На польский визит у Владимира Путина ушла почти вся рабочая неделя. Политическим лейтмотивом поездки стал сталинский вопрос. Заявления президента были непосредственно адресованы полякам, которые хотели получить извинения за репрессии в отношении польских граждан, а также активно дебатируют вопрос о компенсациях жертвам этих репрессий. В извинениях было отказано. (Как известно, Ельцин, открыв правду о Катыни, уже каялся). Президент предложил польским гражданам воспользоваться российским законом о реабилитации жертв политических репрессий и возложил цветы к памятнику воинам Армии Крайовой, воевавшей в том числе и с Советской Армией. Этот символический жест вызвал закономерный ропот КПРФ в Думе. Кроме того по дороге в аэропорт Путин и Квасьневский притормозили также у памятника жертвам июньского восстания 1956 г. в Познани. И оба лидера дважды останавливались у памятников советским освободителям.
Арсений Рогинский, председатель международного общества "Мемориал", в интервью "Полит.Ру" выразил мнение, что со стороны президента дань памяти Армии Крайовой - "правильный и точный жест". "Хорошо бы, чтоб за ним последовали аналогичные жесты в отношении борцов за независимость стран Балтии и Украины, - говорит Рогинский. - Но до венков западным украинцам или литовцам не доросли ни российское общество, ни президент v ведь даже сам факт насильственного присоединения соседних стран и территорий в 1939-1940 гг. до сих пор официально не признан".
Что касается предложения полякам прибегнуть к российскому законодательству, то, по мнению Рогинского, это верная, но не вполне жизнеспособная идея: "Если рассматривать этот вопрос всерьез, надо сильно менять закон". Поляки имеют в виду компенсации депортированным в 1939-1941 гг. и наследникам катыньских жертв - такие категории граждан в законе не указаны. "И если президент внесет такие поправки (это было бы замечательно, хотя и слабо верится), то LМемориал¦, естественно, будет настаивать, чтобы они касались всех жертв террора, а не только иностранных граждан", - говорит Рогинский. По той же финансовой причине, по мнению комментаторов, президент отказывается проводить прямые параллели между сталинизмом к нацизмом: равный статус репрессивных режимов, признанный официально, дал бы Польше основания для претензий на компенсации по германскому образцу. Но предложенная Путиным характеристика сталинской эпохи выходит за рамки дипломатии, поскольку обречена на внутрироссийский резонанс.
Если суммировать, Путин, назвав Сталина диктатором, оговорился, что "под его руководством страна победила во второй мировой войне и эта победа в значительной степени связана с его именем", затем сравнил Сталина с Тамерланом и, наконец, заявил, уже в Польше: "Мы не будем ставить на одну доску проблемы, связанные с нацизмом и репрессиями, но не хотим закрывать глаза на негативные стороны сталинского режима".
Эти формулы уже трактуются как среднее, обывательское отношение к Сталину, который в общественном сознании предстает диктатором-победителем, отрицательным лидером, при котором народ СССР одержал свою великую победу. Однако нельзя не заметить, что новые акценты подвергают существенной ревизии позднесоветский и уже вполне официальный постсоветский взгляд на Сталина в России как на преступника против человечества, фактически запрещающий ассоциировать культ личности с любым позитивным историческим моментом (в равной степени - вести вокруг него дипломатическую игру). Эта перестроечная традиция берет начало в советском диссидентском прошлом и методично оформлена в "Архипелаге" Солженицына.
Риторика Владимира Путина реабилитирует табуированный советский тон. "Логика президента - типично советская логика, - говорит Рогинский. - Так учили в 70-е: с одной стороны, Lнарушения соцзаконности¦, Lкульт личности¦, с другой - Lвыиграл войну¦. Не видно, чтобы президент всерьез занимался переосмыслением истории. Он так и остался в плену советского мифа своей юности".
