v Олег Орестович, на прошлой неделе Госдума, как известно, не приняла поправку в Закон «Об уполномоченном по правам человека», где прописывалась обязательность введения этого института в субъектах РФ, при этом определяющей была позиция пропрезидентских фракций. Каким же образом вы собираетесь добиваться этого?
v Я думаю, что речь идет просто о непонимании важности и нужности института уполномоченного. Ведь как появилась эта формулировка в законе, которая гласит, что каждый субъект может вводить своего уполномоченного? В одном из вариантов проекта закона было записано, что федеральный уполномоченный назначает своих представителей в субъекты Федерации. Совет Федерации, конечно, резко выступил против такой нормы: главы субъектов страшно не хотели, чтобы из Москвы к ним назначали какое-то должностное лицо. И я несколько раз обращался в Госдуму в первую очередь, с тем, чтобы убрать слово «может», и предлагал депутатам обратиться в Конституционный суд с запросом о проверке неконституционности этой нормы. Потому что Конституция говорит: граждане равны в своих правах, независимо от места проживания, но если в одном субъекте есть уполномоченный, а в другом нет, то граждане оказываются в разном правовом положении. У одного гражданина есть дополнительное средство защиты прав, у другого v нет. Дума пока не реагирует, но мы будем этого добиваться.
vНу Дума, по крайней мере этого созыва, наверно, не будет этим вопросом задаваться?
v Вы знаете, тут даже не в этом дело. Вот есть уже 22 уполномоченных в субъектах Федерации. Практически со всеми главами субъектов я встречался, объясняя надобность института уполномоченного. Могу привести хороший пример: в мае прошлого года я встретился с новым президентом Ингушетии Зязиковым, объяснил ему нужность и целесообразность должности уполномоченного, и вот уже в этом году Зязиков в моем присутствии подписал закон об уполномоченном по правам человека. Так что многие главы субъектов Федерации и депутаты понимают важность и целесообразность этой должности. Я им всегда говорю: ведь он же вас избавит от массы дел v так обращаются с жалобами к вам, а будут к нему. К тому же он будет давать вам объективную информацию, он будет помогать улучшать работу государственных и муниципальных структур v это мировой опыт, нужно идти вперед.
v А как вы оцените работу уполномоченных в регионах v ведь среди них много, скажем так, близких к региональным властям людей?
v По большей части очень активно работают. Вот сегодня я получил сигнальный экземпляр первого тома докладов уполномоченных в субъектах Федерации. За рубежом, кстати, очень пристальное внимание уделяют этим докладам, потому что их очень интересует информация с мест. Ну есть, конечно, уполномоченным я говорю: вам нужно дистанцироваться от власти, иначе вас не будут воспринимать и уважать, вы немножко отойдите от нее. Вот я равноудален от всех властей v и я только выиграл от этого, хотя, конечно, сотрудники аппарата страдают v квартиры не получают, материальной помощи не допросишься. Но статус уполномоченного за счет этого растет.
v А как складываются отношения с нынешней федеральной властью?
v Скажу так: попыток грубого давления на меня никогда не было, все понимают, что это просто-напросто бесполезно. Но было другое: давление через СМИ, было давление через «пятую колонну» в моем аппарате v там были засланные казачки, которые меня просто изнутри взрывали. И еще одна тенденция v умалчивания: вот словно нет уполномоченного v и все, он как бы никому и не нужен. Поэтому я в докладе за 2001 год прямо написал, что институт уполномоченного создается не для того, чтобы отчитаться v он должен быть реально действующим и работающим. А была вполне четкая тенденция: вот отчитались, и ладно v и больше ничего и не надо. Но когда ко мне относятся так, я становлюсь более агрессивным. Мои заявления становятся более жесткими и оценки более категоричными. Я всегда говорю: я готов к конструктивному сотрудничеству с властями, если власти хотят слушать. А если нет v мы будем очень жесткими и, если хотите, сверхагрессивными.
v Удовлетворены ли вы тем законом, который сейчас действует?
v Конечно, нет. Мне этот закон не нравился, еще когда он принимался, и я тогда вносил в Госдуму свой собственный проект, где были прописаны властные рычаги. Но в то время уполномоченным был Сергей Адамович Ковалев, и я не хотел свой закон вносить как альтернативный. Я тогда предложил Ковалеву взять из моего проекта все, что ему помогло бы в работе. Но он мне ответил: у нас разные концепции v я считаю, что уполномоченный должен действовать, опираясь на свой высокий авторитет в обществе. Я ему сказал, что у нас с президентом никто не считается, не то что с уполномоченным и что в российских условиях обязательно нужны властные рычаги v он с этим не согласился. Но я же тогда и представить не мог, что буду уполномоченным v если бы я мог только об этом подумать, я бы, наверно, настаивал на принятии своего проекта. Но, знаете, я принципиально не люблю сетовать на закон: это распространенная у нас психология v вместо того, чтобы работать, можно ругать плохие законы. Я считаю, что нужно использовать все возможности существующего закона, а что касается усовершенствования v будем пытаться усовершенствовать.
А усовершенствовать есть что. Нужно, например, чтобы уполномоченный мог опротестовывать некоторые решения судов (как в Польше), уполномоченный должен иметь право законодательной инициативы v ведь сейчас, чтобы внести в Госдуму какой-либо законопроект, приходится просить депутатов или правительство.
Но кроме закона есть еще одна сторона дела. Я всегда говорю чиновникам, что кроме нормы права есть еще и этические нормы. Мы же не действуем в узко-правовых рамках, уполномоченный v он ближе к правозащитникам, чем к чиновникам. Мы, конечно, госслужащие, но действуем не только формальными методами, поэтому я порой взываю и к совести, и к порядочности, и к соблюдению этических норм. Я думаю, что это очень важно.
v Вы не раз говорили, что больше всего у вас претензий к работе МВД. Почему же, на ваш взгляд, в главном правоохранительном ведомстве сложилась такая ситуация?
v Когда я начинал работать следователем милиции в городе Пятигорске, нам начальник милиции говорил: «Не забывайте, где вы работаете. Вы работаете в курортном городе, сюда люди приезжают отдыхать, поэтому будьте деликатными, вежливыми». Нас не учили бить по физиономии. А сейчас меняется тактика, сейчас выбивают показания, вина судов в том, что они эти показания принимают за доказательства; если бы они по этим делам выносили оправдательные приговоры десятками v поскольку ничего нет, кроме выбитых показаний, v то и ситуация бы, может, изменилась.
v Но силовики постоянно говорят, что это связано с недостатком финансирования...
v Да бред самый настоящий! Когда я закончил институт, получил высшее юридическое образование, у меня зарплата следователя была 85 рублей v ну в голову мне не могло придти, что маленькую зарплату можно пополнять поборами. А теперь мне генералы милицейские говорят: «Да у него же маленькая зарплата. Что ж вы хотите?..» Ну, тогда пусть он не идет на маленькую зарплату! Причина же в другом v в падении нравственности, духовности, расслоении общества v когда есть сверхбогатые и нищие.
v Скажите, изменилось ли за последние пять лет ваше мировоззрение?
v Нет, никоим образом. Я как был юристом «демократической волны» v на волне ХХ съезда, так и остался. Кстати, мне во фракции в свое время часто говорили, что Миронов v диссидент, потому что у него на все свое мнение.
v Положа руку на сердце v как вы чувствуете: «светит» вам второй срок или нет?
v У меня немало шансов. Я думаю, больше половины. А если не изберут v у меня есть чем заниматься, я профессор, я директор Института прав человека московского государственного социального университета, я работаю в современной гуманитарной академии. Как занимался защитой прав человека, так и буду.
v А власть как-то обозначила в контактах с вами свои позиции? Кого они хотели бы видеть на этом посту?
v Ну они, конечно, не говорят, кого бы хотели видеть, но по крайней мере ко мне отношение нормальное. Хотя у меня и особых контактов-то нет: я один раз официально встречался с Ельциным, один раз v с Путиным, чаще бывают встречи с представителями администрации президента Вот, например, они беспокоились, когда проводился Всероссийский чрезвычайный съезд правозащитников, хотели узнать мою позицию. Сейчас они заинтересовались нашим молодежным движением. Поживем v увидим, антагонизма я не чувствую, особой любви тоже не вижу.
