Интервью о книгах с Леоном Тахтаджяном, доктором физико-математических наук, профессором математического факультета университета Стони Брук штата Нью-Йорк, США, ведущим научным сотрудником Международного математического института им. Л. Эйлера в Санкт-Петербурге, председателем комитета Отделения математических наук РАН по реорганизации института им. Л. Эйлера. Беседовала Наталия Демина.
Леон, в каком возрасте вы научились читать, какой была ваша первая книга?
Если честно, то я не помню, когда я научился читать. Может быть в два года, может быть в три. И первую книгу я тоже не помню, видимо это была какая-нибудь сказка, что-то в таком роде. Может быть «Золотой ключик», может быть что-то еще. Но, на самом деле, я помню книгу, которая в детстве произвела на меня очень сильное впечатление – это были «Легенды и мифы Древней Греции» Н. Куна. Это первая серьезная книжка, которую я прочел взахлеб. Мне было где-то лет шесть или семь. И с тех пор я очень полюбил античность, стал читать всё, что было возможно на эту тему. Она надолго оставалась моей любимой книгой.
Были ли книги, которые, как вы сейчас понимаете, способствовали тому, что вы стали математиком?
Да нет, пожалуй. Я наоборот читал всё, что было тогда положено читать мальчикам: Фенимора Купера, Майн Рида, Жюля Верна – такую старинную приключенческую литературу. Сейчас, я думаю, если их открыть, то будет очень скучно и неинтересно, а может быть, и нет, может быть надо попробовать. Также прочитал всего Марк Твена, было очень увлекательно. В то время не было таких занимательных книг о науке, которые издаются в наше время. Конечно, был Яков Перельман и его «Занимательная физика» и «Занимательная математика». Но мне они казались реально скучными. Дома у нас было несколько старых (дореволюционных) книжек про дифференциальное и интегральное исчисление, мне они нравились, и я их читал. В старших классах (я учился в 239 физико-математической школе) я увлекался книгой «Вариационные принципы механики» К. Ланцоша.
Как книги попадали в ваш дом? Ваша семья покупала, брала в библиотеке?
В нашем доме всегда было много книг. Мои родители переехали в Ленинград из Еревана в начале 50-х, часть библиотеки осталась в Армении, и они активно покупали. У моего отца были очень широкие интересы, помимо коллекции книг по ботанике, у нас было много старых (конец ХIX – начало ХХ века) книги по психологии, философии (включая марксистскую), истории естествозания и искусств, и т.д. Была там и стенограмма XIV съезда ВКП(б), которую я читал будучи в 9-ом классе. Общественные библиотеки тогда в моей жизни не существовали, я брал у друзей, друзья брали у меня. И книги так и кочевали из дома в дом, часто меняя хозяев.
Были ли книги, которые произвели на вас наибольшее впечатление, на становление вас как человека?
Вот пара эпизодов. Я был в 7-ом классе (69-ой восьмилетней школы в Ленинграде, она располагалась в здании Александровского лицея). Только что скоропостижно скончался мой приятель и сосед по парте (у него был врождённый недуг) и весь класс был в шоке. Это была первая смерть ровестника, только вчера он был рядом с нами. И тут буквально через неделю мама взяла меня на «Короля Лир» Королевского шекспировского театра в постановке Питера Брука. У нас дома было собрание Шекспира по-английски, и я прочитал всю пьесу, поняв процентов десять, не более.
Вместе с постановкой это произвело на меня сильнейшее впечатление. Мы с мамой сидели в первых рядах партера, и соседка попросила меня отнести корзину цветов на сцену, которую я и вручил королю Лиру (его играл Пол Скофилд), его дочерям и всей труппе. Так состоялось мое первое знакомство с Шекспиром. После этого я полюбил английскую классическую литературу: Стерн, Диккенс, Теккерей (я его ставлю выше Диккенса), потом Оскар Уайлд и другие.
В девятом классе я уже был в 239 школе, которая тогда находилась на углу улицы Плеханова (теперь это Казанская улица) и Столярного переулка, через который проходил знаменитый маршрут Раскольникова. Поэтому неудивительно, что уже в школе мы очень увлекались книгами Достоевского. «Преступление и наказание» я перечитывал несколько раз, оно произвело на меня неизгладимое впечатление, как и все его творчество. Один раз я даже выступил на комсомольском собрании в этом стиле.
Не могли бы вы пояснить, как можно на комсомольских собраниях цитировать Достоевского?
Был случай один, то ли на первом курсе, то ли на втором, там обсуждалась одна девочка из общежития, которая якобы что-то у кого-то украла, или где-там что из комнаты пропало, и её подозревали, не помню. (Я её не знал, она, видимо, была на отделении механики, даже не знаю, закончила она потом университет или нет). И там был разговор о том, исключать ее из ВЛКСМ или нет. Ее прорабатывали довольно долго, минут 20-30.
Я сидел на одном из задних рядов, это была аудитория № 88 на мат-мехе, такой большой амфитеатр в старом здании мат-меха на 10-ой линии Васильевского острова. И потом я не выдержал, попросил слова и сказал простую вещь, типа «пусть тот, кто без греха, первым бросит камень» и «какое мы имеем право судить её, не судите и не судимы будете», в таком стиле. К моему изумлению, девочку оставили в покое и из комсомола исключать не стали, а мой приятель сказал, что его сосед даже заплакал. Это произвело на меня сильное впечатление, и я решил больше на комсомольских собраниях не выступать.
Большую ли роль играла в вашей жизни поэзия? Или вы все-таки предпочитаете прозу?
Раньше был период, я очень любил поэзию Серебряного века: Блок, Бальмонт, а до этого Лермонтова, а после Бодлера, Рэмбо, Цветаеву, Мандельштама и далее – в общем стандартный набор. А потом как-то охладел. Тем не менее, когда кто-то рядом замечательно читает, например как это делает Владимир Евгеньевич Захаров, то это великолепно.
При выборе «фикшн – нон-фикшн» что бы вы выбрали?
Скорее фикшн. Как говорится, «над вымыслом слезами обольюсь».
Успеваете ли вы сейчас читать книги? И что за последнее время произвело на вас наибольшее впечатление? Может быть, какие-то книги назовете?
На самом деле, сейчас все мы читаем очень мало, но иногда удается. Я, например, читаю Пелевина, считаю его великим писателем, а его роман «Чапаев и Пустота» – шедевром мировой литературы.
Вы предпочитаете электронные книги или бумажные?
Бумажные.
Что вы думаете о том, что будет с книгой лет через двадцать? Боитесь ли вы наступления электронных книг, того, что бумажная книга исчезнет?
Думаю, что не исчезнет. Скорее наоборот, может быть, электронная книга исчезнет. Но это лишь мое предположение.
Часть жизни вы проводите за границей. Есть ли какие-то научно-популярные форматы, которые стоит использовать в России для популяризации науки?
Есть популярные публичные лекции типа шоу в американском стиле. Например, недавно в Стони Брук приезжал небезызвестный Брайан Грин, профессор Колумбийского университета в Нью-Йорке, коллега одного моего очень хорошего друга. Он – замечательный шоумен. Его лекции – это даже уже не популяризация науки, а настоящее шоу. Брайан Грин и в Россию недавно с лекциями приезжал. Я думаю, что он имел большой успех. Профессионалы относятся к его популяризаторской деятельности очень скептически, а публика его выступления принимает на ура.
Ходите ли вы в Москве или в Санкт-Петербурге в театры, на концерты, что-то привлекает ваше внимание кроме книг?
Мне всё интересно. Но так как это – мой родной город, то в общем, даже я не могу выделить что-то одно. Последние два года были очень сумбурными, сложными и не могу выделить какие-то интересные мероприятия. А так я очень люблю живопись, поэтому, как только есть возможность, хожу на выставки в Дом Союза художников. Надо бы больше и в музеи тоже: Эрмитаж, Русский музей и т.д.
Как вы оцениваете уровень научной популяризации в России в науке и вообще уровень популяризации в мире. Насколько интерес людей к математике в России меньше, чем на Западе. Или такой же?
Мне кажется, что в России общественный интерес к математике больше, чем на Западе. На Западе его наоборот пытаются усиленно культивировать. Я думаю, что научно-популярные книги, изданные в России, гораздо лучше западных.
Можно ли как-то мотивировать ученых писать научно-популярные книги, научно-популярные статьи?
Это сложно, это огромное искусство. Я думаю, что если кто-то обладает этим даром, то он и пишет. Научная популяризация – замечательная вещь. На самом деле, большинство математиков, включая меня, разумеется, этого не умеют и не могут. Поэтому этого нельзя требовать от всех. Это – особый дар, нужен талант, чтобы уметь так писать.
Многие современные родители жалуются, что их дети не читают. У вас есть какой-то рецепт, как приучить ребенка к чтению?
Это сложно и должно идти с детства, с самых первых лет. Можно, конечно, отобрать у ребенка всякие электронные гаджеты, планшеты, но все равно не поможет. Родители сами должны читать книги.
Есть ли какой-то писатель, к которому вы возвращаетесь снова и снова на протяжении лет?
На самом деле, я очень люблю произведения Николая Гоголя. Я их перечитываю, но очень редко находится время. С одной стороны, вроде бы всё понятно и ясно, и любой школьник может его пересказать, в школе им все так четко объясняют. С другой стороны, создаваемый им мир настолько непохож на наше обычное восприятие окружающего мира, что каждый раз это захватывает воображение. Поэтому Гоголь для меня – непонятный писатель, загадочный; всякий раз я когда читаю его, я до конца не понимаю. Вдобавок это все написано прекрасным русским языком.
И последний вопрос. Владимир Игоревич Арнольд мне говорил, что некоторые стихи Пастернака ему кажутся как будто написанными о математике. На ваш взгляд, есть ли поэт или писатель, который пишет как будто о математике?
Да, пожалуй, нет. И мне кажется, что это и не нужно. На мой взгляд, поэзия и проза не должны дублировать науку, они её должны дополнять, это другое проявление человеческого духа, столь же важное, как и научный поиск. Мне не очень нравится, когда кто-то пишет книги или картины на геометрические или математические темы, хотя бывают и исключения (например, Эшер). На мой взгляд, искусство должно вносить что-то своё, новое, а не повторять научные истины, как в школьных научно-популярных фильмах. Иначе, это становится просто скучным, этаким резонёрством.
