15-летие ноябрьской «бархатной» революции Чехия отметила очень скромно. Кроме небольшой манифестации в центре Праги и краткой специальной сессии парламента (ознаменованной, впрочем, скандальным выступлением лидера нынешних чешских коммунистов), никаких заметных событий в «полуюбилейный» день не произошло. Чехи не забыли о событиях 15-летней давности, но вспоминают о них без особого пафоса. Большинство из них поглощено повседневными заботами, но в целом довольно своим новым, капиталистическим бытием. Меньшинство, в первую очередь старики и убежденные коммунисты, с ностальгией вспоминают «добархатные» времена уравнительной справедливости. Есть и такие, кто считает тогдашнюю революцию «украденной», а свои надежды — обманутыми, но их голосов почти не слышно.
Возможно, через 15 лет в Киеве будут преобладать похожие настроения равнодушия и спокойного скептицизма — при воспоминании о сегодняшних событиях. Однако для этого «оранжевой революции», которую пытаются начать в украинской столице Виктор Ющенко и его сторонники, еще необходимо победить. Это куда более сложная задача, чем у Вацлава Гавела и пражских студентов в 1989 году. Хотя многие «бархатные», то есть бескровные или почти бескровные, государственные перевороты в Восточной Европе и экс-СССР внешне похожи — помимо Праги, можно вспомнить август 1991-го в Москве, октябрь 2000-го в Белграде или ноябрь 2003-го в Тбилиси — но их исход и последствия неодинаковы.
Хотя классики марксизма и считали революции «локомотивами истории», в действительности любой революционный переворот, даже «бархатный» — по большому счету, знак беды. Он показывает, что нарушена коммуникация между правящей элитой и широкими слоями общества, что по тем или иным причинам не работают механизмы, позволяющие учитывать интересы различных социальных групп и выражать их легальными политическими средствами. Сторонники перемен начинают в таком случае говорить о «прогнившем режиме», а робкие голоса реформистов тонут в быстро растущем хоре недовольных. Власть пытается перекричать этот хор, что лишь раззадоривает ее противников. В конце концов становится достаточно небольшого повода, чтобы произошло лобовое столкновение власти и ее оппонентов. В Праге-89 это был кем-то пущенный слух, что полиция якобы убила одного из участников студенческой демонстрации. В Киеве-04 — это 2 или 3 процента голосов, которых, если верить официальным данным, не хватило Виктору Ющенко для победы на президентских выборах.
Итак, первое условие революции — неспособность правящего режима к самореформированию. И в Праге 15-летней давности, и в Белграде-2000, и в прошлогоднем Тбилиси, и в сегодняшнем Киеве этот фактор, похоже, налицо. Правящий слой «окуклился», превратившись в правящий клан, глухой не только к требованиям «улицы», но и к недовольству других группировок элиты. Ведь ни Ющенко, ни, скажем, Михаил Саакашвили — никакие не революционеры. Они — выкормыши тех самых режимов, которые потом взялись свергать, и недаром Ющенко в свое время называл ныне так ненавидимого им Леонида Кучму своим «политическим отцом», а Саакашвили, по слухам, назвал своего сына Эдуардом в честь позднее свергнутого им президента Шеварднадзе. Прежний грузинский и нынешний украинский режимы, косные и коррумпированные, сами сделали из молодых и амбициозных политиков своих врагов, поскольку, выражаясь повседневным языком, отказались поделиться с ними — властью, влиянием, собственностью, тут уж можно строить предположения…
В этом смысле Ющенко и Саакашвили (как, скажем, и Борис Ельцин в тот период, когда он вел борьбу с Михаилом Горбачевым) сильно отличаются от таких лидеров «бархатных» революций, как Вацлав Гавел или Воислав Коштуница. И экс-президент Чехии, и нынешний премьер Сербии были людьми «со стороны», не участвовали в деятельности тех режимов, чьими могильщиками стали, скорее наоборот — начали бороться с ними (Гавел) задолго до революционных событий. Это обеспечило им широкую и, главное, искреннюю поддержку сограждан, которые видели в этих людях олицетворение перемен и воплощение своих надежд. Тот же Виктор Ющенко, напротив, превращается в нечто подобное для своих сторонников лишь в последние дни, если не часы, в то время как еще в первом туре выборов основным мотивом голосования для многих «оранжевых» было: «Ющенко — так, тому що вiн не Янукович».
Впрочем, массовость поддержки Ющенко сближает его с лидерами «бархатных» революций Восточной Европы. Тот же Вацлав Гавел буквально в считанные дни превратился из диссидентствующего писателя, «широко известного в узких кругах», в лидера всех антикоммунистических сил тогдашней Чехословакии. Еще в конце ноября 1989 года, в первые дни после революции, наиболее вероятным преемником последнего коммунистического президента страны Густава Гусака считался реформистски настроенный премьер-министр Ладислав Адамец — но уже через месяц депутаты чехословацкого парламента единодушно проголосовали не за него, а за смущающегося, картавого, совсем не по-президентски выглядящего Гавела. Это было следствием как определенных закулисных интриг, в которых Гавел и его сторонники проявили неожиданную ловкость, так и давления «улицы», возбужденных революцией масс, требовавших, чтобы символ ноябрьских событий стал и символом государства, т. е. его главой.
И здесь мы приходим к главному различию между нынешней ситуацией на Украине и положению в других странах на момент «бархатных» революций. Любой революционный переворот осуществляет, как правило, очень небольшая группа людей, которым удается тем или иным способом увлечь за собой большинство общества или по крайней мере нейтрализовать его. (Вспомним ситуацию в Петрограде на момент большевистского переворота: во многих районах города, не говоря уже об остальной России, шла обычная, нормальная жизнь, и обывателям не было особого дела до того, что какие-то большевики здесь, за углом, вершат историю.). Подавляющее большинство общества практически всегда представляет собой «серую зону» (термин Иржины Шикловой — чешского социолога, бывшего диссидента и участницы «бархатной» революции), которая в момент политического столкновения может оставаться равнодушной, а может и поддержать одну из сторон. В Чехословакии в ноябре 1989 года «серая зона», уставшая от двадцати лет «нормализации» после подавления реформ «пражской весны», практически однозначно поддержала антикоммунистически настроенных студентов и пражскую интеллигенцию. В Белграде в октябре 2000-го большинство населения оказалось на стороне Коштуницы (более консервативно настроенную провинцию удалось нейтрализовать), в Тбилиси три года спустя — на стороне Саакашвили.
На Украине подобного единодушия, необходимого для победы революционеров, судя по всему, не наблюдается. Хотя Киев явно более «оранжевый», чем «бело-голубой», в целом страна расколота и чрезвычайно сильно политизирована. Это исключает возможность того, что абсолютное большинство граждан останется в рамках «серой зоны», в положении зрителей, без особого энтузиазма наблюдающего за поединком политических боксеров Ющенко и Януковича. К тому же украинский режим институционально вполне крепок, и совершенно маловероятен, скажем, переход тех или иных силовых структур на сторону оппозиции. В отличие от чехословацких коммунистов 1989-го, у Виктора Януковича нет сомнений в собственной политической состоятельности, а Леонид Кучма, в отличие от Слободана Милошевича образца 2000 года, не имеет за собой серии проигранных войн и полной изоляции своей страны.
Наконец, для успеха «бархатной» (и не только) революции немаловажно отношение к происходящему влиятельных внешних сил. Коммунистический режим в Чехословакии был обречен, поскольку еще раньше пали его собратья в Польше и Венгрии, а у горбачевского Кремля уже не было ни сил, ни желания защищать своих клиентов в Восточной Европе. У сербской и грузинской оппозиции во время соответствующих революционных событий была несомненная поддержка Запада. У Ющенко такая поддержка тоже имеется, но она явно недостаточна в сравнении с помощью, которую оказала и оказывает Россия Кучме и Януковичу. Запад, похоже, вряд ли заинтересован в победе «своего» кандидата любой, в том числе и революционной, ценой — тем более что с учетом украинских обстоятельств такая победа была бы чревата настоящим расколом страны. Москву же, равно как и официальный Киев, перспектива такого раскола вряд ли пугает, поскольку основные рычаги власти по-прежнему в руках действующего президента и премьер-министра.
Каков итог? Украинская «оранжевая революция» вряд ли может быть победоносной, поскольку, используя ленинскую терминологию (Владимиру Ильичу как опытному специалисту по революциям, несомненно, можно доверять), революционная ситуация на Украине явно «не дозрела». Для подлинной революции Украине нужны по-настоящему общенациональные лидеры, каковыми нельзя назвать ни Ющенко, ни Януковича. О том же, кто из них является меньшим злом, запад и восток Украины, похоже, так и не смогут договориться. Для того, чтобы найти общий язык, им, возможно, и понадобятся ближайшие годы — вне зависимости от фамилии нового президента. Впрочем, как показывает опыт Чехословакии, иногда для того, чтобы каждая из них обрела себя в качестве нации, частям единого, но внутренне разнородного государства необходим развод. Желательно — тоже «бархатный».
Прага
