Стремление российской власти перевести разговор о сложных политических проблемах из содержательной плоскости в плоскость пиара уже давно стало фирменным стилем. На острые вопросы журналистов и экспертов (главным образом иностранных) российские лидеры отвечают лукавыми усмешками или шутками на грани фола. В этом ряду находятся угрозы и «замочить террористов в сортире», и «сделать обрезание» тем, кто сочувствует исламским радикалам. Не стала исключением и последняя пресс-конференция Владимира Путина. Здесь чувство юмора президента снова дало о себе знать. При этом наиболее яркие «остроты» относились к проблемам российской политики на Кавказе.
Кавказская проблематика не стала доминантой пресс-конференции, однако нельзя не отметить несколько путинских высказываний, которые лучше многих «кремленологических» умозаключений дают представление о том, какую политику Россия проводит в этом непростом регионе, как она понимает свои цели и задачи.
Сразу же следует отметить, что проблемы российского Северного Кавказа в ходе диалога Путина с прессой не были рассмотрены. Ни проблемы Дагестана (где террористическая активность еще с 2005 года интенсивно растет), ни осетино-ингушский неразрешенный конфликт (который не раз в 2006 году привлекал внимание экспертов и политиков), ни ситуация в Кабардино-Балкарии (последствия трагедии в Нальчике) и Карачаево-Черкесии (рост активности исламских радикалов) не попали в фокус внимания журналистов и президента РФ. И даже Чечня, ставшая предметом «законной гордости» Кремля (там недавно с помпой отметили окончание очередной «амнистии»), прошла, что называется, мимо. Президент не сказал ничего нового, ограничившисьуже традиционной "высокой оценкой" премьера республики Рамзана Кадырова.
Такое невнимание к Северному Кавказу объясняется той концепцией по поводу данного региона, которая утвердилась в российской элите еще в начале 2006 года. Согласно ей, сегодня Северный Кавказ семимильными шагами продвигается к стабильности и устойчивому развитию. В ходе своей прошлогодней пресс-конференции сам Владимир Путин заявил о наступлении «мирной эры» в Чечне: «Я думаю, что вполне можно говорить об окончании контртеррористической операции – при понимании того, что правоохранительные органы Чечни практически берут на себя основную ответственность за состояние правоохранительной сферы. В Чечне созданы все органы государственной власти, я уже об этом говорил, и вы хорошо об этом знаете».
Ни для кого не секрет, что взгляды российского президента принимаются российским политическим классом, многими СМИ и политтехнологами «по умолчанию». Буквально за две недели до пресс-конференции-2007 полпред президента в Южном Федеральном округе (ЮФО) Дмитрий Козак констатировал, что Северный Кавказ уже стал стабильным и безопасным регионом: «На Северном Кавказе достигнута политическая стабильность. Проблемы безопасности и нестабильности к настоящему времени остались в прошлом… С полной уверенностью можно заявить, что на Северном Кавказе абсолютно безопасные условия. Здесь безопаснее жить и работать на 40%, чем в целом по России…». Откуда взялась цифра 40%, осталось непонятно. Не вполне ясно и то, почему оставшиеся «проценты» стали более опасными, чем Кавказ, и кто несет ответственность за это. Впрочем, сегодня такие вопросы высшей власти задавать не принято. К началу 2007 года в российской политике просто не существует самостоятельных субъектов, которые могли бы это сделать. Точнее, такие субъекты есть, но они являются несистемными игроками. Те же северокавказские «ваххабиты» (салафиты) вполне могли бы поспорить с президентским полпредом.
В отличие от проблем Северного Кавказа, проблемы «замороженных конфликтов» в Закавказье и перспективы российско-грузинских отношений получили интерпретацию президента. Правда, несколько своеобразную. На вопрос журналиста бакинского информационного агентства «Тренд» о перспективах разрешения нагорно-карабахского конфликта Владимир Путин ответил: «Не надо на нас перекладывать эту проблему. Вы должны сами найти приемлемый вариант выхода из этой ситуации». Затем президент продолжил: «А если уже абстрагироваться от очень серьезных вопросов, то нас, конечно, огорчает то, что мы наблюдаем в районе Агдама. Потому что мы рассматривали вопрос недоброкачественной алкогольной продукции, а, как известно, портвейн из Агдама был всегда одним из недорогих и весьма распространенных легких алкогольных напитков на территории Советского Союза. Пусть хоть кто-нибудь восстановит – либо армяне, либо азербайджанцы. Пусть вместе сделают. Пусть это будет общий проект».
Если бы подобный ответ прозвучал из уст артиста в популярной юмористической ТВ-программе, можно было бы посмеяться над оригинальной шуткой. Можно было бы предаться ностальгии и вспомнить студенческие годы, когда портвейн «Агдам» был наиболее доступным напитком для небогатой молодежной компании. Однако из уст президента хотелось бы получить серьезный анализ российской роли в урегулировании самого крупного этнополитического конфликта на постсоветском пространстве.
С одной стороны, наши официальные представители (опять же начиная с президента), «общественные» активисты (ДПНИ и прочие множащиеся день ото дня движения за «чистоту русской крови») говорят о наплыве мигрантов-кавказцев в Россию. С другой стороны, они не хотят участвовать в разрешении этого конфликта. Но разве этот наплыв не стал следствием неразрешенных этнополитических конфликтов? Между тем увеличением армянской общины причерноморская часть Краснодарского края (в Адлере количество армян достигло порядка 40% от общей численности населения) во многом обязана именно карабахским армянам. То же во многом относится и к району Минеральных вод.
Во взаимоотношениях приезжих с «коренным населением» (хотя кто на Кубани и Ставрополье коренной?) возникают проблемы. Занимаясь в течение полутора лет исследованием взаимоотношений южнороссийского неоказачества и мигрантов, автор настоящей статьи видел не раз те проблемы, которые обозначились на Кубани и в Ставрополье после 1991 года, когда карабахский конфликт перешел в вооруженную фазу. В своих интервью мигранты не единожды говорили о готовности вернуться на родину, если конфликт будет разрешен (тут указывали и проблему статуса, и отсутствие социальных перспектив).
При этом азербайджанская община России – так же самая крупная из азербайджанских общин во всем мире. Среди азербайджанцев Москвы, например, значительная доля – выходцы из Карабаха и того же Агдама. Сегодня мы собираемся ограничить их участие в торговле на наших рынках, но при этом проблему урегулирования конфликта хотим переложить на другие плечи. Получается, что и мигранты нам не нужны, и решать политические проблемы их государств мы тоже не хотим. Между тем самый простой способ снизить миграционную активность выходцев из республик Закавказья – активно помочь в миротворческом процессе.
Вместе с тем Кремль не желает и появления на постсоветском пространстве «нерегиональных акторов» (прежде всего США). Но как этим акторам не появиться, если Россия устами своего президента предлагает «не перекладывать на нас эту проблему»? Армения и Азербайджан не могут достичь компромисса и в поисках медиатора «по старинке» ориентируются на Москву. Однако во внешней политике не бывает констант. Там паче, что в Вашингтоне, в отличие от Москвы, готовы эту проблему (и многие другие) «взвалить» на собственные плечи. Свидетельством тому является необычайная политическая активность в деле нагорно-карабахского урегулирования сопредседателя Минской группы ОБСЕ от США Мэтью Брайзы. Сегодня именно он – лидер в деле выдвижения политических инициатив. Москва вместо этого предлагает вспомнить историю дешевого азербайджанского портвейна…
Не совсем понятно, зачем в таком случае Россия сопредседательствует в Минской группе ОБСЕ, проводит встречи президентов, министров иностранных дел Армении и Азербайджана, ревнуя к миротворческой активности США и ЕС. Зачем, в конце концов, постоянно говорит о своей особой миссии на постсоветском пространстве? Ведь миссия заключается не в том, чтобы уходить от решения острых вопросов. Никто не говорит, что карабахский узел будет развязан завтра. Однако разрешать этот конфликт, искать пути к преодолению отчуждения армянского и азербайджанского обществ нужно хотя бы из эгоистичных соображений: стабильность в Закавказье будет способствовать реальной (а не виртуальной) стабилизации в республиках Северного Кавказа.
Пока же в Баку, Ереване, Степанакерте и других столицах будет сделан вывод о том, что Москва просто не знает, что ей делать в деле урегулирования карабахского конфликта.
Наряду с карабахским конфликтом на пресс-конференции были удостоены внимания перспективы нормализации российско-грузинских отношений. Многие эксперты и журналисты отметили, что впервые за долгое время Владимир Путин говорил о российско-грузинских отношениях с доброжелательной улыбкой. По мнению президента, возвращение российского посла Вячеслава Коваленко в Тбилиси – первый шаг к нормализации двусторонних отношений. Не обошлось в оценке перспектив российско-грузинских отношений и без иронии: «Когда мы в грузинской прессе видим барабанный бой по этому поводу – что посол вернулся, мы победили, – ну, хорошо, пускай будет такое чувство. Мы очень спокойно к этому относимся», – отметил российский лидер.
При этом для российских граждан и иностранцев за скобками осталось то, почему началась нормализации отношений с Грузией, несмотря на жесткие разногласия наших государств по проблемам Абхазии и Южной Осетии. Была ли политика санкций оправданной? Напомним, что в сентябре 2006 года наш президент говорил о том, что в Грузии победила почему-то «политика Берии». Эта «бериевская» политика окончена или продолжается? С чем связано то, что Россия нормализует свои отношения с Грузией? Это успех российских дипломатов или провал политики санкций? Кто за это повышен в должности или понес наказание? Увы, кроме ироничного ответа, президент даже тезисно не обозначил стратегических целей и задач российской политики на грузинском направлении: чего же мы от Грузии все-таки хотим, каковы наши к ней требования?
За лукавыми улыбками оказался скрыт смысл российской политики не только в Грузии, но и в Закавказье в целом. Проблемы Кавказского региона вообще потонули в девятом вале вопросов о «преемнике», перспективах трудоустройства и самоощущении президента после 2008 года. Похоже, отсутствие государственной стратегии снова подменяется пиаром и внешними спецэффектами. В этой ситуации нелюбимые Кремлем «нерегиональные игроки» наращивают политическую активность, относясь к этому достаточно серьезно. Скорее всего, для юмора, с их точки зрения, время еще просто не наступило.
Автор – кандидат исторических наук, завотделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа.
