Россия ничем не ответила на массированный ракетный удар США и их союзников по Сирии, хотя ранее давала понять, что в определенных условиях это возможно. Речь шла, в частности, не только о том, чтобы сбивать выпущенные ракеты, но и о возможном ударе по кораблям, с которых эти ракеты запускали.
Побеседовать с «Полит.ру» о ситуации согласился Алексей Макаркин, ведущий эксперт Центра политических технологий. По его оценке, Россия, предупреждая о своем возможном ответе на удары и условиях, обозначала ту границу, за которую американцам не следует заходить во избежание опасного развития событий. Между тем угроза начала Третьей мировой войны в этой ситуации действительно существует.
«По поводу того, почему Россия не ответила. Трамп на свои эмоции не исключал удара по российским военным объектам. А это и была та «красная линия», которую Россия переходить не собиралась. И если бы ударили по российской авиабазе – например, в Хмейниме, то Россия бы ответила. Как именно, это другой вопрос. Но по крайней мере она бы точно стала сбивать американские ракеты.
Если бы этой базе был нанесен ущерб (а все ракеты сбить вряд ли возможно), тогда встал бы вопрос об ударе и по тем кораблям, которые находятся в Средиземном море и с которых США запускали ракеты. А это уже – Третья мировая война. Поэтому Россия давала понять, что может так ответить – но только в том случае, если Трамп перейдет ту самую «красную линию».
Это был сигнал не только Трампу – Трампу их вообще подавать сложно, он может и ответить на них, и не понять, о чем идет речь и насколько все серьезно. Так что это был сигнал в том числе американскому истеблишменту, американским военным. В то же время ясно, что Россия не собирается начинать Третью мировую войну из-за Асада. Это было бы совершеннейшим безумием.
Как я понимаю, в этой истории было несколько каналов для общения.
Сейчас много говорят о том, что нынешнюю ситуацию можно сравнить с 1914 годом, с Первой мировой. Когда никто на деле не хотел большой войны, но все в нее втянулись – из-за непонимания, нежелания договариваться, из-за представлений о том, что именно противник должен первым пойти на уступку. В результате начали безумную войну, которая погубила несколько империй. А сейчас все же есть отличия.
Ну, хотя бы есть телефонная связь, то есть надо не обмениваться письменными посланиями, которые часто составляются на особом дипломатическом языке так, что ничего непонятно. А можно просто позвонить и поговорить. Видимо, непосредственный контакт между президентами России и США отсутствовал – никаких данных об этом нет. Есть какие-то слухи, об этом говорят каике-то арабы, но это не является чем-то серьезным.
Но существовал канал связи между военными, которые прекрасно понимали степени рисков. Существовал канал, связанный с президентом Турции Реджепом Эрдоганом – у него есть отношения с Россией, и при этом он поддерживал американский удар, так как у него очень плохие отношения с Асадом. Как я понимаю, мог существовать и, видимо, как-то работать французский канал – президент Макрон претендует на роль некоего посредника (хотя он не посредник, а одна из сторон, ведь Франция участвовала в этом ударе; но в то же время он собирается приезжать в Россию, и были данные о том, что Франция передала России информацию о том, когда будет удар – ну, конечно, получив санкцию со стороны американцев).
То есть существовала некая система каналов, которая позволила прийти к неким неофициальным договоренностям. Такого сорта: что Трамп не бьет по российским объектам; более того, он не бьет по политическим объектам в Сирии вроде президентского дворца, где могут находиться российские военные советники. Что американцы сосредотачиваются на своего рода военно-политической атаке – то есть скорее на демонстрации. По сути, этот ракетный удар и был такой большой демонстрацией силы – там, как я понимаю, не погиб ни один человек.
Поначалу у нас была такая реакция: «Ах, это все ничего не значит, Сирия отбилась!». Потом, когда пошли фотографии того, что произошло с Химическим институтом, который находится в Дамаске, стало ясно, что от него камня на камне не оставили. То есть это совсем не то, чем удары по Югославии 20 лет назад. В Белграде до сих пор стоит здание министерства обороны, по которому наносился удар; но если смотреть на него издали, то оно выглядит просто старым зданием, поврежденным, может быть, от старости – просто заброшенным, и все. Здесь же не осталось ничего, здание просто уничтожено.
Ну, таким образом как бы дается понять, что американцы и их союзники имеют на вооружении ракеты, которые могут совершить это. То есть это военная акция, но она в первую очередь является акцией политической. И Россия, когда ее поставили в известность о том, что произошло и каков масштаб, сочла за благо не вмешиваться.
Потому что по интересам России это не ударяет – наоборот, мы сейчас видим большие демонстрации в Дамаске в поддержку Асада. Да, конечно, кто-то вышел на них по приказу, но кто-то – и вполне по искреннему желанию. Дамаск – город светский, и там очень не хотят, чтобы пришли исламисты со своими правилами. Поэтому мы и получили то, что получили. Никто не стал начинать Третью мировую войну.
На самом деле это довольно оптимистично звучит, но есть и достаточно большой минус. Еще совсем недавно, в прошлом месяце, вообще такого вопроса не стояло. Что есть возможность того, что может быть Третья мировая война. Это было за скобками ожиданий, это было нечто из разряда фобий – в России они есть, они связаны с 22 июня 1941 года, Великой Отечественной войной, внезапным вероломным нападением. Но сейчас впервые эта тем перешла в разряд серьезно и предметно обсуждаемых. Как предотвратить такое развитие событий?
На самом деле это очень опасно, и здесь впадать в эйфорию было бы большой ошибкой. И тот факт, что сейчас разумные люди с обеих сторон смогли найти формат, как выйти из всего этого, не отменяет того факта, что сам по себе этот вариант впервые рассматривался. И рассматривался не на уровне экспертных обсуждений, политологических статей, а рассматривался на уровне принятия решений. Это опасно.
Ну, еще раз подтвердилось, что генералы менее кровожадны, чем некоторые гражданские люди. Потому что им воевать, им отвечать. Это старая истина.
Была же классическая история: западные специалисты исходили из того, что война в Афганистане была инспирирована советскими военными. Что это они хотели «омыть сапоги в Индийском океане», «двигаться на юг, насколько возможно». Потом, когда были обнародованы архивные документы, выяснилось, что именно военные до момента принятия решения выражали сомнения. А политики – тот же Брежнев – на эмоциях требовали другого. Ну, ведь убили человека, с которым он успел уже немного подружиться – Нурмухаммада Тараки; убили, обманув Брежнева, пообещав не убивать. Узнав об этом, Брежнев и скомандовал идти вперед, а военные как раз говорили, что много рисков.
В чем-то можно провести аналогию. Хотя Брежнев был многоопытным политиком, но к тому времени он был уже не очень дееспособен. А Трамп – политик неопытный, но его сдерживают свои же. В том числе военные», – сказал Алексей Макаркин.
Ранее Алексей Макаркин высказал мнение, что президент США Дональд Трамп действительно считает, что американцам стоит поскорее уйти из Сирии. Но в то же время он отмечает у Трампа и иные, более агрессивные стремления, которые тот, не будучи профессиональным политиком, также время от времени выражает.
