Мы публикуем репортаж с очередного заседания российско-казахстанского дискуссионного клуба "Беседы об экономике и не только".
Яркое и интересное начинание - дискуссионный клуб "Беседы об экономике и не только" - уже почти год проводит свои встречи в Казахстане, в Алматы, при поддержке Национального банка республики Казахстан и Экономического факультета Московского государственного университета им. Ломоносова.
Качество дискуссии удивительно высокое - ведущие российские ученые делятся своими мыслями с коллегами из Казахстана, расшифровки этих встреч появляются в прессе России и Казахстана, и вполне понятны и полезны не только профессионалам, но и широкой думающей публике. Растет понимание того, что происходит в наших странах и в мире, чего ждать и к чему готовиться.
На очередном заседании клуба в конференц-зале отеля «Рахат Палас» выступил заведующий кафедрой макроэкономической политики и стратегического управления Экономического факультета МГУ Андрей Клепач, а модератором, по сложившейся традиции выступил Кайрат Келимбетов - глава Национального банка Казахстана.
Клепач интересен казахской стороне в частности и тем, что долго работал в Министерстве экономического развития РФ, курировал в том числе вопросы экономики ОПК, включая космос (Байконура), это ж родное, так что все это впечатляет.
Он выступил в жанре осмысления нашего времени и сегодняшних вызовов. Речь Андрея Клепача передана тут конспективно с включением цитат, незакавыченных. Разговор идет о самом важном в сегодняшней экономике, о том, что непонятно не только дилетантам – и профи тут задумываются. Всё очень и очень непросто. Привычные подходы уже не ведут к истине. Что происходит? Что будет дальше? Что делать? Вот об этом обо всём.
Итак, падает цена на нефть.
Что видно из динамики стран-нефтеэкспортеров? (А это Россия, Казахстан и Белоруссия, которая хорошо зарабатывала на нефтепереработке российского сырья и фактически была нефтеэкспортером.)
До кризиса 2009 гг., в 2000-ые, они развивались быстрее, чем мировая экономика (!). А теперь темпы упали, и такое развитие, которое было у нас в 2000-е годы, невозможно. Началась стагнация. Надолго.
Что дальше? Переходный период, а в нем – несколько развилок.
Вот два кризисных периода: 2008-2009 и 2014-2015. Россия каждый кризис переживает значительно тяжелее, чем любой из ее партнёров – сокращение ВВП на 8 %, а у соседей – всего лишь замедление роста. По динамике Россия была похожа на, как ни странно, Украину, которая попала в зависимость от металлов вместо нефти. Единственный, кто очень похож по динамике на Россию – это наша братская Украина. Потому что, если в России основная составляющая экономики – это главным образом нефть и газ, и именно они создают неопределенность с точки зрения экспорта и шоковых колебаний цен на нефть, то на Украине в этой же роли выступают металлы. В этом плане как был большой спад в 2009 году, так и теперь мы его наблюдаем.
В теперешний кризис на украинскую экономику повлияли военные действия, а на Россию – санкции, которые обрезали доступ к рынкам капитала. И там шок, и тут. Негативный эффект от российской экономики идет на Белоруссию и Казахстан, не столько через торговлю, сколько через – назовем падение рубля честным словом – девальвацию российской валюты. И в Белоруссии, и в Казахстане тоже была девальвация, но она в разы меньше российской.
И еще одна российская особенность. Положительное сальдо по текущим операциям колебалось в переделах 4-6%, а в 2013-м оно составило 1,7%, а тенденция – падение до 1 %. И это не результат снижения цен на нефть. Причина была другая – быстро рос импорт. Это начало давить на курс рубля, и он поехал вниз. Дальше шоковые факторы: падение цен на нефть и санкции, и начался обвал. Однако за счет резкого сжатия импорта, даже при сократившемся экспорте, мы на 2015 год ожидаем сальдо по текущим операциям около 5%, а то и выше, – оно росло и в 1999-м, и в 2009-м.
В Казахстане ситуация другая – периодически идет колебание, сальдо по текущим операциям: то плюс, то минус.
В Белоруссии сальдо устойчиво отрицательное, оно покрывается притоком капитала, а по сути дела, – кредитами, субсидиями или инвестициями со стороны России.
В Украине оно тоже устойчиво отрицательное. Частично коррекция происходит за счет девальвации валют. Идет приток капитала – это помощь международных организаций. Плюс переводы украинских гастарбайтеров из-за границы, которые, впрочем, резко сократились, на треть или больше.
А вот в Казахстане – "скачки сердцебиения". Это обычно приводит к девальвации валюты. Чтобы её избежать нужен устойчивый приток капитала, – этого Казахстану, в отличие от России, удается добиться.
Из России идет отток, по показателям 2014-15 годов – это 7-8% ВВП, огромнейшие средства. Поэтому, несмотря на положительное сальдо, мы теряем валютный резерв. За годы нового кризиса мы потеряли больше, чем в конце 2008 – начале 2009 года. До этого мы чуть-чуть недотягивали до 600 млрд., сейчас у нас 340, а дальше может быть около 300 млрд. То есть половину валютных резервов мы потеряли.
Проблемы и шоки у всех, приблизительно, общие, а реакция каждой экономики абсолютно разная. Потому что страны различаются и по экономической политике, и по институциональной политике. У нас Казахстаном экономические институты еще достаточно близки, а с Белоруссией они различаются лет на 20 или 30. Страна живет в другом времени, и иногда это позволяет амортизировать и смягчать шоки.
Многие думают, что экономики России и Казахстана жестко зависят от колебаний цен на нефть. Но эта связка – не такая уж и жесткая. Тут можно говорить об «эконометрической шизофрении», у эконометриков есть такое выражение. Это когда есть очень хорошие статистические показатели, но они лишены смысла. Например, все знают, что детей не аист приносит в клюве, а они все-таки рождаются в результате встреч людей. Но если наложить графики перелетов птиц на динамику рождаемости, а она во всех странах примерно одинаковая, один пик весной, другой осенью, – то получится, что рождаемость таки зависит от перелетов аистов. Правда, нормальные люди не усматривают тут причинно-следственных связей.
Влияние цен на нефть на экономику, само собой, огромно, но интереснее выяснить другое: насколько расходится динамика цены на нефть – с реальной динамикой ВВП.
Вот посмотрим на Россию 2000-ых.
Динамики различаются довольно сильно! Это несколько неожиданно, да? Есть куча изощрённых расчётов, они показывают: от нефти зависит от 40 до 50% прироста ВВП. Но тут – внимание – важна не только цена на нефть, но и объем экспорта! Шок от падения цены был и в кризис 2008-09 годов, и он, естественно, дал мощный удар по ВВП. И тут есть интересная вещь, многие ее не заметили: нефть подешевела везде, а в Казахстане никакого падения ВВП не было. Только резкое торможение!
Далее цена нефти зашкалила выше 100 долларов. Россия вышла из кризиса в 2011-м. Но все равно после началась стагнация! Как же так? Нефть дорогая, а ВВП это не спасает. Вот в чем дело?
Чем объяснить? К примеру, тем, что у нас плохой инвестиционный климат. Очень популярное объяснение. На мой взгляд, неправильное. При советской власти про плохой инвестиционный климат еще не говорили, но в теперешней экономике каждый год мы говорим о плохом инвестиционном климате. Падение ВВП, стагнация – климат плохой. Рост ВВП 7-8% – плохой климат. Падают инвестиции Газпрома на 30% или у Роснефти – тоже плохой инвестиционный климат. Бегство капитала – опять климат виноват.
Кстати, давайте посмотрим на это бегство. Через кого выводятся деньги, кто их выводит? Это очень узкий круг хорошо известных игроков, ключевых игроков российской экономики – с одной стороны. А с другой – население в прошлом году купило валюты, ни много ни мало, на 30 с лишним миллиардов. Это минимальная оценка и только официальная статистика.
Это деньги из зарплат, откуда же еще. Но все равно говорят, что они низкие. Где ж низкие! Наоборот, в распределении денег – перекос в пользу зарплат, а прибыль, стало быть, уменьшилась. Ну и откуда ж тогда ждать инвестиций? Эти «русские горки» очень парадоксальны. Вот и 2009 году, в большой кризис, доля фонда зарплаты в ВВП (это по системе нацсчетов, включая теневую и прочую) резко подскочила, а не упала, как это обычно происходит в такие периоды. Как это случилось в кризис 1998 года: было перераспределение, уменьшение зарплаты в пользу прибыли.
Сейчас перекос вот откуда: в 2013 году в стране запущен пакет социальных реформ, это указы Президента по модернизации здравоохранения, образования и науки. Повышение зарплаты учителям, врачам, а также денежного довольствия военнослужащих было очень мощное, и оно неизбежно привело вот к тому, что прибыль упала.
Во время этого кризиса, в конце 2015-го года, как мы ожидаем, будет существенная корректировка данного соотношения: зарплаты упадут в пользу прибыли. А дальше опять возникает развилка – нужно будет повышать либо зарплату, либо прибыль.
Алексей Кудрин и часть представителей Минфина считают: чтоб выйти на траекторию развития, надо существенно ограничить рост зарплат, отказаться от механизмов индексации в бюджетном секторе. (Сейчас в России реальная зарплата где-то 500 долларов с лишним. А до кризиса она была выше 1000$. Быстро она к прежнему уровню не вернется.) Такая позиция: зажать зарплаты, оставить бизнесу прибыль – и это вытянет экономику. Но здесь есть несколько рисков или развилок.
– Значительная часть прибыли в экономику, как известно, не инвестируется. А идет в отток капитала, который ускоряется. Несмотря на то, что инвестиционный климат по формальным показателям («doing business») улучшается. Видимо, на следующий год показатели нам из-за санкций ухудшат, но отток капитала, скорее всего, снизится. Поэтому здесь нет буквальной прямой связи.
– Если мы хотим, чтобы у нас было качественное образование и здравоохранение – людям надо платить более или менее достойную заработную плату. До вышеупомянутой реформы зарплата врача в России была где-то 65% от зарплаты в экономике. Зарплата учителя – 50 с лишним процента. Сейчас этот разрыв существенно сократился. В ряде регионов он вообще уже выравнен, но это создало кучу проблем: нагрузку на бюджеты, в первую очередь, региональные, дисбаланс ВВП... Но, если мы хотим устранить дисбаланс, то возникает вопрос: что делать с учителями и врачами? Их, по разным оценкам, от 150 до 200 тысяч. Уволить их? Или они сами куда-то уедут? Уехали же они из Молдовы и частично из Украины, и драят теперь окна, водят такси в Германии, Италии или Португалии. А кто будет у нас учить и лечить? Надо достойно платить, но как, если экономика стагнирует? Нереально. Значит нужно добиться роста и это не только экономический, но и социальный фактор.
– Следующая развилка. Девальвация дает хороший эффект – но за пару лет он проедается, при той денежной валютной политике, что проводит Центральный банк. А надо бы девальвационный запас сохранять. Почему? Потому что, опять же, соотношение заработной платы – это не только вопрос покупательской способности населения внутри страны (сколько хлеба, молока мы купим или как платить за те же медицинские услуги), но и в долларовом выражении, и это все равно вопрос валютного курса. Сейчас, после девальвации, мы опять стали конкурентоспособными по сравнению со странами Восточной Европы. До этого у нас зарплата была в долларовом выражении примерно такая же, как в Польше, Венгрии или чуть ниже, чем в Венгрии, хотя по паритету покупательской способности, потребительская корзина у нас здесь лучше. Более того, она сопоставима с тем, какая долларовая зарплата в Шанхае и Пекине, хотя у Китая в целом мы еще выигрываем. Тем не менее, это важный момент.
У нас опять появилось окно возможностей. Оно, естественно, обоюдоострое, потому что какие-то сектора выиграли, какие-то проиграли. В целом, наша промышленность на девальвацию реагирует положительно, поэтому если от ВВП мы ожидаем в этом году падение на 3,8-4 с лишним процента (по подсчетам правительства – меньше трех), промышленность у нас сохраняет общий спад чуть больше процента – 1,3%. Промышленность лучше переживает все это, чем экономика в целом.
Это уже конкретные развилки, но они ставят и более общие вопросы: насколько вообще адекватна политика таргетирования инфляции и плавающего курса. С 2015 года мы перешли к полному таргетированию инфляции. У нас рубль укрепился. Но тут есть два момента: это не только цена на нефть, которая сейчас подскочила, и все этому радуются. На самом деле, ЦБ потратил валютные резервы. Если бы он этого не делал, то никакого укрепления курса рубля, тем более в таких масштабах, не было бы.
Фактически сейчас, если не спорить о цифрах, это создает развилки: либо у нас принята официальная позиция таргетирования инфляции (курс может быть почти любым, в соответствии с динамикой экспортных доходов движения капитала, но ЦБ будет чуть-чуть сглаживать), либо можно выбирать другую модель денежно-валютной политики. У нас не может быть только один таргет в такой сложной и неуравновешенной экономике как российская. Это означает, что у нас должно быть несколько таргетов. И определенный таргет по валютному курсу, даже если мы его публично не заявляем, должен быть.
Где-то надо серьезно тратить резервы, а где-то наоборот лучше создавать девальвационные запасы, потому что все равно девальвация произойдет. Лучше к ней быть готовым и иметь запасы прочности, чем допускать резкие большие амплитуды колебаний по 20 с лишним процентов за один день.
Наши проблемы – они же и наши возможные будущие достоинства и выигрыши, поэтому я убежден, что у российской экономики есть как раз серьезный нереализованный потенциал, и поэтому есть окно возможностей для перенастройки, в том числе и бюджетной, и денежно-валютной политики. Но – в сочетании со структурными реформами. Надо значительно ускорить темпы и повысить качество экономического роста, тогда российская экономика опять станет не негативным фактором, а мотором роста, в том числе и для экономики стран Евразийского экономического союза.
