1. Как бы вы охарактеризовали уровень образования на социологическом факультете МГУ? Насколько, на ваш взгляд, он соответствует современным научным требованиям? Какие конкурентные преимущества имеет социологический факультет МГУ на рынке социологического образования?
Мне несколько сложно отвечать на этот вопрос отсюда, из Принстона. Уровень соцфака МГУ оценить практически невозможно. Точнее - можно сказать, что факультета этого, строго говоря, не видно, если судить по тем публикациям, которые здесь доступны. Видны работы социологов из университетов Питера, Саратова, Ульяновска. Московские социологии тоже видны, но не из МГУ. О социологах МГУ я практически ничего не знаю. Редко вижу их и на международных конференциях, что, наверное, и есть определенный показатель их конкурентоспособности и заинтересованности в обмене идеями. Но у меня такое ощущение, что дело ещё и в том, что такой заинтересованности у них самих нет. Соцфак, судя по всему, самодостаточен; такая вот академическая версия опоры на собственные силы, чучхе по-социологически.
2. Были ли сформулированы в ходе конфликта и его обсуждения какие-то проблемы, значимые с точки зрения социологии и преподавания социальных наук? Какие? Если ничего нового сказано не было, какие из обсуждавшихся проблем современной российской социологии, на ваш взгляд, являются наиболее серьезными?
Были. Мне показалась интересной идея А.Ф. Филиппова о том, что есть необходимость обсудить тему ответственности старшего поколения социологов за то, что, собственно, ими было сделано для дисциплины. Все эти процедурные академические проблемы, которые были озвучены в ходе дискуссий - плагиат, отсутствие элементарной внутридисциплинарной критики и стандартов и т.п. - это ведь во многом плоды той академической среды, которая создавалась поколением, условно говоря, Добренькова и Ядова. Социологи этого поколения могут проповедовать взгляды разных идеологических ориентаций, но в своей методике они, в общем-то, сходны – кодекса профессионального поведения, который можно было бы унаследовать, это поколение не оставило. Их социология, на мой взгляд, так и осталась "частным предпринимательством" интеллигенции, обученной и нанятой государством - без ощущения корпоративной этики, принципов и т.п. Речь, понятно, не об охоте на ведьм, а о попытке сказать - от какого именно наследства мы бы хотели отказаться. Сказать четко и недвусмысленно.
Для меня ярким показателем неприемлемости этих социологических нравов является фактическое отсутствие института академических рецензий в социологических (да и шире – обществоведческих) журналах. Рецензий, которые бы являлись не просто дайджестом книги, а её критическим разбором. Нет разборов, потому что нет осознания позиций, с которых эти разборы можно было бы вести, не превращая их в "разборки". Нет и интереса к тому, что пишется другими. Недавно на конференции в Нью-Йорке высокопоставленная российская социолог мне объяснила, что рецензий нет потому, что мы всё друг другу говорим "на конференциях", в своем кругу. Вот от этой идеологии и практики "своего круга", как мне кажется, и стоит избавляться. Филиппов лишь подчеркнул - что такой круг есть, и граница его проходит не совсем там, как это представляется, опять-таки условно говоря, сторонникам Добренькова или Ядова.
3. На ваш взгляд, почему проблема плагиата, затронутая студентами, не стала предметом профессиональных дискуссий последних лет? По вашим сведениям, насколько и в каких формах распространена практика плагиата в российских социальных науках? Какими способами эту проблему можно решать?
Несколько лет назад журнал "Общественные науки и современность" опубликовал статью тамбовского психолога И. Грошева, который выдал целый ряд абзацев из моей статьи за своё собственное творчество. Я написал письмо в журнал. Журнал его опубликовал, но когда я попытался выяснить позицию редакции, мне ответили - что нету никакой позиции, и что журнал разбираться в "этом деле" не хочет и не будет. Мало ли кто чего у кого своровал. За всеми, мол, не уследишь, не обязаны мы, и т.п., и т.д. И тогда, и сейчас такое отношение мне казалось диким, хотя, в общем понятным. Речь все о том же - об отсутствии каких бы то ни было внятных этических норм, на основании которых ведется научная деятельность.
Социологически я понимаю, откуда это отсутствие возникает - журналы не имеют ни возможности, ни желания, ни средств для того, чтобы отдавать статьи на внешнее рецензирование специалистам. Строго говоря, наши соц. журналы - это не академические журналы, т.е. журналы, в которых решение о публикации принимается на основе отзывов коллег по цеху. Тут действует все та же модель "частной предпринимательской деятельности" (точнее - "общества с ограниченной ответственностью"), решения постоянно принимаются узким кругом внутренних редакторов, которые - в силу образования и интересов - не в состоянии отслеживать то, что происходит в дисциплине. Кроме того, раз уж речь зашла о журналах - я все жду, когда в российской социологии начнется дискуссия о том, что, может быть, заведование редакцией журнала – это все-таки не пожизненная должность, и не приз за прошлые заслуги, а возможность повлиять на состояние дисциплины, ограниченная временем. В известных мне американских изданиях выборы главного редактора осуществляются профессиональным сообществом, на конкурсной основе (на два срока, как правило). В итоге - каждые 3-6 лет меняются интеллектуальные модели журналов, появляются новые авторы, форматы и т.п. Привлечение новых людей позволяет, в конечном итоге, добиться той же самой цели - расширить круг экспертов и форм профессиональной экспертизы. В отличие от такой практики, редакции некоторых обществоведческих журналов России, по-моему, восприняли брежневскую модель управления как норму - смена происходит исключительно естественным путем.
Возвращаясь к плагиату. Он останется, пока не будет санкций - прежде всего в виде профессионального и издательского остракизма. Санкций этих пока я не вижу. Приведу пример из собственной практики - в университете, где я работаю, пару лет назад обнаружили плагиат в диссертации аспиранта. Аспиранту предложили покинуть университет без защиты - несмотря на 6 лет учебы и т.п. Это в итоге и произошло. Сходным правилам учат и обычных студентов. Каждая курсовая содержит обязательную фразу-подпись - "работа отвечает требованиям кода академического поведения, принятом в данном университете". Понятно, что полностью это от плагиата не избавляет, но, по крайней мере, делает проблему явной.
В случае с публикацией в ОНС ситуация развивалась противоположным образом – проблему похоронили. Тамбовский психолог стал со временем доктором наук, заведующим кафедрой (а, может, уже и деканом), и, как я понимаю, прививает навыки честной работы молодому поколению исследователей. За что мы должны выразить глубокую благодарность редакции журнала "Общественные науки и современность", решившему не вмешиваться в "это дело."
В ситуации с МГУ меня, однако, обеспокоило вот что. Понятно, что плагиат, обнаруженный в текстах, изданных соцфаком - это не первый (и не последний) случай подобного производства текстов. Я уверен, что эксперты, плагиат обнаружившие, встречались с этим явлением и раньше. Почему молчали-то? Все ли одобренные ими диссертации соответствуют тем строгим требованиям, что они предъявили Добренькову и Ко? Все ли диссертации, защищенные в их советах, были написаны соискателями? Подобных вопросов можно задавать много, но вот такое тактическое использование обвинений в плагиате мне показалось лицемерным. Как кажется лицемерным и упорное молчание этих же авторитетов по поводу качества "защит" и подлинности диссертаций, представляемых на соискание степеней многочисленными политиками и чиновниками.
4. Как вы оцениваете действия студентов и коллег-социологов в ситуации конфликта? Повлияло ли развитие конфликта на ваше представление о российской социологии, о коллегах? Могли бы вы кратко сформулировать свои впечатления?
Наблюдая со стороны, я поражен той легкостью, с которой многие коллеги впали в жанр теории заговоров и стали искать во всем происшедшем "невидимую руку" (уж не знаю чего), "рейдерство" и т.п. Целенаправленную стратегию, требующую степени социальной организации, крайне нехарактерной для российских социологов. Четко проявилось и другое: как всегда, не любят успешных, тех, кто попытался противопоставить системе образования в МГУ другие (работающие) модели. В общем, ничего нового, конечно, в этом нет. Но живучесть подобных форм академического существования поражает.
5. Как, на ваш взгляд, конфликт на социологическом факультете МГУ повлиял на ситуацию в социологии в целом, на состояние социальных наук? Как, на ваш взгляд, он отразился на преподавании социологии? На отношениях между преподавателями и студентами? На отношениях между коллегами?
По-моему он никак не повлиял. За исключением, может быть, осознания того, что внутренние академические дела, оказывается, могут привлечь внимание публики, далекой от университетских аудиторий. Такого давно уже не было. А в остальном, по-моему, мало что изменилось. "Организационных выводов" не последовало. Какой-то связной сети единомышленников не сложилось. Скорее всего, она и не сложится. Мне кажется, мы наблюдаем определенный конфликт, точнее поляризацию, поколений - "старшие товарищи" со своими институтами и навыками все меньше пересекаются - и интеллектуально, и социально - с молодыми обществоведами, для которых целесообразность устоявшихся методов позднесоветской социологии, в общем, малоочевидна и труднодоказуема. Авторитет "стариков", как правило, не столько интеллектуальный, сколько административный. В свою очередь у "молодежи" обратная ситуация: есть идеи, амбиции и желание внести что-то новое, но нет (или очень мало) "площадок", на которых можно было бы эти желания и идеи реализовать. Ситуация, в какой-то степени, сходным образом развивается в литературоведении - все сколько-нибудь стоящие издания сложились и развивались не на основе бывших советских институтов и журналов - а вне их - достаточно назвать «НЛО», «Критическую массу» или - в другой дисциплине – «Аb Imperio». В итоге сформировался (и продолжает развиваться) параллельный интеллектуальный мир. Свой круг, но другого рода. В социологии рано или поздно произойдет то же самое. Хотелось бы пораньше, конечно.
