110 лет назад, 7 октября 1896 года, в Бомбей из "столичной" Калькутты прибыл рослый европейский еврей средних лет с нечастым для Индии именем Vladimir. Едва ли в его облике имелось тогда что-либо непривычное для местного глаза – европеец как европеец, из тех, что прожили в Индии годы или даже, быть может, родились здесь.
И все-таки прибытие Владимира в Бомбей не могло не обратить на себя внимания. Потому хотя бы, что едва ли в тот день прибывших в город было много. Напротив, из Бомбея тогда уезжали. Более того – уезжали стремительно, бросая имущество, рабочие места, друзей и родственников. И на то была причина более чем веская – в Бомбее свирепствовала бубонная чума.
XIX век был, как известно, "веком холеры" – пандемия этой болезни охватывала человечество пять или шесть раз за столетие, унося миллионы жизней. А вот чума, "черная смерть", "моровое поветрие", большую часть того столетия людей как будто бы не беспокоила – и у многих возникало даже ощущение, что в эпоху железных дорог и парового флота эта средневековая напасть почему-то исчезла сама собой. Из одного только страха перед научно-техническим прогрессом.
Однако не тут-то было. Осенью 1878 года в поволжском селении Ветлянке локальная вспышка болезни унесла примерно пятьсот жизней. А в 1884 году масштабная эпидемия чумы поразила Южный Китай. Здесь счет жертвам пошел на десятки и сотни тысяч. Здесь же, а конкретно – в британском Гонконге, зловещая гостья наконец столкнулась лицом к лицу с передовым краем тогдашней науки. Сотруднику Пастеровского института, выдающемуся французскому бактериологу А. Йерсену и, независимо от него, японскому ученому С. Китазото удалось открыть микроскопического возбудителя болезни – чумную палочку. Тогда же была установлена связь между вспышкой чумы и обычно предваряющим ее на 2-3 недели массовым мором крыс. Йерсен начал работы по созданию противочумной сыворотки, однако заметного успеха в этом не достиг.
И вот, двенадцать лет спустя, чума обрушилась на второй по величине и значению город британской Индии, не знавший этой напасти с 1690 года. Власти, в течение какого-то времени пытавшиеся скрыть от мировой общественности этот биочернобыль XIX века, наконец решились на активные действия – и среди принятых ими мер едва ли не самой главной было приглашение того самого человека со странным именем Vladimir, в иных документах, впрочем, именуемого привычнее – Вольф Маркус. Именно с ним образованные бомбейцы связывали надежду на спасение своего города.
Это был Владимир Аронович Хавкин. Сын бердянского школьного учителя, выпускник естественного отделения физико-математического факультета Новороссийского (Одесского) университета, ученик И. Мечникова и Л. Пастера. В молодости – участник революционного движения, сотрудничал с "Народной волей", но, по счастью, переболел этим мороком без больших потерь. Впрочем, "заработал" тайный надзор полиции, отравлявший затем все его годы жизни на родине. Общественную активность, однако, не прекратил: участвовал в студенческих акциях протеста, в студенческих же "отрядах самообороны" – вставших в 1881 году на пути разнузданной толпы подонков, громивших еврейские дома и лавки. Дважды исключался из родной alma mater – в первый раз был восстановлен благодаря ходатайству Мечникова, во второй раз (уже после ухода будущего нобелевского лауреата из университета) – окончательно. Тем не менее образование завершил – в марте 1884 года защитил магистрскую диссертацию по биологии простейших беспозвоночных.
Несмотря на незначительную, техническую должность в университетском музее – интенсивные занятия наукой, публикации в русских и иностранных журналах. Первые шаги в новой тогда биологической дисциплине – бактериологии. Затем, в 1889 году, – после безуспешной попытки поступить на работу в Петербургский университет – отъезд за границу вслед за учителем: уставший бороться с тупыми русскими чиновниками Мечников перебрался в Париж, к Пастеру, годом ранее.
И вот с 1890 года Хавкин – сотрудник Пастеровского института, сперва – младший библиотекарь, затем, после открытой уехавшем в очередную индокитайскую экспедицию Йерсеном вакансии, – полноценный исследователь, ассистент великого Э. Ру, победителя дифтерии.
Весной 1892 года, одновременно с началом пятой в XIX веке холерной пандемии, Хавкин принимается за поиск решения амбициознейшей задачи – создания живой холерной вакцины. Нет никакого сомнения, что среди прочих мотиваций молодого ученого присутствовала и весомая патриотическая составляющая – из всех европейских стран Россия отдавала холере самую весомую дань, сотни тысяч человеческих жизней всякий раз.
Уже первые, парижские, шаги на пути к победе над холерой продемонстрировали особенности стиля Хавкина-ученого. В первую очередь это – дикая работоспособность и, как следствие, необычайный темп работ. Так, своего первого кролика бактериолог заразил в мае 1892 года, а 9 июля члены Парижского биологического общества впервые услышали о его первых результатах в сообщении "Азиатская холера у морских свинок". 23 июля заметка о работах Хавкина была опубликована в "Иллюстрасьон", а за три дня до этого Владимир втайне от коллег ввел себе под кожу дозу вакцины. А шесть дней спустя Хавкин уже ввел себе усиленную дозу холерного яда – колонию живых холерных бактерий. Сутки он чувствовал себя весьма скверно, затем недомогание прошло, и уже 25 июля 1892 года он знал, что отныне человечество обладает мощным универсальным противохолерным оружием.
А вслед за Хавкиным от холеры привились три русских добровольца – политэмигранты-народники. Официальное сообщение о победе над страшной болезнью Хавкин сделал 30 июля.
На предложение Хавкина и Пастера безвозмездно передать России метод изготовления противохолерной сыворотки русские медицинские власти ответили отказом – как бы чего не вышло, учитывая еврейское происхождение и народовольческое прошлое Хавкина. При том, что за XIX век холера унесла в России более двух миллионов человек.
Осенью того же года Хавкин получил приглашение с "родины" побежденной им холеры. Главный санитарный врач индийской Калькутты, суля всяческое содействие, предложил ему поработать в Индии. Хавкин принял предложение и в 1893 году получил разрешение Британских властей на поездку в Индию.
То, что Хавкин сделал тогда в Индии, типологически напоминает деяния какого-то святого. Надо было совершить чудо – в стране, не знающей, что такое санитария, где большая часть населения не имела доступа к чистой питьевой воде, запустить механизм массовых профилактических прививок. Холера уносила здесь миллионы и десятки миллионов, но население и слышать не желало ни про какие прививки. Экспедиции доктора Хавкина случалось быть побиваемой камнями в прямом смысле этого слова.
Что удавалось противопоставить этому? Упорство и личный пример: на глазах у жителей каких-нибудь отдаленных сел Хавкин и его сотрудники многократно прививали себя от холеры.
Это действовало. Люди видели результат, поскольку холера была тут же – она, бывало, приходила в селение буквально по следам калькуттских докторов, расставляя все точки над i. Постепенно слух о чудесном докторе и его команде распространился по всей стране. Отовсюду стали приходить заявки на вакцинацию. Жители городов теперь встречали группу Хавкина как дорогих гостей – дарили серебряные кубки и денежные суммы. До лета 1895 года, когда Хавкин выпустил в Калькутте отчет о своей деятельности, им были привиты 42 тысячи человек, причем две трети из них – дважды. И, что еще важнее, был подготовлен целый штат местных специалистов, способных продолжить это благородное дело уже без смертельно уставшего и страдающего от приступов малярии Владимира Хавкина. Фактически, тогда было заложено ядро национальной бактериологической службы Индии – тех учреждений, которые выполняют эту функцию до сих пор.
Так Хавкин спас Индию в первый раз. А полтора года спустя он принимает второй аналогичный вызов, и имя тому вызову – бомбейская чума.
В Бомбее Хавкину отвели лабораторию при местном медицинском колледже – две комнаты и четырех ассистентов. На третьи сутки ученый начал в ней опыты. В этих комнатах Хавкин работал по 14 часов в сутки, здесь же он и жил. Смерть ходила под окнами – эпидемия в городе разрасталась с каждым часом – но смерть была и ближе, совсем рядом: одно неверное движение усталой руки, разбитый стеклянный сосуд с культурой чумной бактерии, случайный порез, укус зараженного животного... Ассистенты не выдерживали и увольнялись – один из них получил сильнейшее нервное расстройство.
Тем не менее работа продвигалась вперед – в итоге первая в мире противочумная вакцина была создана всего за три месяца. Верный своим этическим принципам, Хавкин опять испытал ее на себе в тайне от окружающих – лишь два врача знали о том, что Владимир ввел себе дозу вакцины, в несколько раз превышающую расчетную. Дневник самонаблюдений ученого был зачитан потом студентам и преподавателям медицинского колледжа – которые, в ответ на это, добровольно и единодушно вакцинировались. Поворотным моментом стало затем вакцинирование на пике эпидемии добровольцев из числа заключенных местной тюрьмы. Разница в заболеваемости и смертности привитых и непривитых была столь разительно очевидна, что никаких дополнительных объяснений и доводов не потребовалось.
А после этого было фактическое повторение 93 года – бесконечные "гастроли", сотни лекций, десятки тысяч привитых людей. Спасенные жизни. Правительственные награды Британской Империи. Превращение маленькой бомбейской лаборатории в Haffkine Institute, экспортирующий миллионы доз противочумной вакцины во все страны мира.
И так же, как во времена холерной эпопеи, – нелепые конфликты с косными колониальными властями, вплоть до обвинений в шпионаже в пользу России. В 1904 году Хавкина фактически изгнали из Индии, в 1911 – с извинениями позвали назад. В 1915 Владимир вернулся в Европу, активно консультировал медицинскую службу британской армии, затем оставил науку и вплоть до своей смерти в 1930 году жил незаметной жизнью одинокого пенсионера, тщательно соблюдающего обряды иудаизма. Скончался в Швейцарии.
