В интервью на этой неделе Дэвид Кэмерон намекнул -- ничем, впрочем, не подтвердив -- что один из его близких родственников поддерживает Партию независимости Соединенного Королевства (United Kingdom Independence Party, UKIP – К.К.). Это замечание взбудоражило некоторых пикейных жилетов, восхищенных перспективой дальнейшего развития премьерской версии одной более ранней истории, связанной с парламентарием-тори Прити Пейтелом, чей отец был кандидатом UKIP в Хартфордишире, пока (видимо, под серьезным сыновним давлением) не решил снять свою кандидатуру – впрочем, только для того, чтобы снова выставить ее через полтора часа. Обе истории нашли отклик, так как намекают на принципиально важный аспект феномена UKIP: на правом фланге политического спектра происходит семейная ссора, раскол в клане консерваторов, который может стать смертельным для их общего дела.
Автор этого абзаца – обозреватель левой британской «Гардиан» Джонатан Фридланд. В своей статье он анализирует результате только что прошедших местных выборов в части английских и валлийских графств. На них удивительных успехов добилась эта самая UKIP, получив в совокупности больше двадцати процентов голосов – и, в результате, 147 мандатов в местных советах. Голоса эта партия отобрала, в основном, у консерваторов, потерпевших унизительное поражение (потеряли 335 мест). Впрочем, партнер тори по коалиции, либерал-демократы, выступили еще хуже – минус 124 мандата (здесь надо считать в относительных цифрах – у консерваторов было полторы тысячи мест, у либдемов – чуть меньше шестисот).
Кроме UKIP победу празднуют лейбористы – они прибавили 291 место. Комментаторы пишут о катастрофе в правящей коалиции, о наступлении крайне правых «клоунов» и «скрытых нацистов» (определения, данные Кэмероном и его соратниками до выборов), об окончательном крахе традиционной британской двухпартийной системы. Политические разделы пухлой британской прессы (серьезной и не очень) – только об этом. Проанализирую не столько отдельные статьи в разных изданиях, сколько «дискурс о UKIP» в эти дни вообще.
Все страшно – и не совсем страшно. Прежде всего, в абсолютных цифрах у консерваторов в тех графствах, где прошли выборы, по-прежнему 1116 мест, что чуть меньше, чем у лейбористов, UKIP, либерал-демократов и независимых кандидатов вместе взятых. Если посмотреть на карту голосования, то синим (партийный цвет тори), закрашены почти все места, где одна из партий уверенно контролирует местный совет. Во-вторых, выборы проводились далеко не везде; к примеру, их не было почти во всех оплотах лейбористов, на бывшем промышленном севере и в традиционно левом Лондоне. В-третьих, даже сегодня UKIP не так страшен, как его малюют.
Эта крикливая популистская группировка, которая играет на англо-саксонской ксенофобии (как сказал как-то известный парламентарий-острослов Эрик Форт: «В этой стране миллионы людей, которые, во-первых, белые, во-вторых, англо-саксы, в-третьих, узколобы. Кто-то должен представлять их интересы») и склонности британцев к так называемым «практическим шуткам», веселым жестоким розыгрышам (впрочем, для тех, над кем издеваются, сие не очень весело). UKIP и есть такая практическая шутка британской политики. Всем смешно, кроме консерваторов. Однако в смехе остальных довольно отчетливо слышен страх. Отчего же?
Прежде всего, сколь ни – мягко говоря – странны лидеры и активисты UKIP (один их вождь Найджел Фарадж чего стоит, назвавший как-то евросоюзовского начальника Ван Ромпея человеком с «харизмой мокрой тряпки и внешностью мелкого банковского клерка»), они действительно представляют немалую часть населения Великобритании. Закавыка здесь, конечно, в слове «представляют» -- они не «политический интерес» таких-то слоев представляют, а лишь неудовольствие и раздражение нынешним положением дел в стране. То есть, чувства и психические реакции, а не комплексное видение (или даже образ)того, как должна развиваться Британия, какую следует вести государственную политику и так далее.
Раздражение можно «канализировать» и «направить», но его невозможно – в политических терминах – «институализировать». Иными словами, перед нами соус, а не само блюдо. Одними соусами питаться сложно: так можно испортить желудок. Главным преимуществом двухпартийной британской политической системы было то, что она покоилась на тщательно отобранных, сформулированных и отрефлексированнных политических интересах разных социальных групп. Партии, не входящие в этот великий биполярный механизм, дополняли его – и служили своего рода отводами для вспышек народного гнева, раздражения или эйфории. Иногда такие партии использовали, чтобы нанести удар по одной из двух «старших» политических сил. В таком свете видят UKIP и сегодня. Джонатан Фридланд продолжает в «Гардиан»:
Если вы консерватор, то вот прецедент, из-за которого вы должны воспринимать фараджистскую армию как серьезную угрозу. Об этом прецеденте лидер UKIP вполне открыто напомнил, произнеся три буквы, буквально выжженные в сердцах лейбористских ветеранов 1980-х годов, буквы, леденящие кровь консерваторов: SDP (Social Democratic Party. Партия социальных демократов, объединившая умеренных лейбористов, существовала с 1981 по 1988 годы – К.К.). Эта партия была на подъеме 30 лет назад. Как и UKIP (…), SDP доказала тогда, что может отобрать у лейбористов север и юг у тори. SDP не формировала правительств, но она влияла на их формирование. На самом деле, даже двух – отобрав часть голосов, отданных против консерваторов, и, тем самым, позволив тори остаться во власти. Кэмерон боится, что присвоив часть антилейбористских настроений, UKIP в 2015 году (год парламентских выборов в Великобритании – К.К.) может стать для него тем же, чем SDP стал для Фута и Киннока (лидеры лейбористов в 1980-е – К.К.) в 1983 и 1987-м.
Казалось бы, нечего бояться – типичная политтехнология, партии-спойлеры, раскалывающие электорат противника, партии-громоотводы. Однако, причины для беспокойства, и не только у консерваторов, есть. Прежде всего, сами тори сформировали ныне правящий кабинет с таким спойлером – либеральными демократами. Если войдет в игру еще один, то ситуация может стать неуправляемой. Во-вторых, существование UKIP серьезно ограничивает для тори возможности для маневра. Дэвид Кэмерон пришел к власти как лидер «новых тори», отказавшихся (хотя бы, внешне) от традиционной консервативной политики, «современных», озабоченных экологией и правами сексуальных меньшинств.
Этот курс сразу вызвал недовольство части электората и членов партии; потихоньку Кэмерона заставили свернуть новшества. Иными словами, заглядываться налево ему уже не дают. Теперь, с успехом на правом фланге UKIP, он и направо не посмотрит -- иначе, как с завистью, раздражением и даже ненавистью. Тори близки к тому, чтобы потерять шанс модернизации, они могут навсегда остаться партией богатых выпускников Итона и Оксбриджа, врагов всего хорошего (бедных, природы, мультикультурализма) и друзей всего скучного и устаревшего (церковь, патриотизм, королева и бифитеры в Тауэре). И тогда они обречены.
Казалось бы, ну и что? Одной партией меньше в одной не очень важной европейской стране. Но нет. Это интересует не-британцев – помимо возвышенного чистого интереса к происходящему за собственной околицей – как часть очень важного общезападного процесса. Если традиционные левоцентристские партии по-прежнему сохраняют свои позиции -- и даже популистские или радикальные движения не могут размыть их политическую и идеологическую базу – с правыми происходит беда. Самый яркий пример – США, где республиканская партия оказалась заложником крикунов из Движения чаепития.
Сейчас, чуть в меньших размерах, это происходит в Британии (да и во Франции тоже, если иметь в виду вечную политическую Немезиду по фамилии «Ле Пен»). Если же вспомнить, что именно эти партии были и есть оплотом классического неолиберализма и устоем буржуазных ценностей, то становится понятно – с этими ценностями что-то не так сегодня. Маркс и его умеренные последователи оказались сильнее и живучее Хайека, Фридмана, не говоря уже о воительнице капиталистического магического реализма Айн Рэнд.
Левые, впрочем, чувствуют опасность. Фридланд завершает комментарий так:
Дайте раздраженным их долю – улучшив, к примеру, жизненные стандарты, работу общественных служб или способствовав экономическому росту – и очарование «золотого века» фараджевой романтики рассеется. В каком-то смысле, рост UKIP – не причина страхов тори, а их симптом. Швырнуть UKIP кость в виде уступок по Евросоюзу или миграции – это ни их, ни их сторонников не обманет. Они хотят большего – и пока не получат это, не уйдут.
Забавно, как вечная благонамеренная европейская глупость «накорми человека и он станет хорошим» сочетается здесь с беспощадным пониманием того, что правые популисты – не клоуны, а настоящие, беспощадные последовательные враги нынешнего европейского, западного порядка вещей.
