Формальным поводом для военного выступления стало погром, устроенный русским купцам в Шемахе. Вслед за публикацией известия последовала вполне стандартная даже и для нынешнего времен риторика о долге государства по защите жизней и имущества своих подданных, после чего поход, собственно и начался. Любопытно, что до этой самой многострадальной Шемахи русские войска за тринадцать лет так и не добрались – хотя несколько вялых попыток (словесных, главным образом) все же предприняли. Видимо, не очень-то и хотелось.
Что же до самого похода, то отряжены были силы действительно серьезные: более 40 тысяч человек, среди которых около тысячи солдат и офицеров привилегированных полков – двух гвардейских, Ингерманландского и Астраханского. Для перевозки всего этого был построен целый флот – 47 парусных и 400 гребных судов и, соответственно, привлечены моряки. Вообще же, присутствие царя в походе, по всему, способствовало сильному расширению штата обслуживающего персонала – среди которого имелись и музыканты, и шуты и даже придворный живописец Луи Каравакк.
Высадившись на берег, армия двинулась вдоль западного берега Каспия, приводя силой к покорности тех местных властителей, кто не желал присягать русскому царю добровольно. Петр с обычной энергией участвовал во всем лично – так 19 августа в ходе столкновения с силами утемышского султана Махмуда, "государь сам повел в атаку 8-й дивизион драгун, а за ними пошли казаки. Враг не выдержал…" Все вроде бы развивалось как надо: наиболее серьезным местный политический игрок – тарковский шамхал Адиль-Гирей – выказал покорность и оказывал всяческое содействие, сопротивление горцев легко удавалось сломить, а карательные акции против селений наиболее непонятливых из них не только вразумляли оппонентов, но и изрядно развлекали участников экспедиции, добавляя мясо отбитых овец к их скудному походному меню. 23 августа наиб Дербента Имам-кули-бек поднес императору ключ от города. Оставив там гарнизон, царь с частью войск двинулся в обратный путь, а в ноябре из Астрахани была отправлена морская экспедиция на южный берег Каспия. Высаженный ею десант, преодолев не слишком значительное сопротивление местного ополчения, взял под контроль непосредственно персидскую территорию – провинцию Гилян со столицей в г. Решт. И, наконец, третьим шагом стала кампания 1723 г., в ходе которой русские войска двинулись из Дербента дальше на юг и 27 июня после интенсивного артиллерийского обстрела взяли Баку.
В итоге возникла следующая конфигурация: Россия контролировала коренную персидскую провинцию Гилян, а также все западнокаспийское побережье, прежде являвшееся территорией владений многочисленных мелких кавказских властителей, бывших весьма "проблемными" вассалами иранского шаха. Впрочем, последнее было весьма условным – фактически, русские гарнизоны контролировали несколько опорных пунктов – Дербент, вновь основанную крепость Святой Крест и пр. – а также небольшую зону вокруг Баку. В дипломатическом плане, удалось вырвать у шаха договор, по которому последний уступал России все эти земли (а также провинции Мазендаран и Астрабад, куда русские так и не дошли), однако ратифицировать этот договор шах отказался наотрез. Кроме того, был заключен уже упомянутый договор с Турцией о разграничении сфер влияний. Царским указом все эти земли были навечно включены в состав Российской Империи – теперь дело было за освоением приобретенного: реализацией тех геополитических и экономических преимуществ, ради которых все и затевалось.
И вот здесь как раз имело место полное фиаско. Но прежде отметим, что именно рассматриваемое геополитическое движение России на Кавказе начало тот, поныне идущий, процесс, который принято называть "Кавказской войной". То есть, противостояние российской регулярной власти формированиям горцев Кавказа, не желающих отказываться от принципов "набеговой экономики" в качестве экзистенциальной базы. Автор наиболее полного исследования персидской кампании 1722 - 1735 гг., И. В. Курукин даже определяет точный момент начала этой саги:
"10 января 1725 года отряд горцев в несколько тысяч человек атаковал «верхней городок» донских казаков на Судаке в десяти верстах от крепости Святого Креста. В бою погибли 24 поселенца. Нападению подверглись и другие казачьи городки (в них находилось по 50-100 семей) по Аграхани и Сулаку, «гетманской лагар» и обоз с провиантом, двигавшийся из Аграханского ретраншемента к главной крепости. <…> Сражение было жестоким: по свидетельству участников, нападавшие «необычайно рубили и резали, и у многих глаза выколупаны, и головы в черепья изрублены, и кишки тянуты, и все обнажены». В этих боях войска потеряли 80 человек убитыми; обоз лишился сотни коров и 203 лошадей; у гетманских казаков и старшин угнали 1216 коней - об этом Г. С. Кропотов доложил кабинет-секретарю Макарову. Потери неприятеля оценивались примерно в 400 человек, но подсчитать их было невозможно - горцы увозили тела павших на захваченных у солдат арбах." А вот, допустим, пример симметричного ответа на подобную вылазку: «...неприятелей побито: мужеска полу 207, женска полу 5; итого 212. Взято в плен: мужеска полу 43, женска полу 52; итого 95. Всего мужеска и женска полов бито и в плен взято 307; лошадей побито 13, взято 9; скота взято: волов и коров 1536, буйволов 2, овец 3133, верблюдов 27; итого 4698. Ружья 5, сабель 4, седел 6, значек 1, копей 2. Созжено деревень и имелось и них дворов: Верхние Эрпели 1100, Нижние Эрпели 300, Медичан 300; итого 1700. Вышло ис плена грузинского народа: мужеска полу 19, женска полу 4; итого 23. С российской стороны убыло регулярных: безвестно пропал 1, от ран померло 2; итого 3. Нерегулярных: побито 6, ранено 14, безвестно пропало 4, утрачено ружье 1. Лошадей: побито 11, ранено 23, за усталью брошено 37»».
В сущности, приведенные в отрывках детали – инвариант, что для эпохи Петра, что для времен генерала Ермолова, что для времен генерала Трошева, не правда ли?
Но вернемся к оккупационной администрации и ее действиям. В принципе, обвинить ее с ходу в пассивности – трудно. Она делала то, что и должна была делать согласно замыслу Петра: организовывала денежное обращение и собирала налоги, судила местное население по нормам местного права и боролась с бандитизмом, насаждала виноделие и поощряла торговлю… Вот, только результат всего этого и близко не напоминал проектный. Помимо 1.75 млн рублей дохода (налоги, собранные по 1733 г. включительно ) имелись и расходы. Иначе говоря, из собранных денег на месте же, то есть, на нужды Низового корпуса, было потрачено не менее 1.4 млн рублей. Все же, сальдо положительно, не так ли? Не так. Содержание Низового корпуса финансировалось из казны еще и напрямую – причем, выяснить точную сумму затрат было предельно трудно и тогда и сейчас – виду размазанности расходов по бюджетам множества ведомств. И. Курукин, вслед за Б. Х. Минихом, приложившим в середине тридцатых годов восемнадцатого века изрядные усилия для ее выяснения, оценивает искомые затраты в 8 млн. рублей. Иначе говоря, персидская эпопея обошлась России в сумму, соответствующую ¾ годового бюджета государства!
Надо сказать, что ожидания Петра в плане доходов от новых каспийских провинций были совсем иными: один из инициаторов предприятия, бывший посол в Персии в 1717 г., а затем – астраханский губернатор А. Волынский сулил царю доходы до 3 млн. рублей в год, а индийский купец Баниан, с которым Петр обстоятельно беседовал в Астрахани, оценивал их в 2 млн 400 тысяч рублей.
Но даже не денежные потери впечатляют более всего при оценке результатов описываемого предприятия, а людские. В самом деле, боевые потери как в 1722-1723 годах, так и позднее были минимальными – надо отдать должное качеству петровской военной машины. А, вот, небоевые оказались, напротив – феерическими. Сосчитать их в полном объеме еще сложнее, чем потраченные деньги, однако те, известные факты, что приводит Курукин, сами по себе заставляют содрогнуться:
"…В Гиляне болезни косили армию по-прежнему. С января по ноябрь 1730 года там скончались 943 человека (в боях погибли два казака); за 1731 год при боевых потерях в 59 солдат заболели и умерли 1523 человека (целый полк!) и почти столько же - 1476 ушли из жизни только за три месяца 1731 года."
Или вот такое:
"За период с декабря 1724-го по ноябрь 1725 года общие потери Низового корпуса составили 6237 человек; из этого количества в боях погибли только 74 человека; 13 утонули, а 5097 солдат, офицеров и казаков "померли"."
Или такое:
"16 июля 1724 г. <…> из 4706 солдат и офицеров 1270 были больны, а согласно рапорту от 16 сентября, на 1603 здоровых приходилось уже 2264 больных. За два месяца от болезней умерло 853 человека."
Или, скажем, судьба генералов (!) Низового корпуса:
"Весной 1727 года под началом пожалованного в генерал-лейтенанты Долгорукова состояли генерал-лейтенант фон Штаф, генерал-майоры А. И. Румянцев, В. Я. Левашов (в этом году они также были произведены в генерал-лейтенанты), А. И. Загряжский и Н. Шипов и два бригадира - Штерншанц и Юнгер. В этом же году Штаф и Шипов умерли на Куре; в 1728-м скончался Штерншанц. Участник похода 1722 года и первый комендант Баку бригадир Иван Барятинский покинул город в июле 1724-го и прибыл в Москву совершенно больным. «Жестоко стражду и едва по избе временем могу пройти», - писал он своему «патрону» Меншикову в декабре. В Иран Барятинский больше не вернулся, но болел долго, так что даже не смог занять предназначенное ему еще Петром I место члена Военной коллегии".
В целом же "…получается, что через Низовой корпус за десять лет прошла целая армия - более 70 тысяч служивых, и почти половина из них сложили в «жарких краях» головы не в сражениях, а от «вредительного воздуха». Вместе с ними за эти годы несли службу примерно 24 тысячи донских и яицких казаков <..> Еще нужно помянуть гибель моряков, строивших суда Каспийской флотилии и перевозивших пополнение, провиант и снаряжение, а также пять тысяч «работных людей», из которых почти все погибли".
В общем – убыль абсолютно концлагерная, не даром службы в этих "теплых краях" старались избежать все, кто только мог. И не то, чтобы в столице не видели всего происходящего – еще в 1726 г. А. Остерман официально высказал мнение о необходимости демонтажа предприятия, – но геополитические приоритеты не давали этого осуществить.
И лишь 10 марта 1735 г. в лагере под Гянджой был подписан союзный договор с Надир-шахом, по которому ему возвращались Баку и Дербент – России, ведшей войну в Польше и готовившейся к большой войне с Турцией, кавказское бремя стало совсем невмоготу. Еще ранее – в феврале 1732 г. в Реште был подписан договор, согласно которому под шахскую юрисдикцию возвращался Гилян: Иран Надира достаточно окреп и теперь уже вполне мог рассматриваться в качестве деятельного союзника в антитурецкой борьбе. Так, к радости выживших солдат и офицеров Низового корпуса, завершилась эта долгая операция.
На прощанье же отметим одну любопытную тенденцию: не раз и не два режим российской власти, на исходе отпущенного ему историей срока, срывался в плохо понятную восточную авантюру. Видимо, отказывали какие-то фильтры, отсекавшие до того слишком рискованные затеи – проекты, обусловленные преимущественно частными интересами управленцев второго и третьего уровня. Так было с персидской войной 1796 г., немедленно остановленной по смерти Екатерины Великой ее оказавшимся у пустой казны наследником. Так было и с турецкой кампанией 1853 г., и с афганской войной Брежнева. Следует ли нам помещать в начало этого ряда приключения Низового корпуса? Бог ведает…
Ранее, на «Полит.ру» публиковались следующие статьи на смежные темы: «Cказ о том, как царь Петр в Индию хаживал», «Сочетая государственное с личным», «Карьерный мученик», «В истории всегда есть место анекдоту», «Хозяин Каспия».
