Дискуссия о реформе Евросоюза оживилась в преддверии саммита ЕС, который должен состояться 18-19 февраля. Речь идет о «сближении» государств-участников и требованиях Британии, которая недовольна такой перспективой. Сюда же подключается вопрос о выходе Британии из ЕС, который может решиться по итогам британского референдума.
От того, как пройдет февральский саммит, комментирует BBC, зависит, состоится ли референдум. В первую очередь, это вопрос о том, сможет ли Британия настоять на своих требованиях. У британского премьер-министра Дэвида Кэмерона на повестке четыре главных пункта для переговоров. Первое – это баланс суверенитета и интеграции стран-участниц. Британия хочет сохранить за собой право не присоединяться к предполагаемой программе сближения участников и тем самым избежать дальнейшей политической интеграции. Одновременно с этим Кэмерон добивается, чтобы у национальных парламентов было больше возможностей блокировать законодательство ЕС.
При этом летом говорили о том, что если Британия хочет дистанцироваться от дальнейшей политической интеграции, то в порядке компенсации ей придется лишиться права вето. Эта перспектива Британии тоже не нравится. Сейчас, впрочем, со стороны ЕС начались разговоры о компромиссе, подробности которого вскоре должен изложить председатель Евросовета Дональд Туск.
В любом случае, оговаривает BBC, заявление Туска фактически ничего не решает, и в предложенном компромиссе, скорее всего, будут пункты, которые Британии не понравятся, и их придется обсуждать дальше. По крайней мере, те компромиссы, которые действуют с 2009 г. Британия сейчас не находит удовлетворительными.
Второй момент, которого добивается Британия, - это повышение конкурентоспособности, что, в частности, должно выражаться в сокращении централизованного контроля над национальными рынками, что критики называют «брюссельской бюрократией».
Далее, Британия занимает жесткую позицию в отношении иммиграции. Прежде всего, речь идет об иммиграции из других стран ЕС. Британия, которая жалуется на большой приток иммигрантов, уже давно хочет ввести ограничения на привилегии, которые получают приезжие как по месту работы, так и вне связи с работой. В последней версии идея состоит в том, чтобы иммигрант получал эти привилегии только спустя четыре года после въезда в страну, что сделало бы иммиграцию в Британию менее привлекательной. Однако ЕС этому категорически сопротивлялся (единственным послаблением были оговорки о полномочиях Британии в «чрезвычайных ситуациях»).
Наконец, Британия стремится подчеркнуть, что членство в ЕС не подразумевает никаких обязательство по отношению к странам, входящим в еврозону. Иными словами, Британия хочет гарантий, что если в каком-нибудь государстве еврозоны произойдет экономический коллапс, то никто не будет ожидать от нее финансовой помощи.
В декабре The Economist писал о том, что в переговорах с ЕС Кэмерон использует стратегию, сочетающую гибкость с жесткостью. Он постоянно демонстрирует склонность к компромиссу, однако время от выдвигает совершенно бескомпромиссные требования. На тот момент речь шла о трудовой миграции в ЕС. По мнению автора, Кэмерон считает, что может позволить себе повышение ставок, потому что ни одна страна ЕС на самом деле не хочет, чтобы Британия вышла из блока.
Между тем, Financial Times энергично продвигает тему членства Британии в ЕС во имя стабилизации ситуации в Европе. В частности, политолог Гидеон Рахман пишет, что Британии нужно как можно быстрее провести референдум, чтобы определиться с перспективами и дальше уже работать по практическим вопросам, «иначе может оказаться так, что никакого ЕС, из которого можно выходить, не осталось». В этом контексте, по мнению Рахмана, требования Кэмерона представляются мелочными и больше имиджевыми, чем стратегическими.
На первый взгляд, отмечает Рахман, кризисное положение Европы может только поспособствовать тому, чтобы британцы проголосовали за выход из ЕС. Однако, парадоксальным образом, именно это может, наоборот, привести к тому, что большинство захочет остаться. Дело в том, объясняет он, что идеи европейского единства, что бы ни говорили националисты, имеют свои основания. Как минимум, они опираются на ощущение, что европейский блок – это некоторая единица, которая противостоит другим геополитическим силам, прежде всего, «враждебной и вновь агрессивной России, которая только радуется перспективе коллапса европейского проекта и, может быть, даже финансирует некоторых из его наиболее яростных внутренних оппонентов».
