Мы продолжаем публикацию цикла статей замечательного корееведа, аssociated professor университета Кукмин (Сеул) Андрея Ланькова о том, как жила Северная Корея при Ким Ир Сене, когда она была самым огосударствленным обществом в мировой истории.
См. также:
Достаточно хорошо известно, что Северная Корея, иногда именуемая «коммунистической монархией», управляется наследственным режимом. Однако менее известно то обстоятельство, что уже с конца 1950-х годов принцип наследственных привилегий (равно как и наследственной дискриминации) стал одной из организационных основ «кимирсеновской модели» общества.
Выражением принципа квази-сословности стала система сонбун, которая начала формироваться в 1957 году и приняла более или менее законченный вид к середине шестидесятых. Формально, как и большинство установлений времён Ким Ир Сена, система сонбун действует и поныне, хотя на практике её значение существенно снизилось.
Слово сонбун (точнее, чхульсинсонъбун) можно с некоторой натяжкой перевести на русский как «происхождение», хотя, как мы увидим дальше, совсем уж точным был бы архаический термин «сословие». Во времена Ким Ир Сена сонбун гражданина КНДР определял то, где этот человек будет жить и учиться, куда его возьмут на работу и даже, скорее всего, с кем примерно он может вступить в брак.
Сонбун в большинстве случаев основан на одном единственном обстоятельстве – на том, чем занимались предки данного человека по мужской линии в конце колониального периода и вскоре после освобождения страны, то есть, условно говоря, между 1935 и 1953 гг.
Во многих странах «реального социализма» существовала привычка к классификации людей по уровню благонадежности, связанной с их происхождением – достаточно вспомнить весьма откровенное замечание Маяковского о том, как бы поступили с Дантесом в СССР: «Мы б его спросили: // - А ваши кто родители? //Чем вы занимались //до 17-го года? //Только этого Дантеса бы и видели».
Однако на практике и в Советском Союзе, и даже в Китае (где во времена Мао этот принцип проводился в жизнь с особой последовательностью) происхождению уделялось куда меньше внимания, чем в Северной Корее при Ким Ир Сене. В КНДР не стали полагаться на революционное чутьё кадровиков. Вместо этого там была создана формализованная система, которая делила людей на наследственные группы в зависимости от деяний их предков.
В соответствии с системой сонбун все население страны было разделено на четыре класса, которые точнее было бы именовать сословиями. Правда, один из этих классов был очень малочисленным – настолько малочисленным, что о самом его существовании за пределами КНДР стало известно не сразу. Этот класс (он так и назывался тхыксу, то есть «специальный») включал в свой состав прямых потомков тех, кто сыграл особую роль в установлении власти семьи Кимов – в первую очередь, потомков партизан, которые в тридцатые годы воевали в отряде полевого командира Ким Ир Сена.
Три остальных класса включали в себя как минимум 99 процентов всего населения страны. Самым привилегированным был так называемый «основной класс», в состав которого входили люди, предки которых имели заметные заслуги перед режимом. В частности, туда включались потомки тех, кто погиб в Корейской войне, равно как и потомки участников антиколониального сопротивления. К этому же классу относились потомки героев войны, партийных работников и прочих уважаемых (властью) людей. С конца 1960-х годов только члены «основного класса» имели право на проживание в Пхеньяне. За ними также было зарезервировано исключительное право поступления в вузы идеологического и политического характера (в технари принимали и с анкетой поплоше).
Во второй класс, так называемый «колеблющийся», входили представители групп, которые, с точки зрения новой власти, выглядели несколько подозрительными, однако не воспринимались как напрямую враждебные. Члены этой группы повергались определённой дискриминации. Например, они, как правило, вполне могли поступать в хорошие технические вузы (если способности, конечно, позволяли), но им был закрыт доступ в такие учебные заведения гуманитарного или социально-политического характера, как, скажем, экономический факультет университетаимени Ким Ир Сена или Институт иностранных языков. Как правило, люди этого происхождения имели проблемы с пхеньянской пропиской, хотя для особо ценных специалистов из этого правила делалось исключение.
В третий, «враждебный», класс входили потомки тех, кто в свое время совершил политически предосудительные поступки и чем-то провинился перед властью. Членами враждебного класса были, например, потомки священнослужителей всех конфессий, потомки служащих японской колониальной администрации, а также потомки тех, кто в годы Корейской войны так или иначе сотрудничал с корейскими «белыми», то есть – лисынмановцами. В большинстве случаев представители этих групп подвергались пожизненной дискриминации, не имея возможности жить в престижных городах и имея очень ограниченный доступ к образованию. Их дети наследовали их статус – и, соответственно, дискриминацию. Изменить сонбун было почти невозможно.
Иногда это приводило к печальным коллизиям. Я, например, знаю семью, которая возникла в 70-е годы в результаты неравного брака. Мало того, что жених был более чем на 10 лет старше невесты (почти неприличный разрыв для Северной Кореи тех времен) – он был еще и человеком с плохим сонбуном (внук мелкого помещика). Его жена, напротив, имела исключительно хороший сонбун, происходя из «основного класса» (внучка участницы антияпонского сопротивления).
На практике никаких проблем до поры до времени эта семья не испытывала. Жили супруги дружно и родили троих детей. Муж трудился на шахте – работа тяжёлая и опасная, но прилично оплачиваемая, в то время как жена была мелким чиновником в местной администрации. Однако ситуация приобрела неожиданный оборот, когда супруги запоздало осознали, что их дети унаследовали сонбун отца. На практике это означало, что для них была закрыта дорога в хорошие вузы, да и с трудоустройством всё обстояло непросто.
До начала 90-х годов сонбун оставался едва ли не определяющим фактором в жизни человека. Однако бурные события последнего десятилетия привели к тому, что внимания сейчас ему удаляют много меньше. Стали возникать ситуации, когда кадровики были готовы игнорировать откровенно плохой cонбун и брать человека на престижную работу, в том, конечно, случае, если этот человек считался необходимым специалистом.
