Итак, российские миротворческие усилия на Ближнем Востоке остались столь же невостребованными, как и предыдущие попытки поучаствовать в югославском урегулировании. В обоих случаях неприятное впечатление возникло именно вследствие явного желания оказать заметное влияние на ход событий, с одной стороны, и вежливого уклонения от российского посредничества, с другой. Легко заметить, что отнюдь не все страны предлагают свою посредническую роль в возникающих то тут, то там конфликтах. И тем избавляют себя от неприятности получать вежливые и твердые отказы.
Вообще, российский МИД в настоящее время в целом остается верен "доктрине Примакова", считавшегося по некоторым причинам очень хорошим министром иностранных дел и шагнувшим потому из иностранных министров - прямо в премьеры. Доктрина Примакова заключалась в использовании традиционной советской системы внешнеполитических приоритетов, по преимуществу антиамериканской, в новых политических обстоятельствах. Для полномасштабного противопоставления себя Соединенным Штатам у России, понятное дело, ресурсов нет, однако, вклиниваясь в конфликтные ситуации, в которых Соединенные Штаты стремятся играть доминирующую роль (по большей части не слишком успешно), и создавая им определенные дополнительные трудности, Россия получала плацдарм для торга на других направлениях и заставляла с собой считаться, по крайней мере - оказывать себе внешние знаки уважения как игроку международного политического пространства.
И это - самое главное. Ибо эти знаки и намек на эту международно-посредническую роль имеют прежде всего внутреннее употребление. Евгений Максимович Примаков возглавлял внешнеполитическое ведомство с 1996 по 1998 год, и, оглядываясь на этот период, достаточно сложно сказать, каких внешнеполитических успехов добилась Россия в то время. Напротив, заметно, что это были годы плавного и планомерного ухудшения отношения Западом. С другой стороны, прожекты установления особых отношений с Ираном, Китаем и Индией, из которых предполагалось сформировать антиамериканский полюс влияния, окончились совершенно ничем. Также как и попытки сыграть на антиамериканских импульсах "европейской безопасности". Однако антиамериканизм и рассчитанная преимущественно на внутреннее употребление имитация собственной международной значительности имели тот результат, что сформировали Примакову имидж не просто блистательного дипломата, но мудрого и мужественного рыцаря национальных интересов России.
А, в действительности, - лишь усложнили положение страны на международной арене, приучив всех возможных партнеров к абсолютной конъюнктурности и размытости ее внешнеполитических целей и интересов. Ибо доктрина Примакова, повторимся, предполагала именно игру на чужих противоречиях, а потому - и неминуемую мягкую сдачу очередного "подзащитного". Разительным примером оказалась именно ближневосточная коллизия. Инстинктивно поддержав палестинцев, Россия фактически лишилась реального союзника - страны, которая, одна из совсем немногих, сочувствует трагическому узлу российской кавказской политики. В то же время эта поддержка оказалась ничуть не нужна палестинским политикам, чьи интересы на сегодня гарантированы прежде всего президентом Клинтоном, а потому и не нуждаются в антиамериканском противовесе.
Удовлетворение внутреннего спроса на самолюбование выглядит в определенной степени вполне прагматическим выбором властей: не такая уж и дорогая цена для успокоения издерганного и дезориентированного электората. Тем более что, как показывают опросы, безусловное одобрение внешнеполитической деятельности является одним из важных элементов путинского рейтинга. Однако несколько шизофреническая привычка к самообману, к сожалению, редко локализуется в отдельных зонах самосознания личности или социума. И наоборот - осознание собственных интересов и, соответственно, обретения самоидентичности неизбежно связано с мучительным отвыканием от детской привычки мыслить себя Сельвестром Сталлоне или Наоми Кэмпбелл.
