Мы публикуем текст выступленияЕвгения Адамова намеждународной конференции "Уроки Чернобыля: аспекты безопасности иэкологии" в Киеве, 18 апреля 2011 г. Евгений Олегович Адамов - активный участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, экс-министр атомной энергетики Российской Федерации. См. также выступление Сергея Кириенко.
Среди реликвий моей жизни не так многотех, которые я храню. И вот к этим реликвиям относиться этот пропуск,который всем, кто жил в Иванково в то время и работал в 1986-м году наЧАЭС, давал проход, как здесь написано, в ссуду. Я поэтому судовольствием приветствую своих коллег по устранению Чернобыльскойаварии, отдаю дань уважения всем, кто внес в ту героическую ипатриотическую работу. Патриотическую - потому что в те годы мы ставилиинтересы страны выше личных. И вот за 25 лет мы прошли достаточнобольшой путь, когда и здесь начало многое меняться.
Как человек, который возглавил послеЧернобыльской аварии институт, который разрабатывал эти реакторы (Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники им. Н.А. Доллежаля - "Полит.ру"), я немогу не отметить, что наряду со словами, которые до сих пор звучат, чтовина за Чернобыльскую аварию, в основном, на персонале, я вовсе не хочуопровергать ту бесспорную версию, что не нарушай персонал те регламентыэксплуатации, аварии бы не произошло. Я хочу напомнить, что эта авариявыявила и недостатки физические, физического расчета, которые относятсяи к работам моих коллег института, где я начинал, и Курчатовскогоинститута, и недостатки систем управления, которые, естественно,устранены за последующие годы на всех реакторах, которые необоснованно,с моей точки зрения, закрыты. Я, прежде всего, имею в виду ситуацию,которая произошла в Литве: страна, которая настолько стремилась вЕвропу, что пожертвовала своими достаточно надежными блоками для того,чтобы перейти из экспортера электроэнергии в доноры, требующиеэнергоснабжения. Вы помните, что не в советское время, когда странабыла сильна, а в 91-м году раздались требования закрыть все блокипостройки по советским проектам, мне тогда с коллегами из Украины,Белоруссии и Казахстана пришлось противостоять профессиональной командезападных экспертов. Но выводы, которые сделала это команда подруководством выдающегося английского специалиста в атомной энергетикеДжорджа Тайрора, который свою профессиональную деятельность начал санализа причин и последствий первой крупной аварии в атомной энергетикев Уиндскейле, кстати, засекреченной. Нам говорят, что у нас много былозасекреченного на Маяке - об аварии в Уиндскейле мы узнали через 15-20лет. И вот вывод этого международного проекта был такой – безопасностьстанции, построенной по советским проектам, равна безопасности западныхАЭС тех же годов постройки. Вот эти иллюзии, с которыми до сих порсегодня носятся, с ними пора расставаться.
Я думаю, что многие помнят фамилиюпрофессора Расмуссена, который был энтузиастом внедрения так широкоприменяющихся сегодня методов вероятностного анализа безопасности.После Три-Майл-Айлендской аварии 1979 года, в 1982-м году, Расмуссен былв Курчатовском институте и делал достаточно большой доклад. Я емузадавал один вопрос: «Когда следующая?» Он всячески уклонялся от этогоответа, но потом все же сказал: «Не в ближайшую тысячу лет». Аварияпроизошла в 1986-м году, через 4 года после его доклада.
Вот сегодня здесь звучали слова, что мыобеспечим такую безопасность, что после Чернобыля сделали все, чтобытакие аварии не повторялись. Но как-то это все действительно несовпадает. Произошла авария,отнесенная сегодня, наверное, неправомерно, к тому самому седьмомууровню, и с точки зрения технических последствий такая же, какУиндскейл, такая же, как Три-Майл, такая же, как Чернобыль. То есть -полное типическое разрушение объекта, на котором она произошла, и онине удосужились три, может быть четыре реактора полностью вывести изстроя.
Вот спрашивается, насколько же мы можемдальше покоиться на этих подходах. На подходах вероятностного анализадля того, чтобы отвечать на вопрос «Когда?», на подходах защиты вглубину и бесконечно увеличивать стоимость мер и стоимость объектов, накоторых эти меры применяются.
Я думаю, что для того, чтобыобосновывать существование действующей атомной энергетики, достаточнотого простого факта, который вытекает из первого доклада, который здесьсделал академик Большов. Материалы компетентных специалистовубедительно показывают, что на ядерных объектах, даже при самых тяжелыхавариях, к которым относятся перечисленные, не происходит такогоколичества смертей и такого количества заболеваний от радиационноговоздействия, которые происходят ежедневно в мире от других техногенныхсобытий. Не происходит то, что тоже приводит к заболеваниям. И это естьнеразрывно связанные с атомной энергетикой события, и мы, люди,работающие в этой сфере, не можем относиться к этому так, что это деловрачей, это дело психологов, это дело образования, о котором совершенноверно говорил Сергей Владиленович.
В Японии, где генетическая памятьповреждена, начиная с Хиросимы и Нагасаки, как вы понимаете, те идеисоизмерения, которые у нас многие знают понаслышке, и бэр, рентген игрей, знают со школьных времен. И, тем не менее, мы с вами с удивлениемкто-то, кто-то с состраданием, а кто-то с неприкрытым злорадством,смотрел на то, как пожарники, которые должны были идти на Фукусиму,выглядели практически как камикадзе. Некоторые из них прощались ссемьями, писали завещания. Значит, образования недостаточно, значит,после таких случаев, которые могут повторяться в силу технологическихособенностей, которыми обладают сегодняшние атомные станции, могут бытьи такие последствия, которые с радиацией непосредственно не связаны, нокоторые связаны с существованием атомной энергетики. О том, что атомнаяэнергетика не неизбежное зло, а необходимость, говорит несколькопростых фактов. Первый факт – численность сегодняшнего населениятакова, что мы привыкли жить так, что от шести до двенадцати киловаттприходится, в общем, на каждого из нас, это достаточно комфортноежилье. А поделите всю мощность всей генерации, которая есть в мире натабуляцию, которая сегодня есть, вы получите два киловатта. А когда выот этих средних величин перейдете к густонаселенным районам Азии иАфрики, вы увидите, что в целом ряде этих стран нет и одного киловатта.Следовательно, энергетическая потребность, особенно в условияхразвивающихся населения, – неизбежна.
Мы должны взять от ветра все, чтоможно, и, кстати говоря, ветер в последние годы совершает достаточнобольшие успехи, его суммарная мощность на конец прошлого года – 190гигаватт, то есть, чуть больше половины того, что имеет атомнаяэнергетика.
Так же и солнце, так же и с другимивозобновляемыми источниками. Но все дело в том, что сегодняшняя атомнаяэнергетика, которая замещает всего лишь 6% в энергетическом балансе,может сделать то, чего не могут сделать все эти источники, от которыхможно взять ровно столько, сколько они могут дать.
Так что же должна сделать атомнаяэнергетика для того, чтобы от сегодняшних 6% стать действительнополномасштабной и решить эти проблемы? Решить проблемы безопасности, аэто значит - это энергетика, при которой метры или километры надосчитать на отселение, и при которой в таких случаях не потребуетсяэвакуации населения. Вот первое ее условие. Не глубокий анализзапроектных аварий и деление на проектные и запроектные, о чемсовершенно справедливо говорил предшествующий докладчик, который делалдоклад о втором этапе (три этапа Сергей Владиленович выделил), и это ксегодняшнему этапу вполне относится, а такие атомные станции, которыене будут иметь запроектных аварий. Все, что по природным законам можетна них произойти, должно быть учтено по проекту. И это следующеетребование к атомной энергетике.
У нас сегодня обходят немножковниманием на нашей конференции, и это по понятным причинам, аварии нереакторные, а такая крупная авария, как на Маяке в 1957-м году. Она небыла на реакторе, она была связана с отходами ядерной энергетики. И этотоже влияет на психику людей, когда они знают (не очень многие), чтоесть такая страшная субстанция, как отработанное ядерное топливо,радиоактивные отходы. Вот вторая проблема, которая должна быть решена ватомной энергетике, если она хочет стать крупномасштабной.
Мы знаем сегодня, что можно, развиваязамкнутый топливный цикл, используя быстрые реакторы, таким образомпостроить обращение ядерных материалов в замкнутом ядерном цикле, чтомы не будем менять природную радиоактивность Земли. Сколько досталирадиоактивности из Земли, столько радиоактивности в нее и вернули.
И, наконец, третье требование. Оно длянас, живших в советской стране, не было очень близким. Это была страна,для которой проблема нераспространения ядерного оружия была достаточнодалека. Сегодня проблемы терроризма, сегодня проблема защиты ядерныхматериалов в наших странах настолько же актуальна, как во всемостальном мире. Ядерная энергетика основана была на военныхтехнологиях, потому что они были в руках, нужно было использоватьобогащение урана, нужно было использовать выделения плутония. И онибыли в руках, потому что они создавались для ядерного оружия. Ноядерная энергетика не нуждается ни в том, ни в другом. Не нужно будетза Ираном следить, развивает он или не развивает технологию обогащения,до какого уровня – 4% или 90%. И очень простой вопрос – вы хотитезаниматься ядерной энергетикой? тогда эта технология для вас не нужна.Но сначала надо это показать. И я очень рад сегодняшнему выводу,который, очевидно, сделало руководство нашей корпорации – надо всемерноускорить те работы, с которыми не просто задержались на десять лет, а втечении десяти лет ничего не делали.
И, наконец, последнее – все, о чем мытут говорим, не может быть бесконечно дорого. Это должно укладываться вэкономически разумные критерии. Мы знаем, как это сделать,соответствующая наука существует, и я приглашаю к совместному участию вработах и по второму этапу, о котором говорил мой предшествующийдокладчик. Потому что 10-15 лет будут связаны с развитием ядернойэнергетики на тех реакторах, которые мы имеем. И, самое главное, - с участием в тех работах, которые могут сделать ядерную энергетикурешающей, крупномасштабной проблемой и решающей проблемой устойчивогоразвития человечества. То есть то, о чем говорил президент Путин наСаммите 2000-го года, о котором вспоминал Сергей Владиленович.
