Вчера в деле «Норд-Оста» произошло неожиданное событие: на слушании по искам о возмещении морального ущерба иностранных граждан, пострадавших в результате теракта на Дубровке, Басманный суд принял ходатайство к Минфину адвоката потерпевших Игоря Трунова о привлечении к делу эксперта для материальной оценки морального ущерба. Это хороший знак для потерпевших v если судье цена моральных страданий интересна, значит, не исключается и возможность выплаты компенсаций. Благо с юридической точки зрения позиции истцов куда сильнее, чем позиции ответчика. Жалко, правда, что моральный ущерб заинтересовал суд только в связи с делами иностранцев.
У этого события есть и другой смысл v менее явный, но не менее важный v появление эксперта-оценщика на громком процессе ставит перед обществом вопрос: во сколько российское государство оценивает человеческую жизнь?
Пока ситуация такова, что героическими усилиями московской мэрии и московских же судов у общества удалось создать ощущение, что гражданин у государства выиграть процесс о возмещении морального ущерба никогда не сможет. Забавно, что абсолютно несправедливые решения суда стали казаться формально справедливыми. Даже лучшие газеты высказываются в том роде, что бывшие заложники, де, не смогут выиграть дело из-за каких-то там противоречий в гражданском законодательстве. Но на самом деле это не так. Просто московские суды на голубом глазу принимают незаконные решения в пользу мэрии и ничего не боятся.
Согласно 1100 статье Гражданского кодекса,
Кроме мифа о формальной справедливости московского правосудия, есть еще миф о том, что дела о возмещении морального ущерба у нас в стране вообще не выигрываются. Утверждается приблизительно следующее: государство может выиграть у гражданина, а гражданин у государства v никогда. Однако в действительности дела о возмещении морального вреда выигрываются у государства десятками v ежегодно. Так, правозащитный фонд «Право матери» v благотворительная организация, безвозмездно оказывающая юридическую помощь родителям погибших военнослужащих в их попытках взыскать моральный ущерб с Минобороны. По словам пресс-секретаря фонда Валерии Решетниковой, в среднем выигрывается каждое второе дело, и это уже те самые несколько десятков в год.
Истории случаются разные. К лейтенанту на побывку приехала жена, они спали в палатке. Рядом находился блиндаж, в котором спал взвод, но не весь v некоторые отмечали 7 ноября. Однако спирт и консервы находились в палетке, где отдыхали супруги. Один из рядовых прокрался туда и стал искать выпивку и закуску, уронил банку и, осознав, что обнаружил себя, из палатки выбежал. Жена офицера от этого шума проснулась, разбудила мужа и сказала, что какой-то солдат приходил за ними подглядывать. Лейтенант обезумел, выскочил из палатки, выхватил у стоящего рядом часового автомат и расстрелял блиндаж. Автоматная очередь зацепила двух рядовых v один умер на месте, второго увезли в реанимацию с тяжелым ранением. Махачкалинский гарнизонный военный суд приговорил лейтенанта Ткача к 2,5 годам лишения свободы, сочтя, что тот действовал в состоянии аффекта. Ткачу удалось выйти на свободу по кассации уже через 11 месяцев v часть согласилась взять «безумца» на поруки. «Праву матери» удалось добиться пересмотра уголовного дела. Махачкалинский военный суд изменил меру наказания убийце, приговорив его к пяти годам лишения свободы, при этом было вынесено решение о компенсации родителям погибшего на сумму сто тысяч рублей.
Любопытно, что во время процесса взятый на поруки лейтенант старался выгородить своих поручителей, заявлял, что готов выплачивать моральную компенсацию из офицерской зарплаты, но суд не принял это во внимание и посчитал, что компенсацию морального вреда должно выплачивать именно государство. И это справедливо v именно на государстве лежит ответственность за саму возможность таких историй. За беспорядок в армии не может платить только отдельный военнослужащий.
Самая большая выплата за моральный ущерб, которой удалось добиться фонду, v 500 тысяч рублей, сумма сравнимая с той, что была выплачена погибшим на подлодке «Курск». Именно столько было выплачено семье Станислава Власова, спецназовца, погибшего в Дагестане под «дружественным артобстрелом». При этом в других похожих случаях компенсация за моральный ущерб бывает раз в десять меньшей.
Получается, что проблема состоит не сколько в том, что у государства невозможно отсудить компенсацию за моральный ущерб, но в отсутствии в российском законодательстве четких критериев оценки морального ущерба. И хотя методов подобной оценки разработано множество, общеупотребительным не стал пока ни один.
Так как оценка компенсации морального ущерба напрямую связана с тем, во сколько государство оценивает жизнь своих граждан, подобная задержка в юридическом развитии имеет свой смысл. Государство до сих пор не поняло, в каких отношениях оно находится со своими гражданами. А это, с одной стороны, дает ему дополнительные возможности для произвола, но, с другой стороны, оставляет возможность гражданам добиваться по суду увеличения юридической цены человеческой жизни в России.
Традиционно существует три формально-юридических пути оценить человеческую жизнь. Первый v спасательный: исходит из того, что цена человеческой жизни v это стоимость спасения этого человека. У нас такая логика , с точки зрения достижения справедливости, сомнительна: доверие к «государственной защите» минимально. Милиция известно как бережет, а действия спецслужб при спасении заложников «Норд-Оста» приводят к смерти трети зала. Все понимают, что террористы были уничтожены не потому, что представляли угрозу для людей, а потому, что представляли угрозу для государства.
Согласно другому методу v советскому, ценой человека служил его труд на благо государства. Исходя из этой концепции считали моральный ущерб ликвидаторов аварии на ЧАЭС или спасателей, пострадавших на развалах Спитака. По словам психолога Михаила Виноградова, входившего в состав действовавших в зонах чрезвычайных ситуаций бригад экстренной помощи, сумма моральной компенсации складывалась из средств, которые необходимо потратить на лечение приобретенного психического заболевания и материального ущерба, связанного с потерей трудоспособности.
На Западе в юридической практике цену человеческой жизни рассчитывают отчасти похожим образом v исходя из доходов пострадавших, с учетом пола возраст и здоровья. Этот метод широко используется в страховании гражданской ответственности от несчастных случаев. То есть главная оценка, работающая в обществе с небедными и тотально вовлеченными в экономику гражданами, v страховая. Однако когда речь идет о неполном выполнении государственных функций (а основная функция государства v обеспечение безопасности граждан), часть расходов по выплате страховых сумм берет на себя бюджет, как это было, например, в США после терактов 11 сентября (в среднем за каждого погибшего семьям было выплачено 700 тыс. долларов).
Вообще, госрасценки на человеческую жизнь, несмотря на всю циничность столь формального подхода, v это важнейший параметр отношений государства и граждан. В тех случаях, когда жизнь ничего не стоит юридически, ничего она не стоит и фактически. И тогда государство, например, считает допустимым вести войну с многочисленными жертвами среди своих граждан. У нас в стране стоимость жизни менялась примерно так: в сталинское время гражданин не стоил ничего, даже как просто работник социалистического хозяйства v смерть одного работника ГУЛАГа легко возмещалась вновь прибывшими рабами. В более вегетарианское застойное время жизнь оценивалась исходя из стоимости общественно полезного труда советского гражданина. Сейчас есть возможность цену жизни повысить. Для этого, во-первых, должна расти экономическая составляющая самостоятельности граждан v тогда появляется возможность страховой оценки. А во-вторых, необходимо повышать судебную активность граждан. Так что агитация в духе непатриотичности засуживания собственного государства v на самом деле антигосударственная. Истинная цена страны только вырастет, если поднимется цена ее граждан.
Ссылки по теме:
Плати или проиграешь
Тяжкая доля судьи М. Горбачевой
