В сегодняшней российской политической публицистике модно ругать Запад по всякому поводу и часто без всякого повода. Это очень удобно. Во-первых, подобные выпады в адрес «мирового империализма», скорее всего, останутся незамеченными, а значит, не получат серьезного ответа. Что бы ни говорили у нас о глобальном значении отношений между РФ и США, Россией и ЕС, их восприятие носит «здесь» и «там» асимметричный характер. Если в российских СМИ ситуация в США или крупных европейских странах является одним из первых вопросов нашей повестки дня, то наших западных партнеров проблемы России интересуют нередко не в первую очередь. США в гораздо большей степени уделяют внимание проблемам Латинской Америки и Ближнего Востока, а Европа куда больше интересуется интеграцией в «единое пространство» новых членов, а также вопросами соотношения протекционизма и «свободной торговли». Во-вторых, критика «Запада» почти автоматически дает «обличителю» патриотические очки и репутацию «защитника национальных интересов».
Критика Запада в современной России находится на уровне ниже всякой критики. И дело ведь не в том, что Запад (США и страны Европы) не за что ругать. Просто иногда создается ощущение, что целью авторов статей является критика Запада только за то, что он – Запад.
Иногда кажется, что в советское время критика «мирового империализма» была намного более конструктивной и мотивированной, чем сегодняшние «размышлизмы». И потому, что была хотя бы идеологически оправдана. И потому, что затевалась не только ради внутреннего самопиара. Старцам из Политбюро не надо было доказывать свои права на «новый срок». Ни один из членов брежневского ЦК не договаривался до того, что Запад нам чужд сточки зрения ценностей (все таки понимали, откуда пришел марксизм, и что Данте с Шекспиром – это не дешевая масскультура). А потому героями нашего совкового (а не американского) детства были Том Сойер, пятнадцатилетний капитан Дик Сэнд и кожаный Чулок с Белым Вождем Карлосом.
Сегодняшнее же российское антизападничество – худшего вида внутренняя реклама, одноразовое средство для поднятия рейтинга, которое появляется по команде и по команде же исчезает. В ней нет идейно-политической мотивации (поскольку хозяева Кремля Запад очень уважают и почитают, пусть и в ограниченных рамках). А потому критика Запада ведется не с содержательных позиций (например, чем именно плохи самоопределение Косово или операция в Ираке), а с точки зрения пиара в рамках какой-нибудь предвыборной кампании.
«Не знаю, есть ли в Кеннебанкпорте, штат Мэн, дюны, но убежден, что в прошедшие дни дорога двум президентам предстояла там не столько длинная, сколько скучная, несмотря на формат "семейного диалога" и вкусные омары. Обоим в скором будущем предстоит отставка от должности (в случае с Бушем безусловная). С его рейтингом ниже плинтуса мечтать о варианте Франклина Делано Рузвельта, переизбиравшегося четыре раза, не приходится. Прежде всего, потому что он явно не Рузвельт. У него не только спервоначалу не было и мысли о "новом курсе", но даже и "конца истории", по признанию самого Фукиямы (так в авторском тексте - С.М.), не получилось». Процитированный выше текст принадлежит не рядовому обывателю, не понимающему разницы между республиканцами (к коим принадлежит Буш-младший) и демократами (к коим принадлежал покойный Франклин Рузвельт), а доктору философских наук Леониду Доброхотову. Возможно, в философских эмпиреях автору было просто недосуг заняться историей. Иначе в его трудах бы не появился такой пассаж: «Например, был такой вредный деголлевец Франсуа Миттеран. Гордился французской независимостью. Не хотел возвращаться в военную организацию НАТО. Ставил палки в колеса. Буш-папа пригласил его в Уокер-пойнт, накормил лобстерами, уболтал и сделал союзником Америки «по всем фундаментальным вопросам»». Де Голль, наверное, не раз перевернулся бы в гробу от посмертного включения в ряды его соратников своего непримиримого оппонента Миттерана. А уж сюжет по ТВЦ про якобы имевшее место «оговорку» Кондолизы Райс (которая якобы вместо слова «Буша» сказала «мужа») и говорить не хочется. Пусть это останется на совести журналиста, потому, как каждый студент, изучавший английский, знает, что слово «husband», т.е. «муж», не рифмуется с Бушем.
Таких статей и выступлений в наших СМИ великое множество. И это множество демонстрирует, что наш нынешний антиамериканизм и антизападничество замешаны не просто на политических комплексах (Бог бы с ними), а на элементарном невежестве.
И, тем не менее, Запад, конечно, не идеален. И его критика нужна хотя бы потому, что именно эта часть мира («Евроатлантический мир») выказывает претензии на глобальное лидерство. Не только военно-политическое, но и социально-экономическое, ценностное. Именно подходы и практики, выработанные на Западе, объявляются наиболее успешными и логически обоснованными, которые другим должно просто «пересаживать на свою почву».
Оговоримся сразу. «Запад» – условная и не вполне корректная конструкция для обозначения США и их европейских партнеров. Она используется политиками и дипломатами из соображений «удобства» (равно как и такие обозначения, как Кавказ, Балканы, Ближний или Дальний Восток). И Штаты, и ЕС имеют много разночтений и расхождений во взглядах на перспективы развития того же постсоветского пространства и на роль России на территории бывшего Советского Союза. Более того, в геополитических раскладах географический критерий вообще не вполне применим. Турция, имеющая вторую по численности армию в НАТО и являющаяся «исламским союзником» США, безусловно, сегодня (не в контексте истории Оттоманской Порты) относится к Западному миру. «Существуют три основные направления турецкой внешней политики. Это отношения с ЕС, отношения с США и отношения с Израилем». Процитированные выше слова (высказывание профессора университета Анкары Чагри Эрхана) весьма показательны для сегодняшней Турции. К слову сказать, европейское направление ее политики стало главным приоритетом после прихода к власти Партии справедливости и развития, считающейся «умеренно исламистской». Если же говорить о политической системе современной Японии, то назвать ее «восточной страной» можно также с известной долей условности (разве что по географическим соображениям). Тем не менее, «Запад» – политически актуальное понятие, следовательно, необходимо разбираться с тем, насколько обоснована критика «западных» идей и практик.
Такую во многом уникальную возможность автор статьи получил совсем недавно. 28-29 июня 2007 года я принял участие в Форуме Совета Евроатлантического партнерства (СЕАП) по проблемам безопасности в Охриде (Македония). СЕАП существует уже 9 лет. Основой документ Совета был подписан 30 мая 1997 года в Синтре (Португалия). Эта евроатлантическая структура возникла на базе Совета североатлантического партнерства и программы «Партнерства ради мира». Фактически СЕАП стал неким «приготовительным разрядом» для стран, собирающихся в НАТО (в 2008 году планируется прием в Альянс трех балканских государств). Вторая функция СЕАП, скорее идеологическая – распространение среди стран-партнеров НАТО «евроатлантических ценностей». Как гласит Основной документ СЕАП, «Совет будет являться той структурой, в рамках которой страны – партнеры (речь идет о партнерах НАТО – С.М.) в максимально возможной степени получат расширенные возможности по принятию решений в отношении мероприятий, в которых они принимают участие. Совет евроатлантического партнерства сохранит два важных принципа, которые лежали в основе успеха сотрудничества между союзниками и партнерами до сих пор. Это будет орган, в рамках которого возможности политических консультаций и практического сотрудничества будут открыты для всех союзников и партнеров в равной мере». Июньский-2007 форум СЕАП был посвящен трем актуальным (не только для Запада, но и для России) проблемам: ситуация в Афганистане, проблема Косово и энергетическая безопасность.
Уровень представительства на Охридском форуме был таков, что по его итогам мы вполне можем говорить о качественном «рентгеновском снимке» того, что считает сегодня Запад (или Евроатлантический мир) по трем проблемам, обозначенным выше. В форуме приняли участие генсек НАТО Яап де Хооп Схеффер, его помощник по политическим делам и политике безопасности Мартин Эрдманн, сопредседатель Минской группы ОБСЕ от США Мэтью Брайза, министры иностранных дел, министры обороны и экономики практически всех балканских государств и стран Южной и Центральной Европы, посол Австрии в ООН, представители Всемирного Банка (в частности, директор по Афганистану) и Международного энергетического агентства, генералы (в частности, известный американский «борец» с талибами Карл Эйкенберри).
Однако сводить значение Охридского форума к «рентгеновскому» снимку «западных стратегий» было бы неверно. Само создание СЕАП в 1997 году мотивировалось необходимостью широкого диалога. Строго говоря, форум в Македонии и был попыткой (не слишком удачной, но об этом ниже) организовать диалог между официальными лицами и представителями научно-аналитических институтов, СМИ, «третьего сектора». Не самые последние деятели «Евроатлантического мира» были готовы слушать критику в свой адрес. Задать вопросы тому же Генсеку НАТО можно было совершенно свободно даже в ходе пленарного заседания, а любого министра было проще простого вызвать на разговор и в ходе работы отдельных секций, и в кулуарах. Такой «близости» экспертов и политиков в России я не помню уже давно, с момента «мрачного десятилетия» Ельцина, когда демократия не была еще столь «управляемой».
Форум стал также своеобразной социологической лабораторией, в которой можно было наблюдать и изучать участников трех фокус-групп – работавших по Косово, Афганистану и энергетической безопасности. Четвертой же фокус-группой можно было считать само пленарное заседание, на котором озвучивались общие стратегические подходы (а также историософия) «Евроатлантического мира». Двухдневная работа в этой «социологической лаборатории» позволила сформулировать целый ряд критических замечаний к стратегии и тактике Запада.
Первое замечание связано с тем, что можно обозначить, как «философию успеха». Мне могут возразить, что философия Запада построена на успехе, на вере в то, что любая неудача, если приложить к ней руки и мозги, в конечном счете, преодолевается. Все это так. Однако «успех» при этом не должен становится пропагандистским жупелом, подменяющим реальный анализ ситуации. К сожалению, выступления высших должностных лиц НАТО и министров «Евроатлантического мира» во многом напоминали уже упомянутые времена КПСС. Что ни операция НАТО – то успех. И Босния и Герцеговина, и Косово, и Афганистан. Пришло НАТО на Балканы – прекратились этнические чистки. НАТО появилось в Афганистане – поток наркотиков стал меньше. В этом потоке успехов (а слово “success” повторялось в Охриде едва ли не чаще остальных) как-то забылись мартовские 2004 года антисербские погромы в Косово (уже явно позже начала операции НАТО в крае). Игнорируется тот факт, что Босния и Герцеговина сегодня во многом – виртуальное понятие, а сербские лидеры Боснии замерли в ожидании косовского прецедента. То есть проблема разделения республики по этническому принципу далеко не решена.
Забылись и другие тревожные тенденции. Например, тот факт, что 90 тыс. га афганской земли предназначается для производства наркотиков, а доход наркобаронов измеряется в $1 млрд. Это отнюдь не секретные данные, которые сообщают эксперты ООН. Рост производства наркотиков также очевиден: в 2003 году он составил 3,6 тонны, в 2004-м – 4,2 тонны. В 2005 году на международной конференции по Афганистану эту тенденцию озвучил и сам президент этого государства Хамид Карзай (обладающий стойкой репутацией проамериканского политика).
Большим успехом называли и Охридские соглашения 2001 года. Напомним, что в 2001 году Македония была вынуждена подписать соглашения, гарантировавшие значительные права албанскому населению этой бывшей югославской республики (квотирование мест в органах власти и управления, полиции). Подписание соглашений произошло после межэтнических столкновений вблизи македонской столицы Скопье в Тетово и Куманово. Тогда покровителями и коспонсорами «македонского компромисса» выступили как раз евроатлантические структуры. Каков результат? Официальные представители Скопье всячески превозносят достижения «мультиэтничной демократии». Рядовые македонцы (да и чиновники и полицейские неалбанского происхождения – в неофициальных беседах) ругают Охридские соглашения на чем свет стоит. И как «судного дня» ждут официального признания Косово.
Долгие годы борясь с СССР, Запад, похоже, перенял у своего заклятого врага многие методы информационно-пропагандистской войны. Любая проблемная точка, к которой были приложены усилия, объявляется успехом, а издержки просто не берутся в расчет. Есть, однако, существеннейшее отличие от советских времен (равно как и от эпохи ВВП). Записным оптимистам из НАТО могут открыто возразить оппоненты. Их могут поставить на место, предъявив другие цифры и факты. Как это, например, сделал глава МИД Сербии на секции по Косово или американский политолог-афганист Барнет Рубин на секции по Афганистану.
Второе замечание (оно относится, главным образом, к афганской проблематике) связано с абсолютной верой в демократию. Именно демократизация Афганистана была признана в Охриде главнейшей целью «Евроатлантического мира». Увы, опыт Израиля ничему не научил США, ЕС и их партнеров. Несколько лет назад известный израильский политолог Алек Эпштейн, рассуждая о перспективах выборов в Палестине, писал: «Можно ли быть уверенными, что на свободных палестинских выборах не победят “Хизбалла” и “Исламский джихад”? […] Авторы – составители “Дорожной карты” – исходят из предпосылки, что там, где проводятся демократические выборы, обязательно побеждают либералы. Но, зная настроения на палестинских территориях, можно с уверенностью сказать, что либеральные и ориентированные на мирное урегулирование партии и движения в настоящее время едва ли добьются там успеха. Попытка навязать западное мировоззрение совершенно иному обществу, имеющему другую политическую культуру, и надежда, будто это сработает, – большая ошибка». Результаты палестинских выборов подтвердили высказанные опасения.
Но разве только Палестина продемонстрировала ненадежность «демократической схемы»? Нагорно-карабахский конфликт вошел в свою горячую фазу (1991-1994 гг.) именно тогда, когда Азербайджан и Армению возглавляли демократические лидеры, избранные своими народами. Прекратил же войну в 1994 году авторитарный Гейдар Алиев, бывший первый секретарь ЦК КП Азербайджана. И если сегодня следовать той же логике «демократизации», то Азербайджан будет гораздо ближе к войне, чем к миру (более 60% населения республики выступают за военное решение проблемы). Таким образом, авторитарный режим Алиева-сына удерживает страну от новых потрясений. В случае же с Афганистаном надо помнить, что СССР в свое время пытался построить там общество "развитого социализма". Сегодня "демократический Афганистан" строят США, не понимая, что и социализм, и демократия возможны только в рамках государственного, а не племенного дискурса. Общество же, не имевшее государственности (или имевшее только слабые ее ростки), может сопротивляться "огосударствлению" – как под красным, так и под звездно-полосатым флагом. Однако такого рода понимание не может базироваться на «научном демократизме». Оно может основываться только на реализме и прагматизме, с которыми на Западе, так же как и в РФ, «напряженка».
Третье замечание мне хотелось бы обозначить названием романа Юрия Трифонова – «нетерпение». Оно относится к пониманию ситуации вокруг Косово. Западные лидеры хотят увидеть свое счастье при жизни, а потому торопятся как можно быстрее определить статус края. Оказывается, главная угроза в сохранении существующего в регионе статус-кво! Не в том, что создается прецедент этнического самоопределения, а в сохранении «неопределенности». И ведь речь идет не просто об этническом самоопределении (как абстрактном принципе), а именно об албанском самоопределении. Чтобы понять перспективы «албанизации», поезжайте в Македонию. Благо, страну можно проехать из одного конца в другой за 5 часов. Вы увидите в албанских селах флаги другого государства (Албании), новенькие мечети (в центре Скопье я насчитал их 8 штук) и «окукленность» албанских общин. А есть еще динамично растущее албанское меньшинство в Черногории. Албанский вопрос есть и в Греции, и в «некосовской» Сербии. Более того, к казусу Косово (вне зависимости от того, что думают в НАТО по этому поводу) будут апеллировать сербы в Боснии (настаивая на объединении с Большой Сербией), жители Абхазии, Южной Осетии и НКР. Уже сегодня к этому казусу апеллируют каталонцы и баски.
Так, может быть, главное – не статус? Вот с чем спешить-то не следует. Сначала нужно обеспечить права человека (не только гражданские права, но и элементарное право на жизнь и безопасность), наладить социально-экономические связи, провести постконфликтное восстановление, а потом уже выбирать для территории флаг и юридический статус.
Четвертое замечание можно было бы обозначить как несимметричность оценок, попытку найти виновного в том или ином конфликте. Так, например, именно на сербов возлагается большая вина и ответственность за трагедию на Балканах (большая, чем на хорватов, боснийцев или косоваров), а на Россию (по сравнению с Грузией) – за ситуацию на Кавказе. Речь не идет о пересмотре оценок, а о необходимости их взвешенности, большей объективности.
И, наконец, последнее (по порядку, а не по важности) замечание касается боязни «руки Москвы». Нигде эта боязнь так не проявляется, как в рассмотрении проблем энергетики. Запад рассматривает энергетические амбиции России как новый вид оружия (поскольку-де Москва использует энергетический рычаг для достижения своих геополитических целей).
Что ж, отрицать политическую составляющую в действиях Москвы на газовом направлении, по крайней мере, наивно. Политика играла значительную роль в российских «газовых атаках» на Украину, Грузию, Азербайджан. Но ведь аналогичные атаки были предприняты также в отношении Армении и к Белоруссии. Армения же на сегодняшний день – единственная страна на Южном Кавказе, благожелательно относящаяся не просто к российскому военному присутствию, но и к возможности его наращивания (перевод вооружения и техники с грузинских баз). Белоруссия – пока единственная из стран СНГ, провозглашающая стремление к союзным отношениям с Россией. Какие «цветные революции» усмиряла Москва в Минске и в Ереване? До сих пор ни Роберт Кочарян, ни Александр Лукашенко не были поклонниками Майдана как метода решения внутриполитических проблем.
Говорить об энергетическом наступлении России как некой «имперской стратегии» неверно. Фактически мы видим перенос внутренних правил бизнеса на внешний уровень. Ранее принципы «дикого капитализма» действовали только внутри страны, теперь, судя по всему, настало время распространить их на российскую дипломатию. Отсюда такая неразборчивость к использованию метода «газовой атаки» – от нее страдают «друзья» и «враги», «правые» и «виноватые». Политической логики в том, что происходит маркетизация поставок газа и по отношению к Украине и Белоруссии, к Армении и Грузии, нет. Зато присутствует логика строительства успешной корпорации, для которой деньги не пахнут, и источник их получения не так уж важен.
Однако самое главное в другом. «Газовые атаки» не приносят и не могут принести России никаких политических дивидендов. Западу не следует спешить с идеей «энергетического НАТО» – зачем нужна еще одна синекура для европейских чиновников с высокими окладами и низким коэффициентом полезности? Во-первых, в результате российских «газовых атак» происходит диверсификация энергетики стран СНГ, теряется их зависимость от России. Об этом применительно к Украине еще в начале года написал американский эксперт из Университета Национальной обороны Юджин Румер. По мнению Румера, Украина должна быть благодарна Москве за то, что ее таким образом натолкнули на необходимость развивать иные рынки и перестать паразитировать на российских поставках. Во-вторых, «газовые атаки» наносят прямой вред политической репутации и интересам России в СНГ в целом и на Кавказе в частности. В-третьих, использование «газового оружия» вне соответствующего идеологического проекта просто бессмысленно. Ради чего повышать или снижать цену на поставки топлива? Ради строительства демократии, «добрососедских отношений», «исламского мега-проекта», светской авторитарной модернизации или «славянского братства»? «Энергетический империализм», лишенный идейной основы (кроме невнятной ситуативной ностальгии по советским временам), не может работать как эффективный инструмент. Он будет восприниматься не иначе, как «технологическое пиратство». «Газовый империализм» России бьет мимо цели – он не приносит политических дивидендов, зато позволяет странам СНГ слезть с «российской энергетической иглы» и начать запоздалую работу по диверсификации своего рынка. А значит все разговоры про газовый «четвертый Рим» следует оставить «ястребам», нашим и западным.
Во взглядах, стратегических и тактических подходах «Евроатлантического мира» есть много изъянов и даже провалов (как теоретико-методологического, так и прикладного характера). Однако эти провалы и изъяны «у них» изучаются и критикуются. В том же Охриде я мог лично побеседовать с героем многих своих публикаций Мэттью Брайзой. Критики в этих публикациях, как нетрудно убедиться, гораздо больше, чем лестных отзывов. Однако этот факт не помешал вполне доброжелательному общению (при том, что мистер Брайза оказался хорошо знаком с содержанием моих текстов). Теперь представьте себе нашего министра или советника министра в такой ситуации.
Но критика Запада не должна превращаться в самоцель. Она может быть эффективной, только будучи, во-первых, адресной, а во-вторых, содержательной. По справедливому замечанию одного из блестящих знатоков российской политики, американского ученого Тома Грэма, «усиливающаяся озабоченность Запада действиями России – не только следствие российской политики, но и отражение нашей снижающейся уверенности в своих способностях и эффективности западной политики».
Дружественная и конструктивная критика Запада с позиции общих подходов и общих ценностей (а разве демократия, стабильность и безопасность – это не наши, а чуждые нам ценности?) могла бы гораздо больше способствовать защите наших национальных интересов, чем занятия безграмотной и безответственной антизападнической пропагандой.
Автор – зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук.
