Совет итальянской области Венето признал, что Крым принадлежит России. Таким образом Венеция стал первым в Евросоюзе регионом, принявшим такое решение. Совет потребовал, чтобы правительство Италии также признало статус Крыма и призвал отменить «бесполезные для России, но вредные для экономики Венето» санкции.
Этот шаг не является для Италии с ее политической системой чем-то необычным, объяснил первый вице-президент Центра политических технологий и главный редактор «Политком.ру» Алексей Макаркин.
«Мы привыкли к тому, что у нас существует вертикаль власти. У нас любая попытка самостоятельности регионов вызывает страх сепаратизма, развала страны и так далее. В Италии же это действительно люди, которые хотят максимума независимости от Рима, и демонстрируют свои амбиции в области, в том числе, внешней политики. Раз итальянское правительство присоединилось к санкциям, значит, мы осуждаем их», — сказал он.
Эксперт напомнил, что во времена СССР существовала интересная тенденция: европейские города объявляли себя безъядерными зонами. По его мнению, между тогдашней и нынешней практикой можно провести аналогию.
«Допустим, там находится у власти коммунист или же мэром стал еще какой-нибудь левый. И они объявляют, что в их городе размещать и складировать ядерное оружие запрещено. На это мало кто обращал внимание, потому что там никто и не собрался размешать ядерное оружие — это были такие символические шаги, люди просто говорили "фе" политике своих правительств, которые не возражали против размещения ядерных ракет на территории страны. Решение Венеции — это шаг примерно того же плана. Только тогда это была левая идеология, а сейчас это — идеология обособления, своего рода региональный сепаратизм, за который, однако же, не сажают в тюрьму и который, однако же, воспринимается просто как часть правил игры: да, они имеют право сказать "фе"», — объяснил он.
Тяга региона к самостоятельности обусловлена исторически и в самой Италии воспринимается совершенно нормально, убежден Макаркин. По его словам, в этом нет ничего сенсационного.
«Венеция — территория с очень интересной и славной историей. Она известна не только своей многовековой самостоятельностью и борьбой и с генуэзцами за доминирование на Средиземном море, но она известна и тем, что достаточно долго находилась под властью Австрии, входила в состав Священной Римской империи, очень непросто присоединилась к Пьемонту и сохранила свои амбиции. И, на самом деле, подчинение Пьемонту, а затем и объединенной Италии всегда вызывало некоторые вопросы. Мол, мы когда-то были сильнее, могущественнее, об этом есть воспоминания. И в этом не видят ничего страшного», — рассказал эксперт.
Разницу культур Макаркин наглядно объяснил на примере разницы подходов ко все тому же неразмещению ядерного оружия: «Когда в 1980-е годы европейские города объявляли себя безъядерными зонами, то в СССР очень много об этом говорилось. О том, какие это замечательные инициативы, какие замечательные люди их выдвигают. Мол, хорошо было бы, если бы это было распространено на все страны и все территории. Но ни одному председателю горисполкома не приходило в голову выступить против советского ядерного оружия».
«Такого человека, думаю, сразу бы поместили в психиатрическую больницу. То есть мы, конечно, приветствуем, что это делается у них, но у нас так делать нельзя, потому что наше ядерное оружие направлено на защиту мира. И тот, кто против нашего ядерного оружия, — тот за войну, а тот, кто против американского, — тот за мир. Так у нас получалось, а там — другая культура», — подчеркнул он.
По его мнению, эту разницу культур следует учитывать, оценивая значимость и возможные следствия подобных заявлений, и преувеличивать то и другое не следует: «Думаю, относиться к этому надо спокойно, без особого оптимизма и без особого разочарования. На политику центрального правительства Италии, полагаю, это решение влияние все же окажет, но очень ограниченное».
«Итальянцы и без того — одни из самых больших скептиков в отношении санкций, но все равно соблюдают европейскую дисциплину. Они не хотят выступать в роли людей, которые разрывают европейскую идентичность, европейское единство. Поэтому вряд ли это будет иметь какие-то большие последствия», — заключил Алексей Макаркин.
