10 марта 2016 года (четверг) в Библиотеке-читальне им. И.С. Тургенева лекцией на тему « Диагноз: страшное чудо распознавания» доктор медицинских наук, президент Общества специалистов доказательной медицины, профессор НИУ Высшей школы экономики Василий Викторович Власов откроет цикл своих лекций о медицине.
Перед выступлением в рамках проекта «Публичные лекции "Полит.ру"» мы поговорили с Василием Викторовичем о диагнозах. Беседовали Наталья Харламова и Наталия Демина.
Скажите, как избежать неправильного диагноза и, как следствия, употребления ненужных, а иногда и вредных лекарств?
Избежать неправильного диагноза нельзя. К абсолютно правильному диагнозу не надо и стремиться. Надо стремиться к такому диагнозу, который максимизирует пользу для человека.
Как понять, когда диагноз – приговор, а когда – вариант нормы?
Слово «приговор» в контексте установления диагноза до середины XX века выглядело как «ах, какое несчастье, болезнь не лечится». Большая часть хронических заболеваний: и псориаз, и себорея, и атеросклероз – это всё болезни неизлечимые. При псориазе помочь человеку можно, но об излечении речь не идет. Конечно, очень редко бывают огромные прорывы, как, например, появившееся год назад лекарство для эффективного лечения гепатита С, по эффективности сравнимое с вакцинацией против оспы.
О «приговоре» же можно говорить лишь в том случае, когда заболевание развивается относительно быстро, когда человек угасает в течение нескольких лет, а то и в течение года.
Как правило, глупо интересоваться грипп или не грипп, ведь активного лекарства от гриппа нет, нечего и уточнять. Врач принимает решение, согласуя с больным, «будем ли мы тратить время на уточнение диагноза или назначим типовое лечение, как при всякой простуде». Медицина – это не про то, что была болезнь, и потом её не стало, медицина – это про то, чтобы помогать людям в их страданиях, связанных с болезнями. Помочь – это и есть медицинская задача.
Не обязательно устанавливать точный диагноз и применять лекарство, которое всё равно неэффективно, как в случае гриппа. Грубо говоря, человек фактически приговорен к тому, чтобы быть пожизненно близоруким, но существует протезирование, например, при помощи очков или контактных линз. Мы близорукость не вылечиваем, но мы научились помогать человеку видеть хорошо.
Не так редко мы слышим страшные истории о том, как человек начал испытывать некую боль, ходил то к одному врачу, то к другому, ему прописывали мази, витамины, боль не уходила, через какое-то время, иногда длительное, человек, наконец, узнавал, что это – рак и что время, увы, упущено. Кто виноват и что делать? Другими словами, как отличить реальную проблему от несерьезной и где найти нормального врача, когда и в коммерческой и бесплатной медицине можно встретить и профессионала, и незнайку.
Врачи часто сталкиваются со странным представлением о том, что человеческий организм – это относительно простая машина. Декарту при обсуждении его принципов это было полезно. Но человеческий организм – это совершенно уникальная машина, по сложности в том числе, и глупо предполагать, что мы хоть сколько-то эффективно можем этой системой управлять и как-то распознавать процессы в ней, эффективно действовать: знать, какую гайку надо подкрутить для того, чтобы такие-то проявления пропали. Ведь диагнозы неточные, и методы лечения обычно соответствуют гипотезе врача и т.д.
Статистика говорит, что 2-3 из 10 больных лечатся не от той болезни, которая у них в действительности есть. Цифры, конечно, меняются, допустим, в точности диагностики инфекционных болезней в конце XX века наступил большой прогресс. Почему? Потому что появился метод ПЦР (Ред. – метод полимеразной цепной реакции – лабораторной диагностики, направленной на выявление возбудителей инфекционных заболеваний).
Основное внимание медиков и публики привлекают такие случаи, когда за долгие годы больному не ставится правильный диагноз. Подчеркнем, что то, что кажется правильным диагнозом, не обязательно является правильным диагнозом. Если у человека есть серьезная болезнь и только после похода к шестому врачу он выздоровел, это может означать, что его болезнь прошла, а совсем не то, что шестой врач поставил правильный диагноз.
Такие истории представляют для медиков и для общества большие проблемы. После того, как в Красноярске участкового терапевта осудили по уголовным статьям за выписку обезболивающего Трамадолола онкологическому больному (Ред. – приговор суда был обжалован, пересмотрен и врач оправдан), это вызвало общественное возмущение, и назначение врачом наркотических анальгетиков несколько упростили. Это хотя бы дало частичное решение проблемы обезболивания.
Другой случай – когда социальная проблема до сих пор не решена. В мае 2012 года в Хабаровском крае от туберкулеза умерла 15-летняя девочка. Сообщалось, что диагноз ей поставили, кажется, за две недели до смерти, до этого говорили, что ОРВИ, а потом пневмония. Но то, что ей во время не могли поставить диагноз, неправда. В действительности, участковый терапевт не ставила ей диагноз туберкулеза и не лечила ее от туберкулеза потому, что участковым терапевтам запрещают ставить диагноз туберкулеза, его поставить может только фтизиатр. Фтизиатра в селе не было, не к кому было адресовать эту пациентку и в ближайших районах, не работали рентген, флюорография, главврач работала и за педиатра, и за терапевта, была перегружена.
В этом смысле, не нужно рассматривать такие истории, как истории плохих врачей, которые не распознали болезнь. Врачи находятся в рамках такого же сложного и, может быть, несправедливого функционирования, как и сами больные.
Разве качество врачей не падает?
Нет. В нашей стране, благодаря ценам на нефть в последние 10-15 лет, медицина безусловно улучшились, увеличились её возможности.
Вы не сказали про рак. Участковым врачам же не запрещают ставить диагноз «рак»?
Сама гипотеза, что нужно как можно раньше выявлять рак, справедлива только применительно к некоторым опухолям. Вообще-то, для большинства солидных (не распространенных) опухолей показано, что размер имеет малое значения для метестазирования: маленькая опухоль может метастазировать в момент обнаружения так же, как и большая. Даже срок жизни человека для большинства опухолей сопоставим для маленькой и большой опухолей.
Ярким примером неудачной профилактики рака является маммография. Это – абсолютно неэффективная вещь и, судя по всему, даже приносящая вред: огромное количество людей дополнительно получают этот диагноз, лечатся и получают серьезные осложнения. А польза – небольшое количество женщин умирают от другой болезни. Подчеркну, продолжительность жизни точно не меняется. Женщины, регулярно проходящие маммографию, не живут дольше.
В заключение нашего разговора я бы отметил, что нормальные отношения между людьми, поведение людей в обществе может быть нормальным, только если они будут помнить о memento mori («помни, что смертен»). Если помнить об этом, то тогда не надо будет драться за лишнюю копейку, беречь друг друга. Хорошая система здравоохранения, медицинской помощи должна быть нацелена главным образом не на устранение болезни, не на то, чтобы человек стал здоровым, а чтобы в реальных условиях помочь его самореализации – реализации жизненных, семейных планов.
