затяжной политический и экономический кризис. Ардзинба приехал из Москвы в Сухум и был избран президентом Абхазии, которая взяла курс на отделение от одного соседа и мягкое присоединение к другому. Сиречь к России. Ардзинба сформулировал тогда «абхазскую вилку»: или присоединение к России, или самостоятельное, но также аффилированное с Россией существование.
То, что происходило дальше, трудно описать на двухмерной модели. Если говорить кратко, то было несколько сил, игравших свою роль в конфликте. С одной стороны Ардзинба и национально-мыслящая абхазская элита, с другой – бывшие советские парт- и хозаппаратчики, не желавшие расставаться с собственностью в республике. С третьей – президент Борис Ельцин, лавировавший между разными политическими силами, с четвертой - Гамсахурдиа и его друг Джохар Дудаев и, наконец, Шеварднадзе и грузинские националисты в Тбилиси.
Госсовет Грузии решил начать военную операцию по возвращению «исконной части Грузии» обратно. Для этого был выпущен из тюрьмы авантюрист Джаба Иоселиани, который собрал и снарядил несколько отрядов также выпущенных из тюрем бандитов и уголовников. Они, названные для красоты гордым словом «Мхедриони», вошли в Абхазию с юга. Начались 15 месяцев невиданных грабежей, убийств, насилия и анархии, во время которых действовал т. н. режим АРА, прогрузинского руководства в Сухуме, которому противостояло правительство Ардзинба в Гудауте.
После более, чем двух лет кошмара с воздушными бомбардировками сел и городов, бегством людей, массовыми смертями с обеих сторон, грузинские гвардейцы и остатки «Мхедриони» покинули Абхазию. Была установлена граница с Грузией по реке Ингур, а в республике за миром стали наблюдать российские миротворческие силы. С 1993 по 2008 именно они (точнее - их вывод) были предметом переговоров Грузии с Россией. После кампании 2008 г. ситуация кардинальным образом переменилась. Из нейтральной зоны Абхазия стала открыто пророссийской страной, находящейся под прямым протекторатом России. Главной валютой является рубль, российские базы находятся по всей стране. Политическое будущее Абхазии до сих пор неясно, и «вилка Ардзинба» до сих пор актуальна. Таков примерный итог войны - проиграли почти все, кроме национальной элиты Абхазии. Самые тяжелые последствия таковы: массовое обеднение населения, анархия и ожесточение нравов и новая этническая вражда. Новой я называю ее потому, что абхазы возненавидели мегрелов и вообще картвелов так, как не ненавидели их никогда прежде.
Что касается России, то она приобрела беспокойного соседа и союзника, но в то же время и потенциальный очаг для туристического бизнеса. Организация государства в Абхазии – клановая, что очень напоминает 90-е годы в России. Доверия верховной власти и президенту Анквабу едва хватает на борьбу с анархией. Коррупция повсеместная и практически узаконенная. Законные отношения напрямую зависят от связей и денег. Но толпы туристов, привыкших к советскому типу летнего отдыха с барами, пьянками, пляжами и дискотеками, валят в Абхазию. Есть и культурный туризм – те, кто интересуется богатой природой, народом, языком страны. Эти чаще едут не к морю, а в горы. Одним словом, абхазская граница с Россией на р. Псоу работает летом в усиленном режиме, пропуская автомобили и поезда с российскими гражданами.
Россия и абхазская война
Время, когда Владислав Ардзинба оставил академическую науку, чтобы положить голову на алтарь отечества, памятно многим, кто начинал академическую карьеру в начале 1990-х. В те времена симпатии к Ардзинба и Абхазии были своеобразным маркером, означавшим определенные ценностные ориентации. Ардзинба, бывший серьезным ученым-хеттологом, обозначил важные национальные приоритеты, которым мы в те времена очень сочувствовали. Если говорить коротко, это была свобода народа от контроля извне и прозрачность внутри. Именно такая программа была тогда востребована и на российском пространстве. По крайней мере, в кругах интеллигенции тогда об этом много говорилось. Как известно, была выбрана другая программа – стабильность во что бы то ни стало. Борьба велась за честную политику.
Сказать, что в России Ардзинба сочувствовали – мало. Конечно, лидеры стран – ученые – редкость. Пожалуй, из новейшего времени – он да Левон Тер-Петросян. Дефицит вменяемых личностей без прошлого в силовых или партийно-хозяйственных структурах осознается интеллигенцией как дефект, из которого много чего следует. Поход интеллигенции во власть в России был прямо неудачным. Сахаров, Аверинцев и Лихачев известны только как депутаты первого свободного съезда Верховного Совета, избранные от РАН. Гайдар и Чубайс уже были экономистами. А Ардзинба прошел весь путь от научного сотрудника до народного лидера.
Сказать, что это был вызов для России – правильно. Абхазский узел был для страны важным потому, что через него развязывалось наследие СССР. Россия претендовала на роль главного наследника, а это означало, что она должна уметь разруливать конфликты на постсоветском пространстве. Это был своего рода экзамен на состоятельность как арбитра. В целом, Россия сдала его на нетвердую тройку – войны и человеческих жертв избежать не удалось, международный престиж понес урон, но в дальней перспективе - нынешнее состояние.
Важно и другое – сквозь сочувствие к народу Абхазии, ставшему жертвой молодчиков из «Мхедриони», проглядывает нечто иное. Это «иное» можно назвать национально-государственным чувством русского народа. Это не был пустой ностальгический советский реваншизм. Это было, скорее, рачение о своем доме – основа здорового патриотизма. То, что это потерялось, привело к практически полной девальвации патриотизма в глазах думающего и говорящего класса.
Религия в Абхазии
Последнее, о чем можно сказать в связи с юбилеем войны, - это религиозная ситуация. Вообще говоря, у абхазов была своя религия, близкая к народному анимизму, но вытесненная принесенным из Грузии и Византии православным христианством. Оно так навсегда и сохранило отчасти грузинский вид (церкви, богослужение, юрисдикция Тбилисской Патриархии), а отчасти – славянский. В Абхазию переселяли казаков-старообрядцев, затем пришел черед новообрядных иноков-имяславцев, а в ХХ в. Абхазия стала святым местом для разных катакомбников и других православных неформалов.
После войны грузинская принадлежность Абхазской православной церкви стала невозможной. Вековая связь была прервана, что отразилось на упадке христианского мировоззрения среди абхазов. Новый Афон остается святыней в основном для русских, да и то – относительной. Дело в том, что Абхазская Церковь не признает ни власти грузинского патриарха, ни власти РПЦ МП. Два архимандрита, управляющие делами Абхазской Церкви, признают над собой только власть Константинопольского Патриарха. Руководство Московской Патриархии даже выпустило специальное уведомление, что Новый Афон – «неправильной» юрисдикции, и ходить туда нельзя. Впрочем, эти призывы мало впечатляют паломников. Монастырь, как и прежде, принимает толпы богомольцев из России.
Итак, война оказала на Абхазию в религиозном плане двойное действие. С одной стороны, среди абхазов христианская религиозность понизилась, а народное язычество укрепилось. С другой стороны, грузино-абхазский конфликт вбил клин между идентичностью и религиозностью.
Двадцать послевоенных лет ввергли Абхазию в полуанархическую жизнь – балансирование на грани присоединения к России и выстраивания своей собственной жизни в тени последней. Это выстраивание болезненное и тяжелое, оно сопряжено с коррупцией и изменением сознания людей. Но любой абхаз знает, что свобода достается кровью, которой обильно политы поля этой страны. Русские, которым свобода в конце ХХ в. досталась почти без крови, не привыкли платить по этим счетам. Поэтому у нас и срок выплаты длиннее, и проценты выше.
