В конце 1960-х годов в СССР произошел резкий всплеск государственного антисемитизма. Толчком стала победа Израиля в “Шестидневной войне”, существенно усиливающими факторами – Пражская весна, среди руководителей которой государственная пропаганда усиленно вычленяла подозрительные фамилии вроде Шика, Гольдштюккера или Пеликана. Польские руководители тогда под предлогом необходимости не допустить у себя чего-то подобного под воздействием партийной “группы старых партизан” практически закончили “освобождение” Польши от недоуничтоженных гитлеровцами остатков еврейского населения (это именно к этому было галичевское “Не приезжайте, пан Корчак, в Варшаву!”).
Советские коллеги Владислава Гомулки так далеко не пошли – евреев в Израиль не только не высылали массово, но и не очень хотели тем, кто уехать все же желал, предоставить такую возможность. Вместо этого развернулась массированная антисионистская пропаганда, в рамках которой время от времени, конечно, подчеркивалось, что речь идет о сионистах, а не о “советских гражданах еврейской национальности”, из которых даже создали Антисионистский комитет советской общественности, но прием евреев во многие вузы и на многие специальности был прекращен или крайне ограничен под лозунгом: “Не будем готовить специалистов для Израиля”. Тогда же была продолжена прошедшая первые волны еще при Сталине в послевоенное время вычистка евреев из стратегических отраслей. 17 апреля 1970 года Госкомитет по радио- и телевещанию при СМ СССР (“Гостелерадио”) возглавил некто Лапин и дал указание попросту убрать из эфира людей с неправильной внешностью и фамилиями и т.д.
Разумеется, в силу разных причин абсолютным этот процесс не мог быть – особенно “полезных” евреев оставляли, а для сохранения риторики пролетарского интернационализма какое-то количество держали, чтобы демонстрировать, что никаких проблем и преследований нет, – идет борьба с агентами империализма на Ближнем Востоке и их прихлебателями в остальных странах, а не с честными советскими гражданами.
Все это мне отчетливо вспомнилось в последние дни в связи с обострением грузинской темы. Срочно найденные 13 мигрантов-нелегалов и точный процент преступных элементов среди грузин-мигрантов, обнаруженные грузинские воры в законе, грузинский криминал, контролирующий крупнейшие казино, грузинские ОПГ, отнимающие квартиры, грузинские транспортные компании, не обеспечивающие надежности перевозок, и почтовые компании, не обеспечивающие надежности переводов, подозрительные грузинские суда, спецпроверки грузинского культурного центра, ресторанов, “Дома гостей” при посольстве, грузинские дети и преподаватели, которых велели убрать из российских школ в Грузии (эту – может быть, самую откровенно дикую, публично проигрышную меру уже вроде бы отменили), специнтерес милиции к грузинским беженцам из Абхазии, живущим здесь уже почти полтора десятка лет, – в общем, все те действия, за специфический привкус которых становится стыдно.
Скороговоркой высшие политические руководители уточняют, что грузинский народ тут не при чем, – цель осуществляемых санкций – “антироссийский” режим Саакашвили. Но “улица” – бытовая и политическая – все прекрасно поняла и заметной частью с радостью аплодирует происходящему: наконец-то начали реализовывать нашу программу. Причем жителям непризнанных республик здесь очень важно понимать, что меньше всего радоваться настоящему положению стоит им. Для тех, кто с удовольствием подхватывает антигрузинскую кампанию, совершенно все равно – начать грузинами, а продолжить абхазами и осетинами, или наоборот. Впрочем, обычно вопрос последовательности и не стоит – бьют, как известно, не по паспорту, а по морде. Причем выявление этнической принадлежности внутри “целевых” антропологических типов фашисты обычно готовы предоставить патологоанатомам.
Понимают ли власти опасность раскрывания этого ящика Пандоры? Судя по проговорке – упоминанию президентом Кондопоги – эта тему в уме вполне держат. Вероятно, наивно надеются локализовать эффект от антигрузинской кампании. Но так не бывает. Как явления “высокой” культуры не остаются только там, а в самых ярких своих проявлениях, неизбежно упрощаясь, оказываются вполне пригодны для массового употребления, так и политические кампании, задуманные для решения “высших” целей, если они попадают в резонанс с уже существующими “низовыми” чаяниями, не просто найдут горячую поддержку, но окажутся преобразованы – в данном случае вполне понятным образом.
Другой вопрос, что и власть, похоже, не слишком озабочена точечностью воздействия. Российские политики совсем недавно распинались о заведомой неэффективности метода санкций – и были неправы. Этот метод может работать. Вопрос в том, на каком этапе он применяется и в каком виде.
Во-первых, в ходе их планирования принято бить по интересам властей, и лишь если это не работает – по интересам страны в целом (включая, к сожалению, и простых граждан). И уж никак не по интересам отдельно взятых граждан.
Меры, предпринятые Россией, не ущемляют высших руководителей Грузии – их возможность посещать Россию, их банковские счета. Эти меры сразу были направлены на страну в целом и, что еще хуже, на частных граждан, находящихся за ее пределами. И, кстати, уже самое недопустимое – на соплеменников “титульного” населения этой страны. А репрессии по этническому признаку – это не просто за пределами современной цивилизации, но и достаточно определенно противоречит действующей в России Конституции.
Почему принято стараться минимально задевать интересы населения, вводя какие-либо санкции? Кроме альтруистических идеалов, здесь работает вполне прагматическое нежелание помогать правительству страны осуществлять мобилизацию на лозунге “осажденной крепости”. Одной рукой раскрывать человеку глаза, а другой – перекрывать ему кислород, конечно, можно, но вряд ли эффективно.
Причем в случае с Грузией важен еще тот факт, что она наш сосед. И будет этим соседом достаточно долго – при разных режимах. Если США заботятся о том, чтобы распропагандировать иранцев в духе либеральных ценностей и хорошего отношения к себе, то у России куда больше возможностей для взаимопонимания с населением Грузии.
Цены на газ или какого-нибудь другого товара – это как раз совсем другая ситуация, в которой контракт должен быть по умолчанию коммерческим – и лишь по какой-нибудь специальной необходимости, за отдельные уступки, может быть сделано отступление от выгодной для продавца и доступной для покупателя (то есть рыночной) цены.
Но вот работа граждан Грузии в России – это не какая-то подачка. Все разговоры о миллионных денежных переводах не должны затуманивать простых различений: есть криминал, есть предприниматели, а есть наемные работники. Последние всегда производят существенно больше, чем получают. Иначе не работает никакая экономика – хоть социалистическая, хоть капиталистическая. Если наемный работник что-то куда-то перевел, значит, для места работы он создал больше ценностей. Предприниматели с разным гражданством составляют основу нашей экономики. Если им удается эффективно работать в России – это благо для нашей страны. Ну, а с криминалом надо бороться – причем тоже вне зависимости от гражданства его представителей. Иначе вместо обеспечения условий для бизнеса и борьбы с криминалом мы получаем всего лишь участие правоохранительных органов в переделе рынка – обычного и криминального в пользу других структур.
Особенно странно все это смотрится на фоне недавних мер российской власти на привлечение соотечественников в Россию. Если организовывать этот процесс будет нынешнее руководство Федеральной миграционной службы, позволяющее себе заявления вроде “Мы очень строго проанализировали квоты на трудовую деятельность и поняли, что регионы не нуждаются в специалистах из Грузии” (замруководителя службы Михаил Тюркин), то на этом процесс собирания недавних советских людей можно считать законченным. Скорее всего, самыми перспективными мигрантами в Россию скоро покажутся жители Непала, или Лесото, или Йемена, с правительствами которых настолько мало контактов, что противоречиям возникнуть вроде бы неоткуда.
Во-вторых, одним из принципиальных условий эффективности любых санкций является их четкая обусловленность. В ответ на что и с требованием чего вводятся санкции? Что именно должно сделать грузинское руководство, чтобы они были отменены?
Объявление о санкциях – с поиском несвязанных с обострением отношений поводов для каждой – прозвучало после того, как стало известно о поездке нынешнего председателя ОБСЕ в Тбилиси для освобождения российских военнослужащих. Значит, условие отмены санкций – отнюдь не освобождение. А что? Отмена решения о вступлении в НАТО? Не отменят. Отказ от Абхазии и Южной Осетии? Не откажутся. Обещание не решать проблемы непризнанных государств военным путем? Оно прозвучало. Изменение риторики? Это, наверное, реалистично.
Требование должно быть четким и выполнимым. Это не наказание, а кнут (наряду со спрятанным в другой руке пряником), используемый для того, чтобы добиться чего-то конкретного. Допустим, в виде пряника выступает продолжение вывода баз. Хотя для этого есть и другие резоны – например, уменьшить поле для провокаций.
Кстати, слово “провокация” здесь очень принципиально. И очень хорошо, что оно прозвучало у президента, только это не уберегло от того, чтобы на эту провокацию частично повестись.
Постараемся максимально отстраненно посмотреть на схему произошедшего. Грузия обвиняет несколько российских военнослужащих и своих граждан в спецслужбистской деятельности – шпионаже, потом (не вполне ясно, входит ли это в официальное обвинение) – в диверсиях. Тех, кого смогли достать, задерживают, потом арестовывают. У нас нет и не может быть никаких достоверных данных, для того чтобы судить о том, справедливы ли были обвинения или нет, но в шпионаже, как и в борьбе с ним, трудно увидеть что-то чрезвычайное. Столько, сколько будут существовать государства, скорее всего будут существовать разведка и контрразведка. Диверсии – отдельный, смутный вопрос.
В чем же провокационность произошедшего? В подаче. В крайней громкости шпионского скандала, попытке сделать из него способ оценки политики России.
Провокация – это то действие, которое призвано вынудить оппонента пойти на некоторый шаг, который будет ему невыгоден. Чего хотело грузинское руководство? Чтобы Россия прореагировала максимально жестко и громко. Здесь вполне подошла бы или военная операция, или отказ выполнять обязательства по выводу войск, или признание независимости Абхазии и Южной Осетии (как вариант – включение в состав России), или еще что-нибудь столь же скандальное.
Зачем это надо Грузии? Для обеспечения приема в НАТО? Нет. В отличие от причинно-следственных связей, хронологическую последовательность наши политики заметили точно: провокация была совершена после начала плана индивидуального партнерства, фактически гарантирующего возможность приема. Ускорение приема? Не думаю, что здесь кому-то принципиален конкретный месяц.
Провокация понадобилась для того, чтобы обеспечить более радикальное содействие решению проблем Абхазии и Южной Осетии. Необходимо было продемонстрировать, что Россия не является незаинтересованной стороной, что она вовлечена в конфликт на вполне определенной стороне, а значит, не может быть в нем посредником. Кроме того, Грузия опасается, что в случае периферийности этих конфликтов усилится привыкание международного сообщества к факту существования этих государств, более того, что их статус может стать разменной картой в деле привлечения России к решению, скажем, иранской проблемы. Наличие отчетливого явного конфликта сильно затруднило бы для Запада все эти сценарии, потому что сдавать страну, которая всячески демонстрирует союзнические устремления, – как бы дурной тон. Кроме того, резкая реакция России способна помочь сплочению грузинского политического класса.
К счастью, провокация удалась не в полной мере – срочных невзвешенных шагов Россия не предприняла. Это позволило Западу занять не менее взвешенную позицию – не допуская, чтобы Грузия была публично высечена председателем Совбеза ООН, США и Европа добились выдачи арестованных (в качестве меры пресечения пока шло следствие, а не “по приговору”, как сообщали малограмотные корреспонденты), сделали разнообразные заявления о дружественных связях с обеими сторонами и о желании, чтобы эти стороны решали все вопросы тоже дружественно. На крайний случай предложили даже посредничество.
К сожалению, позитивные для России результаты на этом заканчиваются, потому что провокация удалась в трех других аспектах.
Первая удача провокации заключается в том, что, судя по заявлению президента Путина на воскресном заседании Совбеза, он на полном серьезе считает, что за действиями Грузии стоит Запад – “спонсор” страны, а значит, и подобной деятельности. О ком было сказано: “Есть, видимо, силы, которые просто специализируются на создании все новых и новых кризисов, полагая, что это будет отвлекать внимание от старых проблем. Наверное, в краткосрочном плане это может иметь такой эффект. Но уже точно совершенно не будет помогать разрешению старых и достаточно серьезных кризисов в мире”? Если о руководстве Грузии, то все достаточно точно – подобные кризисы приносят ему очки внутри страны. Если о Западе, то это абсурд. У него нет проблем, которые могли бы быть решены новыми конфликтами на Кавказе – совсем недалеко от путей транспортировки энергоносителей, в которые инвестированы немалые деньги. Кому-то в очередной раз не хватило экспертной квалификации или гражданской ответственности, чтобы объяснить президенту, что ситуация обстоит абсолютно иначе, что это Грузия пытается использовать Запад против России и что США и Европа меньше всего заинтересованы в обострении отношений с Россией в целом и на Южном Кавказе – в частности.
Но если у президента эта нотка была очень смутной и неочевидной, то толкователи пошли далеко вперед, рассказывая сказки о политике поддержания конфликтов для ослабления укрепляющейся России.
Так или иначе, одна из задач Саакашвили была успешно решена: взаимодействие России и Запада удалось затруднить.
Решением еще оставшихся задач – дискредитации России в глазах грузинского народа и в качестве посредника между Грузией и ее мятежными автономиями – сейчас усиленно занимаются самые разные органы власти нашей страны.
И здесь тоже все началось с президента. Именно он произнес слова «государственный терроризм». Прозвучало это в связи с определением арестованных российских военнослужащих как заложников. Можно легко предположить, как возникло это определение: совсем недавно проходила контртеррористическая операция Израиля в Ливане. С чего все началось? С захвата заложников. Между прочим, тоже военных.
Но здесь опять остается констатировать удручающе низкое качество экспертизы слов и решений Кремля. Дело в том, что вокруг понятия “терроризма” много и упорно ломают копья. ООН не может прийти к единому определению, но это не значит, что данного понятия вообще нет. Дискуссия по сути ведется только по двум основным вопросам: как разграничить терроризм и национально-освободительную борьбу и как разграничить терроризм и антитеррористические действия государства, при которых страдают мирные жители. Остальное более или менее очевидно. Так, Группа высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам при Генеральном секретаре ООН, в состав которой входит, например, Евгений Примаков, предложила достаточно развернутое определение, включающее отсылки к разнообразным международным правовым актам, но в конечно счете сводимое к единственному пункту: “любое деяние… , которое имеет целью вызвать смерть мирных жителей или некомбатантов или причинить им тяжкие телесные повреждения, когда цель такого деяния, в силу его характера или контекста, заключается в том, чтобы запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения”. Генеральный секретарь ООН, кстати, вполне согласился с этой формулировкой.
Какое отношение к этому имеют действия “Хизбаллы”? Почему Израиль, США и многие другие (на наш взгляд, вполне основательно) называют ее террористической организаций (вне зависимости от наличия у нее каких-то иных обличий)? Потому что она осуществляет атаки на мирных жителей. Потому что прямо перед захватом двух израильских военнослужащих велся массированный обстрел израильской территории – не каких-то специально выбранных военных целей, а просто так – куда вздумается. Сам по себе факт захвата военнослужащих – преступление, деяние боевиков, но не терроризм. Именно потому, что они военнослужащие.
Ситуация с российскими военнослужащими ничуть не больше может быть квалифицирована как терроризм. Даже избиения военнослужащих, о которых говорил министр обороны Иванов, – не террор. Это бандитизм, провокация и т.д. Но понятие “террор” здесь использовано быть не может.
Сталинские лагеря или концлагеря фашистской Германии – это государственный террор. Какое отношение к этому имеет ситуация в Грузии? Можно было бы сказать, что имеет место террор против собственного гражданского населения – аресты летом и сейчас. Но судя по тому, что признания Майи Николаишвили в подготовке госпереворота делались не только в застенках, но и во вполне комфортных условиях московской конференции, там, вероятно, действительно есть над чем поработать грузинским спецслужбам.
И наши правоохранительные органы, надеюсь, понимают, что граждане Грузии, находящиеся в России, – это отнюдь не потенциальные террористы, а наши же вполне советские люди.
Неадекватную квалификацию произошедшего как “государственного терроризма” пытаются использовать для обоснования санкций против Грузии и ее граждан. Пытаются не слишком уверенно, потому что параллельно подбирают аргументы из “предметной области” каждой санкции. Зато еще более ясно подчеркивая единство мер, их встроенность в рамки цельной политики. И здесь мы сталкиваемся с оставшимися удачами провокации.
Вторая удача – это сплочение Грузии. Практически вся оппозиция – за исключением откровенных маргиналов – неизбежно сплачивается вокруг Саакашвили. Кроме того, заведомо подрываются позиции тех политиков (скажем, Бендукидзе), которые настаивали на активном привлечении российских инвестиций в Грузию. Более того, память о нынешней антигрузинской истерии, скорее всего, достаточно надолго определит оттенок отношения к нашей стране.
Третья удача провокации – это демонстрация миру того, что у России имеется уже не непоследовательная, а последовательная политика в отношении Грузии. И выражается она в блокаде, в демонстрации враждебности, в нежелании встречаться и говорить. Напомним, что в момент кризиса в Москве оказался замминистра иностранных дел Грузии, но ему не удалось встретиться со своим российским коллегой, а в момент передачи российских военных Саакашвили вновь заявил о желании встречаться и решать вопросы. От предложений посредничества в дальнейших переговорах российское руководство отказывается, что логично: как Россия может быть посредником Грузии в переговорах с непризнанными республиками, если ей самой для общения с Грузией нужен посредник. Но и эта позиция выглядит странной: отказываются от посредничества тогда, когда и без посредников вопрос решается. Но пока никакие вопросы не решаются.
Участие России в решении конфликтов в Абхазии, Южной Осетии и Приднестровье всегда было неоднозначным. Везде война была прекращена. Но и Грузия, и Молдавия остались в убеждении и с риторикой, что за сепаратистами стоит Россия. А если России не будет, вопрос как-нибудь решить удастся. В первой части этих утверждений есть доля истины – в этом, похоже, состояла политика некоторых российских кругов или, иными словами, одна из российских политик. Из чего, правда, не следует правота второй части – того, что без России эти проблемы можно решить.
Беда, однако, в том, что за счет последних действий российских властей разных уровней у Саакашвили появились основания утверждать, что у России в отношении Грузии и ее жителей теперь одна политика, координируемая прямо из Кремля. И характер этой политики – враждебный. А если так, то никаким “честным брокером” в решении проблемы непризнанных республик она быть не может.
