За последние десять лет законодательная и управленческая структура советской эпохи подверглась серьезным изменениям, были приняты новые законодательные акты и учреждены новые правовые институты. Сегодня основное внимание экспертов уделено скорее анализу содержания этих реформ, нежели изучению их влияния на повседневную жизнь российских граждан. Подобные исследования "обеспеченности" общества законами, безусловно, имеют большое значение, однако их следует дополнить изучением проблемы спроса на закон, проблемы отношения населения к законодательству. Продолжая осуществлять препринты интеллектуальных периодических изданий, Полит.Ру предлагает читателям дискуссию о спросе на право в современной России из журнала "Конституционное право: Восточноевропейское обозрение" (2002. ¦ 1[38]).
Первая статья подготовлена стипендиатом исследовательской программы по вопросам политики Института "Открытое общество" в Центрально-европейском университете (Будапешт) Илианом Кашу и доцентом кафедры политологии Школы им. Максвелла Университета в Сиракузах, стипендиатом проекта "Укрепление демократических институтов" Гарвардского университета Митчеллом Оренстейном. В статье подвергается сомнению практически ставшее стереотипом представление о крайне низком спросе на право в современной России. Кашу и Оренстейн обращают внимание на массированную и весьма успешную судебную кампанию пенсионеров, которая развернулась в 1998-2001 годах и была посвящена борьбе с законом "О порядке исчисления и увеличения государственных пенсий" 1997 года. В ходе этой кампании, поддержанной, а отчасти даже организованной КПРФ, в суды было подано более 200 тысяч исков пенсионеров. По мнению Кашу и Оренстейна, эта кампания очень ясно указывает на рост спроса на закон в сегодняшней России и высокий уровень независимости российских судов, поддержавших эти иски.
Кашу и Оренстейну отвечает один из ведущих специалистов по современной российской правовой культуре, профессор права и политологии Университета Висконсин-Мэдисон Кэтрин Хендли. Хендли упрекает соавторов в плоском толковании понятия "спрос на право", которое, по ее мнению, измеряется не механическим учетом количества судебных исков, а более размытыми и даже импрессионистскими параметрами. "Скорее, это понятие, - пишет Хендли, - имеет более широкое значение, подразумевающее совокупность взглядов и поступков в отношении права под влиянием исторического опыта, как индивидуального, так и общественного. Смысл этого понятия выходит за рамки стремления выиграть отдельные категории судебных дел и охватывает признание закона, в широком смысле слова, как средства защиты и поддержки собственных интересов- И хотя отдельные показатели "спроса", такие, как количество поданных по конкретному делу ходатайств, и поддаются учету, представления о мыслях и чувствах российских граждан относительно права в более широком смысле эти сведения все же не дают". А потому пример, который разбирают Кашу и Оренстейн, и другие примеры, которые приводит сама Хендли, едва ли могут служить доказательством роста "спроса" на право в современной России - подобные обращения в суды определяются не представлением о повседневной эффективности нового российского законодательства, а отсутствием других средств воздействия на ситуацию или чисто политическими мотивами. Спрос на право в России остается предельно низким.
Теоретический итог дискуссии подводит доктор философских наук, профессор Высшей школы экономики, академик РАЕН Андрей Медушевский. По его словам, ключевыми параметрами анализа спроса на право должны быть признаны: соотношение правовых и внеправовых (экстраправовых, например, политических, экономических и т.п.) мотивов обращения в суд, причины, сделавшие судебное разрешение конфликта наиболее приемлемым в данных условиях и, наконец, рациональность мотива обращения в суд. Даже если принять тезис о доминирующей роли материальных интересов и, следовательно, о преобладании чисто экономического мотива, это еще не свидетельствует об уровне правосознания в широком смысле, но говорит, скорее, о рационализации разрешения экономических споров (могущей иметь место и вне изменения ценностного отношения к личным правам). Сходным образом должна решаться проблема рациональности и эффективности: если обращение в суд не связано с осознанным отношением к праву или эффективность этого обращения вызывает сомнение, то в других обстоятельствах для решения проблемы могут быть использованы уже иные (неправовые) инструменты".