Метаисторическое наблюдение за внешнеполитической грызней увлекает, порою даже завораживает. Уицры грызут и давят друг друга, защищают и штурмуют цитадели, "безцитадельные" шрастры прогибаются и маневрируют, изредка огрызаясь силами собственных рарругов (изредка - небезуспешно).
Даниил Андреев "Роза Мира"
Президент Ирана Ахмади-Неджад не дает миру передышки.
Едва ли не каждый день с видимым энтузиазмом он доносит urbi et orbi очередную ошеломляющую весть: Иран испытал во время учений самую крылатую, самую быструю и самую невидимую в мире противокорабельную ракету. Иран произвел успешный запуск ракеты средней дальности, способной нести ядерное оружие. Иран заявил о своей готовности отказаться от продажи нефти за доллары и переключиться на евро, что будет посильнее не только Фауста Гёте, но и немалого числа ядерных боеголовок. Иран объявил о создании сорокатысячной армии смертников-«шахидов», готовых ударить по объектам США, Британии и Израиля. Иран достиг 4,8-процентного обогащения урана. Директор Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) Эль-Барадей сообщил, что проверка подтвердила заявление иранского руководства о получении партии низкообогащенного урана в ядерном центре в Натанце. Иран заявляет, что намерен создать завод на 3000 центрифуг, однако не собирается получать уран-235 оружейного уровня концентрации и ограничится обогащением в 5%, достаточных для его использования в ядерных реакторах. Между тем, по оценкам специалистов, 3000 центрифуг достаточно, чтобы при желании в течение нескольких месяцев наработать достаточное количество оружейного урана для одной-двух ядерных бомб.
Все эти научно-технические и военные «достижения» меркнут, однако, по сравнению с многочисленными политическими заявлениями Тегерана.
Ахмади-Неджад открытым текстом призывает стереть Израиль с карты мира и ставит под сомнение Холокост. Второго мая Ахмади-Неджад предупредил США, что в случае нападения первый удар Иран нанесет по Израилю.
За несколько дней до этого, 25 апреля, духовный лидер Исламской Республики аятолла Али Хаменеи на состоявшейся в иранской столице встрече с президентом Судана Омаром Хасаном аль-Баширом заявил: «Достижения в области ядерной технологии — один из примеров научных достижений Ирана. Мы готовы передавать другим опыт и знания наших ученых». Это ставит в близкой перспективе жирный крест на режиме нераспространения ядерного оружия.
Иран не выполнил требования Совета безопасности ООН прекратить работы по обогащению урана, а Президент Ирана Ахмади-Неджад пригрозил вообще отказаться от сотрудничества с МАГАТЭ, если эта организация будет продолжать предъявлять ему «незаконные требования», и вообще выйти из Договора по нераспространению ядерного оружия, если Совет Безопасности ООН примет резолюцию, открывающую дорогу санкциям. Ахмади-Неджад публично называет слова Кондолизы Райс малозначащими, обращение Света безопасности ООН – бессмысленной бумажкой и легко возвращает США придуманное кем-то из советников президента Рейгана броское определение: «Империя зла». Он обратился к президенту США с письмом, в котором, мягко скажем, учит Буша, «как надо бога любить».
Нефтяной рынок лихорадит. Аналитики гадают, применят США или Израиль против Ирана ядерное оружие или не применят, а также кто из них это сделает. Продвинутая публика по поводу и без повода цитирует бестселлер середины 90-х годов, «Столкновение цивилизаций», профессора Гарвардского университета Самуэля Хантингтона.
Реакция лидеров мирового сообщества на тегеранские эскапады «в среднем по больнице», разумеется, негативная. Представитель МИД Франции Жан-Батист Маттэ (Jean-Baptiste Mattei) после завершения переговоров в Париже сообщил, что представители Великобритании, Китая, России, США и Франции пришли к единому мнению, что ядерная программа Ирана "несовместима с требованиям мирового сообщества, что не может не вызывать глубокую озабоченность".
Угрожающие заявления Ахмади-Неджада вызывают понятную и вполне обоснованную ярость израильского руководства. Можно себе представить реакцию российского общества, если бы лидер какой-либо страны позволил себе в отношении России тон, подобный используемому Ахмади-Неджадом и другими иранскими лидерами в адрес Израиля.
Однако попытки ведущих держав мира выработать консолидированную позицию относительно Ирана еще менее успешны, чем это было в преддверии войны в Ираке, когда США вынуждены были ввязаться в войну без санкций Совета Безопасности ООН. Осуждение Ирана разными странами принципиально различается по степени насыщенности и жесткости.
Вашингтон настаивает на принятии в отношении Ирана самых жестких мер, не исключает военного решения проблемы и намекает, хотя и не устами высших чиновников, на возможность применения против иранских атомных объектов ядерного оружия. 13 апреля госсекретарь США Кондолизза Райс, сославшись на седьмую главу Хартии ООН, согласно которой против той или иной страны может быть применена военная сила, если это государство является агрессором или представляет угрозу международной безопасности, потребовала от Совбеза ООН принять в отношении Ирана резолюцию, предусматривающую возможность военного вмешательства, и предупредила, что США готовы действовать в обход Совета безопасности ООН, чтобы заставить Иран отказаться от ядерной программы. Англо-саксонская пресса уже начала полномасштабную информационную войну против Ирана. Методы этой войны иллюстрируется следующим примером: 19 мая канадская газета National Post, со ссылкой, разумеется, на «правозащитные организации», написала, что по новому закону немусульманам в Иране придется носить на своей одежде цветные метки: желтые для иудеев, красные для христиан и синие для зороастрийцев. Ясно, что газета «отсылала читателя» к образу гитлеровской германии. Публикация была немедленно опровергнута одним из членов иранского парламента, иудеем по вероисповеданию. Но к этому моменту США, Австралия и Канада успели заявить свой протест по поводу этого закона.
Надо признать: по сумме аргументов, диктующих жесткую позицию США в отношении Ирана, позиция Белого дома гораздо "чище", чем это было в ходе подготовки войны в Ираке. Инвективы руководства Ирана в адрес Израиля – члена Организации Объединенных Наций – недопустимы и безусловно позволяют рассматривать эту страну как угрозу миру просто с сугубо формально-юридической точки зрения.
Европа, однако, относится к проблеме явно иначе.
Еще в начале 2005 года, отвечая Кондолизе Райс, выступившей в Анкаре с крайне резким заявлением в адрес Ирана, "представитель Европы" Хавьер Солана предостерег США, заявив, что "попытка силового решения проблемы Ирана была бы серьезной ошибкой".
За истекший год позиция Европы не слишком изменилась. Франция и Германия следуют, в целом, в фарватере США, но, как кажется, без излишнего энтузиазма. Нет, разумеется, Президент Франции Жак Ширак не раз заявлял, что создание ядерного оружия Ираном недопустимо. Более того, Франция была одним из соавторов и движителей жесткого, но пока не принятого проекта резолюции Совета Безопасности ООН. На то у нее есть особые причины: Франция традиционно имеет весомые интересы в Сирии и Ливане и при малейшем движении Ирана в сторону этих стран заведомо окажется на стороне США.
Но вопрос, насколько далеко будет простираться их поддержка США? Канцлер ФРГ Ангела Меркель, выступая в Томске, фактически отвергла силовые методы воздействия на Иран. Даже Британия, альтер-эго США, устами премьер-министра Блэра объявила на днях, что не станет поддерживать теоретически возможную военную акцию против Ирана. Скептически относятся британские политики и к введению санкций против Ирана. К политическому разрешению иранской проблемы призвал и глава Римской католической церкви. Впрочем, и Франция мало рисковала, участвуя в подготовке резолюции СБ, т.к. имеет все основания считать, что она будет там заблокирована.
Разумеется, экстремисты-сторонники силового решения иранской проблемы есть не только в США и Израиле, но и в Европе. Напротив, среди тех, кто считает, что военная акция против Ирана была бы роковой ошибкой Соединенных Штатов, – бывшие Госсекретари США Збигнев Бжезинский и Мадлен Олбрайт и целый ряд видных американских политиков и военных.
Китай, в свою очередь, со всей очевидностью больше озабочен собственной энергетической безопасностью, и проблемы Израиля вряд ли его чрезмерно интересуют. Зато Иран занимает в решении ключевой для него проблемы далеко не последнее место. Соответственно, из Китая доносится не много общеполитической риторики по поводу Ирана, но вряд ли можно сомневаться, что китайское вето в Совете Безопасности ООН при любой попытке установить санкции в отношении Ирана практически гарантировано.
Россия занимает в иранском вопросе демонстративно нейтрально-негативную позицию. Устами представителей МИД она неоднократно «выражала недоумение» неполиткорректными высказываниями иранских лидеров». Похоже также, что определенное раздражение в Кремле вызвал и жесткий отказ Ирана от российского предложения по обогащению урана на российской территории. В то же время Россия выступает противницей не только военных действий против Ирака, но и любых санкций, обосновывая это правом Ирана на использование мирного атома. Владимир Путин на пресс-конференции в Томске ясно обозначил позицию России: «Мы против распространения оружия массового уничтожения, в том числе и за счет Ирана, но мы считаем, что Иран должен иметь возможность развивать современные технологии и ядерную энергетику в мирных целях».
Тревога отчетливо ощущается не только среди «великих мира сего». Ближний Восток, отношения Сирии, Ирака, Ливана и Ирана – это особое дело.
Что касается Сирии, то вскоре после иранской революции аятолла Хомейни издал фетву, в которой приравнял мусульман-алавитов, находящихся у власти в Сирии и которых сунниты и за мусульман не очень-то признают, к мусульманам-шиитам, к которым относится подавляющее большинство жителей Ирана, половина иракцев и меньшинство, но очень весомое (40%) в Ливане. Дополнительный фактор здесь – победа на выборах в Палестине ХАМАС, террористической организации, которую Иран вполне официально поддерживает. Иными словами, сегодня возникла реальная возможность возникновения шиитского «полумесяца» от Ирана до Палестины. И даже шире. Арабские эксперты заговорили о возможности появления на карте мира шиитского «Петролистана», ибо шииты составляют подавляющее большинство в районах Саудовской Аравии, богатой нефтью, в Бахрейне. Весомые меньшинства есть и в ряде других стран Залива. При этом положение шиитов в управляемых суннитами странах далеко не идеально. Они подвергаются дискриминации и рассматриваются как «пятая колонна» Ирана.
Перспектива возникновения шиитского полумесяца, не говоря о возможных претензиях шиитов на главные нефтедобывающие районы, рассматривается суннитскими арабскими режимами, и прежде всего главным мировым производителем нефти и партнером США – Саудовской Аравией, как катастрофическая угроза. Это чревато уже масштабной внутриближневосточной войной и хаосом. Во что превратится в этом случае рынок нефтяного сырья, трудно себе даже и представить.
Вполне вероятно, удивляющие мир резкие заявления Ирана в адрес Израиля нацелены именно на блокирование угрозы со стороны суннитских арабских стран. Арабская суннитская улица, как бы она ни относилась к шиитам и персам, вряд ли поймет попытки «секулярных» арабских правительств, и без того не слишком популярных в народе из-за их коррумпированности и компрадорского характера, выступить против «главного борца с сионизмом».
Озабочена Турция. Крушение Ирана с его мощным курдским меньшинством сделает реальным рождение Курдистана, а это представляет прямую угрозу целостности Турции. Сегодня отношения Ирана и Турции более чем добрососедские. Турция не только категорически отвергает силовой вариант решения иранской проблемы. В соответствии с турецко-иранскими договоренностями, Иран проводит боевые операции на территории Ирака против курдских повстанцев, добивающихся образования независимого курдского государства, затрагивающего территории Ирака, Ирана и Турции. Несмотря на обостряющуюся ситуацию, в начале мая государственный министр Турции Баши Аталай объявил, например, о том, что Турция, Иран и Пакистан инициировали создание Банка торговли и сотрудничества с капиталом в 1 миллиард долларов в рамках азиатской Организации экономического сотрудничества.
Усиление Ирана способно оказать огромное влияние и на Центральную Азию.
Иран, Афганистан и Таджикистан некогда составляли единое государство Эранвич (Великий Иран). В Афганистане многие говорят на персидском (фарси) – наиболее распространенном в Иране языке. Таджикское, хазарейское и приграничное с Ираном афганское население симпатизируют западному соседу по языковым, племенным и религиозным причинам. В Иране сейчас находится не менее 3 миллионов афганских беженцев. А Таджикистан конституционно принял фарси в качестве государственного языка, ибо таджикский язык вообще рассматривается специалистами как диалект персидского. Кроме того, в Таджикистане находятся богатые залежи урановых руд.
Такова примерная «диспозиция» на иранском фронте сегодня.
Основной пункт, на котором сосредоточена публичная риторика США, – это угроза обретения «безответственным» Ираном ядерного оружия. Что спорить? Расползание ядерного оружия и опасность обретения его террористическими группировками грозит миру катастрофой. Относиться к этой угрозе надо со всей ответственностью и в высшей степени серьезно.
Есть, однако, нюансы, заставляющие задуматься над истинными причинами антииранской активности США.
Во-первых, ядерную программу Ирана еще при шахе начинали сами США. В 1975 году госсекретарем США Генри Киссинджером был подписан Меморандум N 292 «О сотрудничестве между США и Ираном в области ядерных исследований», в рамках которого Ирану предлагалось не только освоить обогащение урана, но также получить технологию извлечения нарабатываемого в ядерных реакторах наиболее популярного материала для атомных бомб – плутония, который в природе вообще не встречается и его надо предварительно наработать в ядерных реакторах. Значит, во времена «вечной дружбы» с Ираном США полагали его вполне «ответственной» страной. Это потом уже, в одночасье, а именно после исламской революции 1979 года, возглавленной аятоллой Хомейни, первоначально управлявшим ею из Франции, Иран превратилась в страну «безответственную».
Во-вторых, под аккомпанемент громких публикаций в западных СМИ о «страшной угрозе» утечки ядерных знаний и материалов с территории бывшего ССС технологию разделения изотопов с помощью центрифугирования газообразных соединений урана передал Ирану профессор Абдул Кадир Хан из «ответственного» Пакистана, союзного США, продавший к тому же ядерные секреты не только Ирану, но также северной Корее и Ливии.
Применительно к иранской ситуации некоторые детали истории создания ядерного оружия Пакистаном весьма поучительны.
О стремлении Пакистана овладеть ядерным оружием еще в 1966 году публично заявил Президент Пакистана Зульфикар Али Бхуто. Бхуто мотивировал свое стремление ровно теми же словами, какими Ахмади-Неджад мотивирует стремление Ирана иметь мирную ядерную энергетику: «поскольку христиане, индусы и евреи обладают ядерным оружием, должна существовать и мусульманская ядерная бомба». К слову сказать, когда Пакистан такую бомбу получил, Иран стал первой страной, которая выразила свое восхищение успехам пакистанских ученых и поздравила Пакистан с созданием «мусульманской бомбы».
После прихода к власти в Пакистане в 1977 году генерала Зия-уль-Хака линия на создание ядерного оружия, обозначенная его предшественником, была резко усилена. При этом в Пакистане распространились слухи о готовности Индии и Израиля (!) нанести совместный удар по пакистанским ядерным центрам.
Во внутренней политике линия Зия-уль-Хака также была вполне фундаменталистской. В конце 1984 года Зия-уль-Зак провел референдум о продлении собственных полномочий до 1990 года и постулировал исламизацию Конституции страны, а также введение самых жестких наказаний в соответствии с Кораном за нарушения религиозных правил. Это обеспечило ему исключительно высокий уровень популярности среди мусульман.
На референдуме генерал получил далеко за 90% голосов – надо полагать, безо всяких подтасовок (Пакистан – не Белоруссия), ибо результаты референдума сомнений у США не вызвали.
Ядерные и военные амбиции заставили Пакистан тратить на вооружение беспрецедентно высокую долю бюджетных ассигнований – около 40% всего бюджета страны. Пакистан сотрудничал с Китаем и Северной Кореей в создании ракетного и ядерного оружия. Пакистан поддерживал и поддерживает террористов и исламистов, включая талибов – союзников Бен Ладена, с которыми США сегодня воюют. «Правительство Пакистана поддерживает группы, применяющие насилие в Кашмире, и оказывает косвенную поддержку террористам в Афганистане» – утверждается в Докладе Госдепартамента США о глобальном терроризме за 1999 год. Собственно, и сам Бен Ладен, ответственный за теракты в Нью-Йорке 11 сентября, согласно опубликованным данным, может скрываться на территории Пакистана. К общей милитаризации Пакистана надо добавить и то обстоятельство, что его экономика находилась (и находится) в еще больше зависимости от производства наркотиков, чем экономика пресловутой Колумбии...
Иными словами, по всем формальным признакам и «общедемократическим» критериям – ядерные амбиции глубоко милитаризованной страны, исламизм, поддержка террористов, процветающий наркобизнес, весьма своеобразная «демократия» – Пакистан должен был бы претендовать на почетное место в американском списке «стран-изгоев».
И что? А ничего. Совсем ничего.
На словах США признают, что Пакистан поддерживает террористов. На словах США озабочены пакистанской наркоторговлей. На словах США «очень не нравились» ядерные амбиции Пакистана.
На деле, несмотря на Закон об иностранной помощи 1976 года и «поправку Пресслера» от 1986 года, запрещающие США осуществлять экономическую и военную помощь странам, стремящимся к обладанию ядерным оружием, несмотря на ясно артикулированное стремление Пакистана к ядерной мощи, несмотря на «демократию» пакистанских военных и антиизраильскую риторику, американская массированная экономическая и военная помощь Пакистану прервалась лишь на короткое время в 1976 году – после испытания в 1974 году ядерного оружия... Индией! В ответ на прекращение американской помощи Пакистан вышел из военного блока СЕНТО и стал было «неприсоединившейся страной». Однако после начала Афганской войны в 1979 году помощь Пакистану США не только вернули, но и многократно усилили.
Пакистану выделялись средства под покупку вооружений. Основу стратегической авиации Пакистана составили американские истребители-бомбардировщики F-16, способные нести ядерное оружие, которые США поставили ему в начале 1980-х годов. МВФ предоставлял Пакистану огромные займы, так что уже к концу 80-х годов 85-90% бюджета Пакистана уходило на военные нужны и обслуживание внешнего долга, который тоже направлялся в основном на военные нужды (читай: прямо или косвенно на создание ядерного оружия). Более того, политическая ситуация в Пакистане и сегодня не отличается стабильностью. По мнению ряда аналитиков, Пакистан балансирует на грани исламистского взрыва. Следовательно, нельзя полностью исключить вероятность того, что к власти в ядерном Исламабаде в одночасье не придут религиозные фанатики, как это случилось в Иране в 1979 году...
Но нет никаких признаков того, что США собираются начинать войну с Пакистаном, вводить против Пакистана какие-либо санкции, или объявлять, для начала, Пакистан страной-изгоем и элементом «оси зла».
Так что же получается: «Quod licit Jovi, non licit bovi» (Что позволено Юпитеру, не позволено быку)? Что позволено авторитарному, милитаризованному, исламистскому Пакистану – не позволено Ирану?
Несмотря на многочисленные заявления иранского руководства о якобы мирном характере иранского атома, подавляющее большинство экспертов, от Бжезинского до Примакова, ему не верят и сходятся к мысли, что иранское общество достигло консенсуса в своем стремлении к достижению ядерного статуса.
Принципиальный вопрос – зачем Ирану ядерное оружие? Ядерное оружие слишком дорогостоящая и ответственная игрушка, чтобы создавать его из одних только соображений престижа. Поэтому обретение странами ядерного оружия всегда диктовалось жизненной необходимостью.
США создавали ядерное оружие из страха, что Германия создаст его первой. СССР ускорил разработки после того как США атомное оружие создали и поспешили сбросить ее на Хиросиму и Нагасаки, ясно дав понять Сталину, что время больших батальонов приходит к концу. Британцы получили его как непотопляемый авианосец Европы и, в какой-то мере, по инерции Второй мировой войны, а Франция – в качестве балласта, обеспечивающую ей остойчивость в штормовых водах трансатлантической дипломатии. Китай – в качестве противовеса и США и СССР.
Понятно, почему Израиль, хотя официально об этом никогда не объявлялось, имеет немалый запас ядерного оружия. Для Израиля ядерное оружие – это оружие судного для. Маленькая инородная страна в 300-миллионном враждебном окружении не имеет иного способа надежно себя защитить.
Даже с Пакистаном и Индией все более или менее понятно: пакистанское и индийское ядерное оружие – продукт локальной гонки вооружений, наследия Британской империи, повсюду в мире намеренно оставлявшей после себя такие вот неугасающие угли конфликтов в надежде вернуться в новом качестве и стать их арбитром.
Те же страны, для которых обладание ядерным оружием не было критическим, от этой сомнительной чести всегда легко отказывались. Перед заключением Договора о нераспространении ядерного оружия в 1966 году более 50 стран, даже таких, как Швейцария, активно вели работы по созданию ядерного оружия. Но с кем Швейцария могла воевать? От кого ей защищаться ядерным оружием? С кем устанавливать ядерный баланс? Примерно этими же соображениями руководствовались, вероятно, власти Претории и Ливии, вступившие было на дорогу к сомнительному ядерному счастью, но достаточно легко от него отказавшиеся.
Что же заставляет Иран стремиться к обладанию бомбой: агрессивные намерения или страх за свою независимость?
Ни одна страна региона Ирану не угрожает, а его «естественный противник» – саддамовский Ирак – стерт сегодня с лица земли стараниями американцев. То есть спасибо США, от стран региона сегодня Ирану исходит меньше угроз, чем когда бы то ни было.
Следовательно, единственная страна, которую Иран может рассматривать как реальную угрозу своей национальной безопасности, – это страна внерегиональная. Нетрудно догадаться, что есть только одна такая страна в мире. Это – США.
Надо признать, у сегодняшнего Ирана есть не меньшие оснований считать США угрозой собственной безопасности, чем у США – считать Иран опасной страной.
Вождь исламской революции аятолла Хомейни, готовивший иранскую революцию 1979 года, находясь в изгнании во Франции (и это обстоятельство может само по себе иметь особый смысл), исходно использовал антиамериканизм в качестве одного из основных консолидирующих лозунгов. Причиной антиамериканизма иранского общества послужило то, что США рассматривались им не только как страна-наследница Британской империи, принесшей Ирану неисчислимые бедствия и попросту грабившая нефтяные богатства этой страны, но, что даже более актуально, как главная опора шахского режима и его репрессивной машины, уничтожившей тысячи и тысячи иранцев. Иранская секретная служба – «Национальная Организация для Сведений и Безопасности», сокращенно САВАК (Сейзман-ай Эттелаат ва Амниьят-ай Кешвар), – была основана в 1957 году при активной помощи американского ЦРУ, британской Intelligence Service и израильской «МОССАД». Служба заслужила репутацию одной из самых жестоких тайных полиций мира. Всеми признано, что САВАК подвергал задержанных физическим пыткам. За время своего существования САВАК уничтожила 380000 противников шаха, что не мешало США оказывать этому, судя по всему, «демократическому», режиму всестороннюю финансовую и военную помощь.
Ненависть к шаху, к шахской охранке и стоящими за ними США привела к тому, что 4 ноября 1979 года сотрудники американского посольства были взяты в заложники революционными студентами. Этот захват, нарушающий все нормы международного права, вместе с катастрофическим провалом американской спецоперации по их вызволению обострил отношения между этими странами до предела. Пятьдесят два заложника были вызволены только через 444 дня, после того как президент Рейган тайно обменял их на поставки оружия уже режиму аятолл.
Потеря Ирана нанесла страшный удар по стратегическим интересам США на Ближнем Востоке. Если при свергнутом шахе Пехлеви Иран имел хорошие отношения с главныем союзником США на Ближнем Востоке – Израилем, помогал США и Израилю в «умиротворении» Садата, то после революции Иран разорвал с Израилем все отношения и стал активно поддерживать антиизраильские террористические организации по всему Ближнему Востоку. Иран прекратил поставки нефти США, Израилю и ЮАР, демонтировал американские станции слежения на своей северной границе с СССР, вышиб американские компании, заменив их по большей части французскими и немецкими, и развалил американское детище – военный блок СЕНТО, прямо направленный против СССР.
Нет ничего удивительного, что США стали рассматривать постреволюционный Иран в качестве своего главного врага в Заливе и оказали активную военную поддержку Ираку во время Восьмилетней войны. В это время Саддам Хусейн стал почетным гражданином Чигаго. Война началась с попытки Саддама ограничить геополитическое влияние Ирана в регионе. В сентябре 1980 года, не без молчаливого одобрения США, Хусейн предъявил Тегерану ультиматум, в котором потребовал предоставить автономию арабам в иранской провинции Хузестан и «не вмешиваться во внутренние дела арабских стран», где Иран начал активно разыгрывать религиозную карту, претендуя на духовное лидерство среди арабов-шиитов. Однако главным геополитическим требованием Хусейна стал вывод Ираном своих войск с трех захваченных им в 1971 году островов в Ормузском проливе, позволяющих Ирану контролировать крупнейшую транспортную артерию мира, и передачу им ОАЭ. Если при шахе захват островов Ираном рассматривался США достаточно благосклонно, как своего рода «стабилизирующий фактор», позволяющий держать Ормуз под контролем «дружественной силы», то после революции ситуация стала диаметрально противоположной. Мранский контроль Ормуза США никак устроить не мог. Так что причины появления требования об отказе Ирана от спорных островов в ультматуме Хусейна были Ирану совершенно понятны.
Хомейни отверг этот ультиматум. 7 сентября 1980 года Саддам Хусейн объявил восточный берег Шатт-эль-Араб территорией Ирака. В ходе войны едва не были прерваны поставки нефти из арабских стран через Ормузский пролив, что вызвало взлет цен на нефть. В 1983 г. в Заливе были атакованы 45 коммерческих судов, в 1984 г. – 67, в 1985 г. – 83, в 1986 г. – 105, в 1987 г. – 178. Танкеры ряда арабских стран, во избежание нападений иранского ВМФ, вынуждены были ходить под американскими флагами и под американским конвоем, поскольку формально США в войне участия не принимали и это обеспечивало их безопасность.
Восьмилетняя война стоила сторонам, по разным оценкам, от 800 тысяч до миллиона жизней. Обе стороны объявили о победе. Но главная геополитическая цель войны – острова Абу-Муса, Большой и Малый Томб, служащие своего рода воротами Ормуза, – остались и остаются сегодня под контролем Ирана. Иран рассматривает это обстоятельство как важнейшее свидетельство своей победы в Восьмилетней войне над саддамовским Ираком, но также над своим главным мировым врагом – США.
Вопрос о принадлежности этих стратегически ключевых островов по-прежнему является одним из главным конфликтов на Ближнем Востоке. Если официальная позиция ОАЭ состоит в том, что Большой и Малый Томб принадлежали входящему в федерацию ОАЭ эмирату Рас-аль-Хейма, а Абу-Муса — эмирату Шарджа, то Иран указывает, что в свое время Великобритания в одностороннем порядке отторгла их у него и передала двум эмиратам Договорного Омана. Нет сомнений, что ОАЭ, имеющие с США вполне доверительные отношения, да и сами США, не считают вопрос островов закрытым.
США приняли решение о сдерживании Ирана и де-факто осуществляют попытки его экономико-политической блокады. США воспрепятствовали тому, чтобы экспорт нефти и газа из стран Центральной Азии и Закавказья направлялся по кратчайшему маршруту через иранскую территорию. Под предлогом запрета на передачу военных технологий США неоднократно накладывали санкции на иностранные, в том числе российские фирмы и учреждения, так или иначе взаимодействующие с Ираном. Соответственно, Иран вполне вправе ожидать от США попыток реванша и имеет определенные основания для опасений за свое будущее.
Тогда, казалось бы, стремление Ирана получить статус порогового государства должно рассматриваться как понятное желание обезопасить себя от возможных посягательств США. Примерно так расценивают ситуацию некоторые российские аналитики, в их числе Михаил Леонтьев, полагающий, что единственное, что на деле стремится получить Иран, – это гарантии собственной безопасности от возможных посягательств США. Ряд европейских стран также, по-видимому, полагает, что обеспечение международных гарантий безопасности Ирану отвлекло бы от его идефикс – создания ядерного оружия.
Трагедия, однако, в том, что Иран, надо полагать, прекрасно понимает цену таких гарантий.
Можно не сомневаться, что кроме Корана аятоллы знакомы и с мировой историей. Например, с историей оккупации Кореи Японией в начале века, когда на вопрос, почему, несмотря на выданные этой стране гарантии, США не подержали ее в войне с Японией, закончившейся оккупацией, Президент США Теодор Рузвельт дал четкие разъяснения: «Почему, собственно, корейцы решили, что кто-то будет делать за них то, что они сами сделать неспособны?» Надо полагать, Иран высоко оценил и уровень исполнения гарантий о нераспространении НАТО на Восток, выданных США Горбачеву в самом начале Перестройки, и уничтожение Югославии, и войну США со своим бывшим союзником – саддамовским Ираком, и «оранжевые революции» на постсоветском пространстве.
Единственный вывод, который иранский тоталитарный режим мог сделать из такого опыта, – что для него нет лучшей гарантии безопасности, чем реальная сила. Поэтому рассчитывать на то, что Иран разменяет реальное могущество на бумажные гарантии, на мой взгляд, было бы наивно.
Но это только вероятный взгляд со стороны Ирана.
Гляда на проблему с противоположной стороны, можно сделать совершенно противоположные выводы.
Невозможно гарантировать, что после обретения ядерного оружия Иран не начнет проводить экспансионистскую политику, а ограничится достигнутым с помощь ядерного оружия уровнем безопасности.
Что бы ни утверждали о своих намерениях иранские лидеры, в большой политике подобные заявления недорогого стоят. В большой политике риски настолько велики – на кону стоит вопрос существования государств, что возможность действия практически равна к самому действию. Мобилизация не есть подготовка к войне, мобилизация – и есть сама война. Намерения могут измениться в одну минуту, а создание возможностей требует времени, денег и усилий.
Поэтому, по большому счету, с точки зрения большой политики совершенно безразлично, будет ли Иран обладать ядерным оружием или только возможностью собрать его в короткий срок.
Рассчитывать при таком масштабе потенциальной угрозы всегда приходится на худший вариант.
...Однако все это – возможное иранское ядерное оружие, угрозы Ирана в адрес Израиля – как кажется, лишь часть проблемы, только внешняя сторона дела, не затрагивающая глубинных причин складывающейся вокруг Ирана ситуации.
Точно так же, как выстрелы в Сараево не имеют, разумеется, никакого отношения к реальным процессам, вызвавшим Первую мировую.
Пример Пакистана позволяет сделать вывод: сама по себе ядерная программа Ирана, даже в сочетании с исламским фактором, при других обстоятельствах вряд ли вызвала бы столь жесткую реакцию США.
Следовательно, специфическое отношение США к Ирану объясняется не только перспективой овладения Ираном ядерным оружием. Значит, есть еще некие дополнительные факторы, обуславливающие особое отношение США к Ирану. Что это за факторы?
«Энергия, исторически причина номер один обеспокоенности США региональной политикой в сочетании с необходимостью подавления терроризма и назревшими социополитическими изменениями, представляет собой ключевой интерес США в Персидском заливе», – пишет Джозеф МакМиллан, почетный член Института Национальной Безопасности и бывший директор офиса безопасности Ближнего Востока Министерства обороны США (1998-2001).
Но какая связь между энергетической безопасностью США и Ираном? Из Ирана США уже давно никаких существенных объемов нефти не получают. Как, впрочем, и из Ирака.
Вообще, со всего Ближнего Востока США получали и получают сравнительно немного – около 100 миллионов тонн нефти в год: меньше, чем производила бы «ЮкосСибнефть», если бы сделка по слиянию «Юкоса» и «Сибнефти» состоялась.
Более того, в отличие от материковой Европы, Японии и Китая, США сами имеют немалые запасы углеводородов.
Они контролируют значительную часть ресурсов по всему миру: в Латинской Америке, Западной Африке, в Юго-Восточной Азии. Уж кому-кому, а США нефтяной голод угрожает в последнюю очередь, тем более, что недавно была запущена вполне рентабельная технология получения нефти из нефтеносных песков канадской провинции Альберты. Это позволило авторитетному журналу «Оил энд Газ» вот уже пару лет отводить этой североамериканской стране вторую строчку в рейтинге разведанных запасов после Саудовской Аравии.
Казалось бы, с какой стороны не рассматривай проблему Ирана – хоть с точки зрения нефтяной зависимости, хоть в контексте «столкновения цивилизаций», – усилением Ирана должны быть прежде всего озабочены и Франция, и Германия, не говоря о Японии, которая львиную долю своей нефти получает с Ближнего Востока, но уж никак не США. Можно, конечно, предположить, что США из альтруистских соображений проявляют заботу о своих, скажем, европейских союзниках. Но тогда непонятно, почему именно США, а не эти союзники проявляют главную политическую прыть. Почему политика Европы в отношении Ирана (как и ранее Ирака) ведется, как бы сказать мягко... без огонька, что ли?
Ход мыслей американских политиков и природа их озабоченности проясняются, вероятно, если обратиться к констатации другого американского политолога, Джеффри Самбало (Jeffrey L. Cimbalo), опубликованной в журнале "Foreign Affairs" в декабре 2004 года в преддверии подписания Европейской Конституции: "Политическая интеграция ЕС представляет собой самое серьезное со времен Второй мировой войны посягательство на влияние, которое США продолжают оказывать на Европу, и американская политика должна начать исходить из этой реальности".
Можно вспомнить и показательную фразу Збигнева Бжезинского, оброненную им еще в 1995 году, когда западный мир пребывал еще в состоянии эйфории от распада СССР: «Если мы потеряем Ближний Восток, мы потеряем Европу».
Если перевести слова Самбало и Бжезинского с дипломатического языка на человеческий, то означают они примерно следующее: «США озабочены перспективой обретения Европой политической и экономической независимости, утраченной ею в результате Второй мировой войны, а ключи от двери в свободу спрятаны в ближневосточных недрах».
Утверждение Самбало имеет, таким образом, ясный смысл и полностью соответствует главной стратегической установке США: предупредить появление в мире силы, способной бросить им вызов. Единственная сила, способная на это в исторически обозримой перспективе, – это полумиллиардный рождающийся гигант Евросоюз, но, прежде всего, «старая Европа»: Франция, Германия, Италия, Испания.
Слова Самбало имели основание быть произнесенными. У определенной части крупного европейского бизнеса и политического истеблишмента, еще со времен Де Голля глядящих на США как на слона в европейской посудной лавке и экономического и политического конкурента, похоже, действительно появилось жгучее желание воспользоваться моментом, избавиться от чрезмерной опеки «Большого брата» и начать играть более самостоятельную роль в мире.
Не случайно министр иностранных дел России С. Лавров в журнале «Россия в глобальной политике» справедливо заметил: «Запад» как политический монолит более не существует.
Осознание начинающегося раскола Запада нашло отражение в комментариях даже таких последовательных «глобалистов», как Егор Гайдар. На днях в своем выступлении на радиостанции «Эхо Москвы» он не только в высшей степени негативно отозвался о действиях США в Ираке, но, главное, признал, что «на закрытых совещаниях» по выработке международной политики его европейские коллеги призывали к «сдерживанию США».
На то есть веская причина. В годы Холодной войны главным связующим Запад фактором был страх перед могуществом СССР.
С распадом СССР страх Западной Европы испарился, и между Старой Европой и США на первый план вышли заметные расхождения по множеству вопросов. Речь идет не только о мелочах типа наличия смертной казни в США или ее отсутствия в Европе – такие вопросы имеют не больше отношение к делу, чем пули Гаврилы Приципа к залпам Большой Берты.
Главное расхождение связано с тем, что Европа больше не получает за свое вассальное по отношению к США положение полезной компенсации, которой во времена Холодной войны являлась европейская безопасность, обеспеченная НАТО.
Поэтому не только ближневосточная, иранская, но и российская, и украинская, и среднеазиатская политика Европы – это путь к свободе, ибо свобода начинается с собственного контроля за поставками жизненно необходимых, стратегических материалов.
Точно так же не только ближневосточная но и российская, и украинская, и среднеазиатская политика США – это для них, прежде всего, вопрос удержания экономического и политического контроля над Европой (и Японией) путем установления тотального контроля за «кровью современной цивилизации» – энергетическим сырьем.
Иными словами, стремление США обрести контроль над Ираном – важнейшим источником нефти для Европы – диктуется вполне прагматическими геополитическими соображениями и неизмеримо важнее для них, в силу масштаба задачи, чем наличие или отсутствие у Ирана ядерных возможностей.
Вполне вероятно, что человечество присутствует при первых раскатах грома начинающейся битвы между США и Европой за мировое политическое и экономическое лидерство. Иран же, в отличие от Пакистана, занимает в этой битве гигантов ключевое место. Этим, вероятно, и объясняется особое отношение США к Ирану, столь отличное от их отношения к Пакистану, находящемуся в стороне от американо-европейских коллизий.
Разумеется, тут не стоит преувеличивать масштаб проблемы. Вряд ли европейско-американская гонка в обозримой перспективе приведет к взаимным силовым шагам двух гигантов. У Европы и США сохраняется пока немало общих интересов.
Однако, если такое понимание современного общемирового политического контекста верно, то ситуация вокруг Ирана практически безнадежна. Ее безболезненное разрешение представляется крайне маловероятным, ибо подразумевает снятие противоречий и установление баланса сил вовсе не между США и Ираном, а между США и набирающей силу Западной Европой. Никакие прямые переговоры Ирана с США не в состоянии эту проблему решить. Они просто не затрагивают скрытых пружин конфликта.
Иранская проблема, как кажется, имеет самое непосредственное отношение к России. Но не потому, что Иран находится недалеко от нее. Причина в другом.
Преодоление назревающего экзистенциального конфликта между Старой Европой и США, затрагивающего самые глубинные пласты политической реальности, сложившейся в XX веке, если и возможно, то, как представляется, только если какая-то третья страна (а это могут быть только Китай и Россия) сформирует угрозу, которую и Европа, и США будут воспринимать как общую, или хотя бы создаст воображаемый образ такой угрозы. Общая угроза вернет смысл Североатлантическому союзу. И Россия, в силу географического положения, наиболее «перспективный кандидат» на роль такого «негативного объединителя».
Но такая роль России меньше всего нужна. Подобного развития событий она, как представляется, должна избежать любыми силами, несмотря на возможные в таких условиях провокации. Россия не должна быть втянута в чужой для нее конфликт.
Надо понимать: антироссийская пропагандистская кампания, развязанная рядом стран, таких, например, как Грузия и Польша, имеет прозрачную цель – спровоцировать Россию на действия, которые могут быть интерпретированы как угроза и Европе, и США, вернув ей утраченный было статус «империи зла». Поддержка Ирана делает такой вариант вероятным.
Между тем у Европы и США свои проблемы и свои счеты, в том числе и по иранской проблеме. А России не нужны ни иранская нефть, ни иранские аятоллы, ни мир или война на Ближнем Востоке. Все это затрагивает Россию в минимальной степени. Поэтому России не следует из одного только стремления к политическому престижу непременно участвовать в разрешении иранского конфликта. Потери от такого участия могут обойтись ей недешево и превзойти любые потенциальные выигрыши.
В иранском конфликте, выступая на любой стороне, Россия делает работу за других, причем безо всякой перспективы на адекватные дивиденды.
Поэтому, на мой взгляд, если отвлечься от политической демагогии, чем меньше Россия будет заниматься на данном историческом этапе иранской проблемой, чем меньше внимания она будет ей уделять, тем для России лучше: дважды – в Первую и Вторую мировые войны – Западу удавалось втянуть Россию в свои разборки и решать свои проблемы российской кровью.
Так стоит ли наступать на те же грабли в третий раз? США, Иран, Франция, Британия, Турция, Египет, Израиль, Палестина, Саудовская Аравия... Своих дел у России нету? Да что России Гекуба-то, в конце-концов? Тем более, что если серьезно подумать, Россию в иранском раскладе устраивает, на деле, любой исход.
