В 1990 году в своем эссе с говорящимзаголовком «Национализм: чудовище пробуждается» известный польскийдиссидент, журналист, политический мыслитель Адам Михник сформулировалпринципиально важный тезис: «Национализм – это последняя фаза коммунизма». Оговоримсясразу. Под «национализмом» Адам Михник понимал не его гражданскую, а этническуюразновидность, апеллирующую к социально-биологическим принципам. С его точкизрения, «национализм – это определенная концепция мира, согласно которой народыявляются конкурентами в борьбе за выживание». Почему же именно этаразновидность национализма должна была принять своеобразную эстафету удряхлеющего коммунизма? По мнению Михника, «коммунизм всегда претендовал нароль универсальной доктрины, поэтому после его падения возникает пустота. Вэтой пустоте постепенно появляются демоны минувших эпох: вновь возвещают о себексенофобия и шовинизм, популизм и нетерпимость».
Более детально причинывозникновения такого идеологического вакуума за пару десятилетий до Михникаописал наш отечественный диссидент, историк и публицист Андрей Амальрик в своем политическом эссе «Просуществуетли Советский Союз до 1984 года?». «По-видимому, демократическое движение,которому режим постоянными репрессиями не даст окрепнуть, будет не в состояниивзять под контроль в свои руки, во всяком случае, на столь долгий срок, чтобырешить стоящие перед страной проблемы. В таком случае неизбежная«деимперизация» пойдет крайне болезненным путем. Власть перейдет кэкстремистским группам и элементам и страна начнет расползаться на части вобстановке анархии, насилия и крайней национальной вражды. В этом случаеграницы между молодыми национальными государствами, которые начнут возникать натерритории бывшего Советского Союза, будут определяться крайне тяжело, свозможными военными столкновениями». Не споря с выводами Михника и Амальрика посути, добавим лишь, что в СССР, полиэтничном государстве, коммунистическаяэлита поощряла этнический национализм посредством закрепления этническихразличий на территориальной основе.
В итоге «последняя стадиякоммунизма» во многих точках постсоветского пространства оказалась непройденной до сих пор. «Деимперизация» Советского Союза имела свою цену: 8вооруженных конфликтов (6 межэтнических противостояний и 2 гражданские войны),а также формирование многочисленных территорий «оспоренного суверенитета» (греческийполитолог и дипломат Александрос Яннис называет его также «подвешенным»).Двадцать лет назад эти процессы оказались в тени «освобождения Европы откоммунизма» («бархатные революции», падение Берлинской стены и объединениеГермании). В то время они казались по своим масштабам несопоставимыми спроисходящими на глазах революционными преобразованиями в Европе. Однако именноони (а не предельно преувеличенное в наши дни вмешательство Запада) подтачивалиединство СССР и способствовали в конечном итоге его распаду. Сегодня же многиеиз этих конфликтов оказались в фокусе международной политики. Такую сложнуюэволюцию прошли два этнополитических конфликта, зародившиеся внутри ГрузинскойССР и оказавшиеся со временем предметами споров между Россией и Западом(представленным США и Европейским Союзом).
9 апреля – особый день для грузинскогогосударства и общества. Немного перефразируя Карла Ясперса, этот день можноназвать «осевым» для постсоветской истории Грузии. День 9 апреля 1989 года сталводоразделом между ее советским и постсоветским периодом. Двадцать один годназад Грузия перестала быть «братской социалистической республикой». В 1989году и грузинские коммунисты, и диссиденты, прошедшие советские лагеря,идентифицировали себя, прежде всего, как грузины, боровшиеся за своюнезависимость и территориальную целостность. И хотя на тот момент СоветскийСоюз еще был единым государством, а Грузия – его неотъемлемой частью, вгрузинском словаре 21 год назад появилось понятие «абхазский сепаратизм» (или«агрессивный сепаратизм»). Сами же апрельские события 1989 года стали реакциейна абхазский сход18 марта того же года в селе Лыхны Гудаутского района, потребовавшийпересмотра политико-правового статуса Абхазской АССР в составе Грузинской ССР. Ив маленьком селе Лыхны, как и в большой республиканской столице Тбилиси,партийные и советские чиновники выражали свои национальные чаяния вместе сфрондирующими публицистами и историками, что еще недавно трудно былопредставить.
Через некоторое время, 23 ноября 1989года, первый секретарь ЦК Компартии Грузии, член Политбюро ЦК КПСС и в недавнемпрошлом шеф КГБ Грузинской ССР Гиви Гумбаридзе вместе с грузинским диссидентомЗвиадом Гамсахурдиа организовали «марш протеста» на Цхинвали (тогдашнюю столицуЮго-Осетинской автономной области). Итогом этой акции стала первая трехмесячнаяблокада города, появились первые жертвы. Националистический дискурсокончательно вытесняет идеологию «пролетарского интернационализма».
Таким образом, вапреле 1989 года сформировался фундамент нынешней идеологии независимой Грузии.Борьба за территориальную целостность оказалась зарифмованной с самимвозникновением новой грузинской государственности, подтачиваемой другиминационалистическими движениями и, как следствие, внешним вмешательством. Взаключении, подготовленном специальной Комиссией Съезда народных депутатов СССРпо расследованию событий, имевших место в г. Тбилиси 9 апреля 1989 года(известной как Комиссия Анатолия Собчака), был сделан справедливый вывод:«Перестройка вызвала пробуждение национального самосознания, стремление к достижениюподлинной экономической самостоятельности и государственного суверенитета,которые характеризуют сегодня общественно-политическую обстановку не только вГрузии, но и в других союзных республиках». Однако то, что учла депутатскаякомиссия, не приняли в расчет лидеры грузинского националистического движения. Онипроигнорировали тот факт, что не столько самапо себе Перестройка, сколько вызванная ей политическая либерализация пробудила«национальные чувства» не только у грузин, но и у осетин с абхазами.
Впрочем, тогда эту ошибку допустили не только любимцытбилисской улицы. Свой вклад в нагнетание страстей внесли и представителинациональной интеллигенции. Вот что говорил по поводу Абхазии выдающийсяфилософ с европейским именем Мераб Мамардашвили (1930-1990): «…Слово «Абхазия»является синонимом слова «Грузия», ибо в древности абхазы были грузиноязычнымиучастниками создания грузинской государственности и культуры. Сказать грузину,что Абхазия может выйти из Грузии, — значит сказать то же самое, что Грузияможет выйти из самой себя. Или скажу еще резче: то же самое, что быкупоказывать красную тряпку, а потом удивляться, что бык такой недемократичный».О самих же абхазах философ говорил еще более жестко, подчеркивая, что неследует «поддерживать ту степень гражданского невежества, в которой онинаходятся относительно себя» и объяснять, что «их дергает за ниточку советскаявласть». Подчеркнем особо. Процитированные выше отрывки принадлежат мыслителюевропейского уровня, человеку, который в одном из последних своих интервьюгазете «Молодежь Грузии» заявил: «Еслимой народ отдаст преимущество Гамсахурдиа, я не буду с моим народом». Конечно, «абхазоведческие» высказывания Мамардашвили неимеют никакого отношения к философии, это – выражение его эмоций.
Но если даже столь масштабные фигуры позволяли в своихрассуждениях прибегать к обывательскому национализму, то, что говорить оперсонах, не отягощенных знаниями «категорического императива»? Именно к ним ибыли обращены призывы Звиада Гамсахурдиа в апреле 1989 года: «Мы встанем на их(абхазов – С.М.) сторону, но только с тем условием, чтобы они восстановилиисторическую справедливость и отдали нам нашу землю и воду, и отправились туда,откуда они пришли. Я прошу вас, если кто-то решит выступить против этой истины,вы их не слушайте. Абхазского народа не существует!» Впоследствии Гамсахурдиа,избранный первым президентом независимой Грузии, не единожды будет прибегать кнационалистической риторике в ее самых крайних проявлениях. В 1990 году намитинге в селе Ахалсопели Кварельского района он сделает следующеезаявление: «Кахетия всегда была демографически самым чистым регионом, гдегрузинский элемент всегда преобладал, всегда властвовал. Сейчас там такустроили дело, что мы в раздумье, как спасти Кахетию? Тут татарство поднимаетголову и тягается с Кахетией, там – лекство (Гамсахурдиа имел в виду народыДагестана – С.М.), там – армянство, а там еще осетинство, и они вот-вотпроглотят Кахетию. Сила на нашей стороне, грузинская нация с нами, и мырасправимся со всеми предателями, всех призовем к надлежащему порядку и всехэтих врагов, приютившихся тут злых негрузин, выгоним из Грузии».
Ставка наэтнополитическое доминирование, сделанная 9 апреля 1989 года и преумноженнаявпоследствии, на долгие годы способствовала кризису легитимности независимого грузинскогогосударства. Будущие лидеры Грузии в 1989 году отказались от концепциигражданской нации, предполагающей реализацию принципа «Грузия для гражданГрузии». Государство, построенное по принципу «Грузия для грузин», оказалось чужими нелегитимным для осетин, абхазов, армян, представителей других этническихменьшинств.Выбор в пользу этнонационализма не только спровоцировал два вооруженныхэтнополитических конфликта, переросших в российско-грузинское противостояние ипризнание Москвой независимости двух бывших автономий Грузии. Это на долгиегоды создало очаги напряженности в регионах с доминирующим армянским (Джавахети)и азербайджанским (Квемо Картли) населением. Грузинский этнонационалистическийвызов в свою очередь спровоцировал столь же жесткий и столь же радикальныйответ в Абхазии и в Южной Осетии. В результате более 200 тысяч грузин изАбхазии и порядка 20 тысяч из Южной Осетии были изгнаны из мест своегопроживания без всякой надежды на возвращение. В сегодняшней же Абхазииконституционно закреплены этнические преимущества «титульной нации» (президентомможет стать только этнический абхаз).
9 апреля 1991 года – не менее значимая дата в грузинскомполитическом календаре. В этот день Верховным Советом Грузии был принят «Акт овосстановлении государственной независимости Грузии». Между этими двумядевятыми апреля Грузия уже предприняла значительные шаги на пути к национальномусамоопределению. 9 марта 1990 года Верховный Совет Грузинской ССР принялПостановление «О гарантиях защиты государственного суверенитета Грузии». Высшийсоветский (!) орган власти Грузии дал политико-правовую оценку ввода в Грузию частейКрасной армии в 1921 году, квалифицировав его как оккупацию и аннексию. Такимобразом, фактически выход Грузии из состава Союза ССР начался еще до прихода к властиЗвиада Гамсахурдиа. 20 июня 1990 года Верховный Совет Грузии призналнезаконными все договоры и правовые акты, заключенные после оккупации страны в1921 году.
В апреле 1990 года был сформирован блок «Круглый стол – СвободнаяГрузия». На первые роли в грузинском этнонационалистическом движенииокончательно вышел Гамсахурдиа. Основными политическими целями блока стали «консолидациягрузинской нации», «восстановление независимости Грузии», «восстановлениеКонституции 1921 года», «вывод оккупационных войск». В октябре-ноябре 1990 года«Круглый стол» одержал внушительную победу на выборах в Верховный Совет Грузии(первые в СССР многопартийные выборы), а Гамсахурдиа стал его главой. В декабре1990 года Компартия Грузии отделилась от КПСС и признала необходимость суверенизацииреспублики. Таким образом, к началу 1991 года среди различных грузинскихобщественно-политических сил сложился консенсус относительно будущегонезависимого политического развития закавказской республики. Логическимследствием такого консенсуса стало неучастие в общесоюзном референдуме осохранении «обновленного СССР» (17 марта 1991 года), организация своеговолеизъявления о независимости (31 марта 1991 года) и провозглашение «Акта овосстановлении государственной независимости Грузии». Стремящаяся к независимостиГрузия (которую на тот момент еще не признало ни одно государство мира икоторую не приняли в ООН) 9 апреля 1991 года аннулировала правовую базусоветского периода и провозгласила себя правопреемником ГрузинскойДемократической Республики, первого современного национального грузинскогогосударства, просуществовавшего в мае 1918 – марте 1921 гг.
Такой поворот к «светлому прошлому» имел для Грузии серьезныенегативные последствия. Как известно, наследник приобретает не толькобогатство обладателя имущества, но и его долги. Очевидно также, что многимижителями Грузинской СССР не могло считаться «своим» государство, признающеепреемственность от образования, которое в 1918-1921 годах вело жесткую политикупо отношению к соседям и собственным этническим меньшинствам. Вехами этого путистали жесткие действия генерала Георгия Мазниева (Мазниашвили), назначенногогубернатором в Абхазии в июне 1918 года, карательная экспедиция против осетин виюне-июле 1920 года, сочинский конфликт 1918-1920 гг. за контроль надчерноморским побережьем Северного Кавказа, армяно-грузинская война 1918-1919гг.
Председатель Правительстванезависимой Грузии Ной Жордания (немало боровшийся с великодержавным шовинизмомв начале ХХ века) провозглашал в 1919 году, что в пределах его государства «небудет выходить ни одна газета, будет ли она русская, армянская или другая,которая не будет решительно стоять на почве независимости Грузии». «Русские вГрузии теперь иностранцы. Они не имеют места в Национальном Совете в Грузии,хотя их всегда там было 6,5%. Теперь грузины стали державной нацией, и русские,даже прожившие десятки лет в Закавказье – иностранцы! Однако этих иностранцевмобилизуют, не говоря уже о налогах и.т.п.», – так описывал положение русских внезависимой Грузии образца 1918 г. профессор Сергей Сватиков. В своем фундаментальномисследовании по истории Грузии времен гражданской войны американский профессорРональд Суни приходит к схожим выводам: «Вместо явной поддержки межэтническихстолкновений социал-демократы (правящая партия в независимой Грузии 1918-1921гг. – С.М.) сублимировали национальную напряженность в классово-политическийконфликт, в котором армяне преображались в буржуазию, а русские в бюрократию».Истории свойственно повторяться. В особенности – когда ее некритически пытаются«возрождать», подгоняя ход современных событий к некоему национальному идеалупрошлого. Такая «подгонка» в Грузии завершилась воспроизведением худшего изопыта ее первой государственности в 1918-1921 годах. «…Теперь ночь. Всюду видны огни. Этогорят дома повстанцев. Но я уже привык и смотрю на это почти спокойно». О какихсобытиях сообщают нам эти дневниковые записи? О «пятидневной войне» августа2008 года или о походе грузинской Народной гвардии в Цхинвальский регион в 1920году?
Таким образом, возродив грузинскую государственность, новаяГрузия на новом витке возродила и все сопутствовавшие ей проблемы. Но, какизвестно, революция «пожирает своих детей». Канула в лету эпоха «бури инатиска» неистового Звиада. Во многом благодаря буре и натиску вчерашних жеполитических союзников. Митинги и лозунги оказались не лучшим способоминтеграции в мировое сообщество. В этой связи призванным на царство оказалсяЭдуард Шеварднадзе, чья легитимность – не на международном уровне, а внутриГрузии – вызывала значительные сомнения. И «отец нового мышления», оказавшись взнакомом ему кавказском политическом контексте, не нашел ничего лучшего, какдобиться легитимности через реализацию идеи «Грузия для грузин» в Абхазии.Однако вместо ожидаемого успеха и надежд на «национальное единение» он получилмасштабный и долгоиграющий политический кризис, снизивший легитимностьгрузинского государства до рекордно низкой отметки. Следствием абхазскойполитики Шеварднадзе стало не только крупное военное поражение, утрата контролянад территорией бывшей Абхазской АССР и почти двухсоттысячный поток беженцев,проблемы которых грузинская власть за время его правления так и не смогларазрешить. На территории Грузии возникло и укрепилось непризнанное государство(с явными признаками этнократического правления) – Абхазия.
Казалось бы, в 2003 году у Грузиипоявился шанс на изменение «вектора Звиада». Приход во власть новых молодыхлидеров, имеющих качественное западное образование и ориентированных наевропейские ценности, должен был стать залогом такого поворота. У Грузии этоговремени был как никогда высокий рейтинг доверия в США и странах ЕС (чегоневозможно было представить во времена Гамсахурдиа и даже во временаШеварднадзе, памятуя о номенклатурном прошлом второго грузинского президента). Вконце 2003 – 2004 гг. у команды «младогрузин» были прекрасные шансы найти общийязык и с Москвой. Российские власти долгие годы жестко оппонировали ЭдуардуШеварднадзе, который считался для Кремля самым неудобным партнером в СНГ. Такимобразом, у Тбилиси был прекрасный шанс начать отношения с северным соседом, чтоназывается, «с чистого листа». Однако вместо этого была взята на вооружениеконцепция «слабого звена». Расчет на то, что в цепи непризнанных республикЮжная Осетия окажется именно таким звеном, привел к «разморозке» конфликта(имевшего к 2004 году все предпосылки для позитивного разрешения),возобновлению военных столкновений. Через 4 года этой «разморозки» конфликтперерос на уровень противостояния Москвы и Тбилиси с активным вовлечением в этуборьбу США и Европейского Союза. Грузинский национализм в его крайних формах непроявлялся. Саакашвили не позволял себе открытых манифестаций этническогопревосходства, которые в начале 1990-х гг. делал Гамсахурдиа. Однако влатентной форме (скрытой под фразами о стремлении в НАТО, в «единую Европу» и ксозданию демократического государства) эта идеология продолжала игратьопределяющую роль. Отсюда и популистские обещания встретить новый год вЦхинвали, и вернуть Абхазию «в один президентский срок», и инициативы,обращенные не к абхазам и осетинам, а к международным структурам (что моглорассматриваться только как пиар).
В итоге – самое тяжелое поражениеГрузии после распада СССР. В августе 2008 года были потеряны даже тетерритории, которые находились под грузинской юрисдикцией после конфликтовначала 1990-х гг. (Ахалгорский район, Лиахвский коридор, Кодорское ущелье).Внутренние районы Грузии наполнили новые потоки беженцев, а власти Абхазии иЮжной Осетии укрепили свои представления о силе как универсальном инструментедля решения сложных вопросов. Формально-правовое признание абхазской июгоосетинской независимости положило начало процессу их международнойлегитимации. Скорее всего, этот процесс будет долгим и запутанным. Но, как быто ни было, он уже запущен. И явно не в пользу Грузии. Родившись в результате«бегства» от нелегитимности признанной мировым сообществом Грузии, непризнанныегосударства (Абхазия и Южная Осетия) сами оказались в той же ловушке. Теперьони оказались «чужими» для местных грузин. Круг замкнулся. Этническийнационализм пожал обильные всходы.
И сегодня, через двадцать один годи девятнадцать лет после двух 9 апреля, грузинские политики и интеллектуалы дискутируюто неоднозначных итогах обретенной независимости. С одной стороны, можноговорить о возрождении государственности после почти восьмидесяти лет перерыва.Эта государственность в отличие от первой республики 1918-1921 гг. признанамировым сообществом. Грузия, не попав в ряды Лиги наций, стала членом ООН. ЛидерыГрузии получили всемирную известность, особенно Эдуард Шеварднадзе и МихаилСаакашвили. С другой стороны, такая известность обеспечена не научнымипрорывами или экономическим успехом и не дипломатическими достижениями, аконфликтами. В течение двадцати лет Грузия пережила три «горячие фазы»грузино-осетинского конфликта (1991-1992, 2004 и 2008), две «горячие фазы»грузино-абхазского конфликта (1992-1993 и 2008, не считая двух попыток«разморозки» в 1998 и 2001 гг., частых провокаций в Гальском районе). И все этосопровождалось потерей территорий, которые считались не только частямиГрузинского государства, но и этническими грузинскими территориями (особенноэто касается Абхазии). Таким образом, мы можем говорить о негативнойизвестности Грузии в мире, от которой не спасают внешние симпатии к «маленькойдемократической стране».
За эти двадцать лет собственногрузинская власть оказалась далеко не всегда более гуманной по отношению ксобственным гражданам. Это доказал и режим Шеварднадзе, отличившийся в Мегрелиив начале 1990-х гг., и режим Саакшвили во время введения ЧП в ноябре 2007 года.
Отсюда и серьезный политическийраскол внутри Грузии. Это спор о «цене вопроса». Достаточно ли факта самойнациональной независимости, или же новой грузинской государственностинеобходимо преодолевать более высокую планку требований, отказываясь отполитического инфантилизма? Вместе с тем, нельзя не видеть того факта, что ивласти и оппозиция борются за один символ веры – «единую и неделимую Грузию». Ивласть, и оппозиция считают завоевание независимости абсолютной ценностью,которая не может быть предметом торга или переговоров. Разница лишь в том, коговидят те или иные силы во главе патриотического проекта «новой единой Грузии».
На наш взгляд, без существеннойкорректировки этого «символа веры» грузинское государство и общество вряд лисмогут преодолеть «вектор Звиада». Но кто возьмется за реализацию проекта неэтнической, а гражданской нации, которая осуществлялась бы под лозунгом «Грузия– для граждан Грузии»? Ответ на этот вопрос не может быть однозначным,поскольку для этого потребуется снова и снова возвращаться в апрель 1989 и 1991гг. Но не для поиска новой апологетики, а для критической рефлексии.
Автор – политолог, кандидат историческихнаук
