Статистика утверждает, что в современной России 1117 городов. Среди них и многомиллионные мегаполисы, и такие древние города, как Дербент, основанный в 438 году, и появившийся в 2010-х Иннополис, где пока живут менее девятисот человек. Но в каждом из российских городов любознательный путешественник найдет что-то достойное внимания. В рубрике «Городские путешествия» писатель и краевед Алексей Геннадиевич Митрофанов каждую неделю рассказывает о каком-нибудь интересном объекте в том или ином российском городе.
История Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода (ныне — Брянский машиностроительный завод) началась с обыкновенной лесопилки. Ну, хорошо, не с лесопилки — с лесопильного завода. Его в 1865 году открыл известный русский коммерсант Пётр Губонин недалеко от Брянска, в Бежице.
Потребителем этой продукции завода был, можно сказать, сам Губонин. Пётр Ионович возглавлял акционерное общество, созданное для строительства Орловско-Витебской железной дороги. На заводе же делали шпалы.
Но не тот масштаб был у Губонина. Простая лесопилка (даже названная лесопильным заводом) — не его уровень. Этот гусь летал гораздо выше.
Граф Сергей Витте писал: «Я встречался в Петербурге с Губониным, который представлял собой толстопуза, русского простого мужика с большим здравым смыслом. Губонин начал свою карьеру с мелкого откупщика, затем сделался подрядчиком, затем строителем железных дорог и стал железнодорожной звездой».
И в скором времени эта «звезда» вместе с инженером Виктором Фёдоровичем Голубевым учреждает «Общество Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода для выплавки чугуна, выделки железа и стали, приготовления из них изделий на продажу, построения всякого рода машин и принадлежностей для железных дорог и судостроения, выделки и прокатки рельсов и добычи всякого рода металлов и минералов».
Брянский завод в Бежице. Общий вид. 1911 год
Это название не передавало настоящего масштаба предприятия. Бежица, благодаря заводу, превратилась в целый город. Под «всякого рода машинами и принадлежностями для железных дорог» весьма прозрачно были скрыты паровозы. А заказчиком, по сути, была вся Российская империя. Показательно письмо, отправленное из заводской канцелярии в Министерство финансов: «На Брянском заводе имеются на текущий счет заказы на паровозы почти исключительно для Китайской Восточной ж. д. Новый тип этих паровозов — весьма сложный — впервые разработан Брянским заводом и потребовал много времени на приспособление мастерских для исполнения этих заказов, вследствие чего произошло значительное опоздание в сдаче паровозов».
Губонинский завод не успевал сам за собой.
И, как легко догадаться, под «принадлежностями для судостроения» подразумевались пароходы. Известная благотворительница и меценатка Мария Тенишева вспоминала свое свадебное путешествие: «У Вячеслава (мужа, князя Вячеслава Николаевича Тенишева. — А. М.) был свой собственный пароход, построенный на Бежицком заводе. Мы сели на "Благодать" в двенадцать часов дня… Наш плавучий дом был очарователен — хорошенькая, веселая дача на воде. В рубке помещалась уютная гостиная и столовая, с другой стороны — кухня, буфет и всё хозяйство. Под палубой шел ряд удобных кают для нас и прислуги. Командиром парохода был заводской старый, заслуженный мастер, матросы были набраны из рабочих — все люди сильные, веселые».
Зато рабочим самого Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода было не до веселья. Окружной инженер 2-го округа замосковских горных заводов К. Иордан писал: «Осмотрев 23 июня 1892 г. некоторые помещения для рабочих, устроенные при Брянском рельсопрокатном и механическом заводе, я нахожу, что они совершенно неудовлетворительны в гигиеническом и санитарном отношении... Скученность и теснота в помещениях настолько велики, что рабочие, чтобы вдыхать сколько-нибудь сносный воздух, прибегают к самопомощи, а именно при всех казармах устраивают нечто вроде бараков из теса и горбылей, с просвечивающими стенами и кое-какой крышей, без окон... Даже летом, когда окна и двери настежь открыты, воздух в них сперт и удушлив: по стенам, нарам, скамьям видны следы слизи и плесени, а полы едва заметны от налипшей на них грязи».
Самому Губонину было тогда уже 67 лет, и он почти всё время проводил в гурзуфской роскоши. В городе, который был, по сути, его крымской дачей.
