Полугодовая борьба за власть полковника Кадаффи c повстанцами и международной коалицией позволила выявить некоторое количество его сторонников на российской территории. Много этих сторонников, или мало, сказать, конечно, трудно, но то, что они есть и очень активно себя ведут, сомнению не подлежит. Их активность была особенно хорошо заметна на фоне достаточно пассивной позиции большинства российского населения. Оно, судя по всему, так еще и не определилась, друг нам Каддафи, враг или просто так, поэтому аргументы сторонников полковника на фоне отстраненного поведения россиян выглядели особенно впечатляюще.
Активно агитируя за Каддафи, его российские союзники приводили и приводят массу аргументов — мы предали нашего союзника и отдали его на растерзание англичанам и французам, мы лишимся уважения в арабском мире, наша внешняя политика стала абсолютно несамостоятельной, с нами никто больше не захочет иметь дела, с нами перестанут считаться, ну и дальше в том же духе.
Хотя это аргументы эмоциональные, и их можно игнорировать, но пару слов о них мы все равно скажем. Зато основной рациональный аргумент — об экономических потерях российской экономики из-за гражданской войны и смены власти в Ливии — стоит разобрать подробнее.
Но сначала мы разберем обвинения в предательстве. Этот аргумент является абсолютно ложным, так как полковник нашим союзником никогда не был. Во времена оные, когда еще существовал Советский Союз, официальные пропагандисты сразу же записали Ливию в союзники, стоило только ей наладить военно-техническое сотрудничество с СССР и выдать первые военные заказы. Но сам-то Каддафи себя и Ливию союзником Советского Союза не считал, а к его политическому строю относился крайне настороженно, если даже не враждебно. Более того, у него были свои представления, каким образом должна быть устроена самая лучшая политическая система в мире, он пытался обосновать свои взгляды теоретически и реализовать их на практике в своей родной Ливии. И ничего общего с советским строем его политическая система не имела.
Хорошим тестом на союзнические отношения, кроме военных заказов, о которых мы поговорим чуть позже, является предоставление собственной территории под военные базы иностранного союзного государства. Если территории предоставлены, и на них находятся иностранные военные контингенты, то тогда союзнические отношения действительно имеют место. Но в отношениях Ливии и СССР, а потом Ливии и Российской Федерации ничего подобного не было. Советские и российские военные базы на ливийской территории никогда не дислоцировались и поэтому, в отличие от Сирии, на территории которой находятся три российские военные базы (две военно-воздушные и одна военно-морская), мы не можем о Ливии сказать ничего подобного.
Добавим в скобках, что эти базы очень пригодились бы полковнику Каддафи в начале конфликта. Он мог бы спокойно за ними отсидеться, используя их в качестве потенциального щита против возможных атак с воздуха авиации НАТО, которая вряд ли решилась бы на подобные мероприятия, боясь ответной реакции России. Но увы, иностранных военных баз на своей территории он не хотел видеть, а когда вроде бы захотел, было уже поздно.
А поскольку нет никаких оснований считать Каддафи союзником, никакого акта предательства со стороны российского руководства по отношению к его режиму не было и быть не могло. Более того, не выдерживает критики и аргумент об очень выгодном экономическом сотрудничестве между РФ и Ливией, которое теперь исчезнет.
Когда российские сторонники Каддафи говорят о серьезных экономических потерях, которые понесет российская экономика вследствие свержения его режима, они в основном имеют в виду прекращение военных поставок со стороны российских предприятий ОПК. Однако когда эти господа говорят о потере заказов, которые свергнутый режим успел выдать российским предприятиям, они почему-то забывают упомянуть о том, что эти заказы были получены после очень большого перерыва. Дело в том, что с марта 1992 года по сентябрь 2003 года против Ливии действовали экономические санкции, введенные ООН после взрыва 21 декабря 1988 года над шотландским городом Локкерби пассажирского самолета американской авиакомпании Pan American. В результате погибли 370 человек: находившиеся на борту 259 человек и 11 жителей Локкерби. Взрыв был осуществлен ливийскими агентами, которые позже были выданы международному суду, а режиму Каддафи, чтобы с него сняли санкции, пришлось выплатить родственникам жертв теракта компенсацию в общем объеме $2,7 млрд.
Российская Федерация присоединилась к этим санкциям, поэтому на протяжении 11 лет никаких экономических контактов с Ливией у нас не было. За это время, как можно себе представить, российский производитель научился обходиться без ливийских заказов, тем более, что они были сконцентрированы в достаточно узкой военно-промышленной сфере. Во всяком случае, никаких громких протестов по поводу участия в санкциях тогда не раздавалось. Снятие санкций и получение новых заказов могло, конечно, улучшить прогнозы финансового положения отдельных предприятий ОПК, но в целом на состояние дел в российском хозяйстве влияло очень слабо.
Тем более, что новые заказы предполагалось оплачивать очень странным образом, понять который трудновато даже профессиональному финансисту: имеющийся долг Ливии перед Россией, возникший еще в советские времена, каким-то образом должен быть использован для оплаты новых заказов. Тут явно все поставлено с ног на голову: вот если бы у России был долг перед Ливией, то тогда его можно было бы погасить поставками российских вооружений, а стоимость изготовления вооружений была бы оплачена заводам-изготовителям российским бюджетом. Но в нашем случае этого быть не могло, потому что именно Ливия является должником России, а не наоборот. И идея использовать имеющийся долг для оплаты поставок могла означать только одно — живых денег российская экономика от этой сделки никогда не получит.
Но в любом случае, вне зависимости от того, оплачивались бы заказы, выданные дружественной России какими-то странными зачетами или живыми деньгами, по своим масштабам они не идут ни в какое сравнения с заказами, которые полковник успел выдать своим заклятым врагам — Франции, Великобритании и Италии. Именно они получили львиную долю военного бюджета Ливии, а не какие-то мифические российские союзники.
Но военные заказы — это практически единственная сторона российско-ливийского экономического сотрудничества. С другими же странами режим Каддафи имел очень хорошие связи и разветвленные отношения. Благодаря смене власти и разного рода санкциям мы теперь знаем, с кем Каддафи водил настоящую дружбу, а кого держал за идиотов. Итак, по данным бывшего председателя Центрального банка Ливии Фархата Бенгдара, за рубежом находится (в замороженном виде) ливийских активов на $170 млрд. Из них $106 млрд. - это валютные резервы Центробанка Ливии, инвестированные, как и положено, в гособлигации развитых стран, а $64 млрд. находится в распоряжении суверенного фонда страны (это что-то вроде российского Фонда национального благосостояния). И вот эти $64 млрд. вложены в массу иностранных предприятий как реального, так и финансового сектора, в основном итальянских и французских. И среди этих предприятий нет ни одной российской компании. А ведь как бы пригодились ливийские денежки российским компаниям и во время кризиса (для поддержания ликвидности), и в более благополучные времена — для дальнейшего развития. Но полковник, по всей видимости, посчитал, что российская экономика — не очень хороший объект для инвестиций, и поэтому предпочел поддержать европейские и американские компании, демонстрируя тем самым, кому он на самом деле доверяет, а кому нет.
Но одними прямыми инвестициями экономические связи между странами, разумеется, не исчерпываются. Кроме них, например, существуют еще культурные и научно-технические связи, а также отношения в области подготовки кадров, которые особенно актуальны для «развивающихся» стран. Но и в этом случае нам не повезло. Каддафи предпочитал, чтобы ливийские студенты (особенно дети высокопоставленных особ) обучались в Европе, а не в России. Хотя у нас в стране есть масса вполне приличных вузов, например геологических и медицинских, которым очень бы помогло дополнительное внешнее финансирование. Но наш "друг и союзник" предпочитал финансировать европейское образование, а не российское.
Может быть, я много хочу от жизни, но, по моему мнению, нашим союзником может называться только та страна, которая предоставляет свою территорию под наши военные базы (если они нам требуются), полностью вооружает свою армию российским оружием, обучает своих специалистов в российских учебных заведениях, размещает свои свободные финансовые ресурсы в российские активы, и развивает национальную экономику, приобретая российское оборудование. Если хотя бы одно из этих условий не выполняется, это уже не союзник, а просто еще один торговый контрагент.
До сих пор мы разбирали возможные потери от прекращения сотрудничества с режимом Каддафи, и выяснили, что потери это мнимые. Но даже если у какой-то компании и были заключены контракты, выполнение которых теперь под вопросом, потери от их неисполнения тоже мнимые. Такого рода потери называются «упущенной выгодой», но не «убытками».
Правда, для полноты картины надо сказать, что некоторые российские компании уже успели сделать вложения в Ливии или выполнить для нее заказы. И поэтому потери у них вполне реальные — и от боевых действий, и от возможного разрыва контрактов. Однако не стоит забывать, что все эти потери давным давно компенсированы ростом мировых цен на нефть и на газ, вызванных военными событиями в Ливии.
Строго говоря, союзников у Каддафи вообще не было. Выдавая военные (и не только военные) заказы и предоставляя территории для геологоразведки компаниям из разных стран, он решал только свои (то есть ливийские) задачи. Приглашая участвовать в конкурсах максимально большое число компаний из разных стран мира, он получал доступ к разным технологиям, усиливал конкуренцию между участниками и создавал видимость дружественных отношений со странами, чьи фирмы получали многомиллионные или даже миллиардные заказы. Полковник ловко маневрировал между различными международными группировками и блоками, но к старости способность к маневру у него явно ослабла, и создавать видимость союзных отношений он мог только у небольшой группы лиц, попавших в свое время на крючок советской пропаганды, и так с него и не соскочивших.
