1 октября в рамках проекта «Публичные лекции "Полит.ру"» состоялась лекция «Археология Москвы: проблемы и находки», которую прочитал доктор исторических наук, заведующий Отделом археологии Московской Руси Института археологии РАН Леонид Андреевич Беляев.
В начале лекции Леонид Беляев познакомил слушателей с двумя конкретными примерами археологических открытий в Москве, произошедших в нынешнем году. Одно из них произошло на раскопках в Зарядье, на территории, где еще недавно стояла гостиница «Россия». Археологические исследования там ведутся уже 75 лет: в 1940 году сотрудники Института археологии РАН начали работу, когда в Зарядье планировали строить еще не гостиницу «Россия», а здание Наркомтяжпрома. В нынешнем году в Зарядье археологи нашли бревенчатую мостовую древнейшей московской улицы, которая вела от Кремля к речной пристани. А непосредственно вечером 1 октября, собираясь на лекцию, Леонид Беляев узнал, что на раскопе в Зарядье обнаружен крупный монетный клад конца Смутного времени: более 12 тысяч монет.
Второе открытие 2015 года – обнаружение надгробных плит московских немцев XVII века на Мытной улице. Надгробия принадлежали семейству Келлерманов, жившему в Москву во время царствований Михаила Федоровича и Алексея Михайловича. В ходе исследования выяснился интересный факт: надпись на надгробии Томаса Келлермана-младшего (1653 год) восходит к тексту проповедника Мартина Хиллера из города Райхенбаха (Нижняя Силезия). В 1625 году Хиллер использовал эти строки в надгробном слове бургомистру города, Мельхиору Хорсту. В 1651 году собрание произведений Хиллера было издано, а уже спустя два года цитата оттуда появляется на немецкой могильной плите в Москве.
Но как бы ни были интересны отдельные находки, важно ответить, в чем состоят научные задачи археологии. Может быть, археологию стоит рассматривать не как отдельную науку, а как некоторую культурную деятельность, безусловно важную и полезную, но в лучшем случае лишь дающую материал для исследователей других специальностей? Леонид Беляев в лекции сформулировал несколько задач, решение которых, по его мнению, невозможно без археологии, взяв в качестве примера археологию Москвы.
Первая из таких задач – откуда Москва взялась? Как развивалось поселение на берегу реки Москва и крепость, а впоследствии город? Когда оно возникло? Было ли заселение этих мест непрерывным или в какие-то периоды здесь не было постоянных жителей? Возник ли город в середине XII века «на ровном месте» или же из существовавшего ранее поселения (или нескольких поселений)? Наконец, тот факт, что Москва стала центром государства – это случайность или же есть какие-то причины этого, какие-то особенности в ландшафте, природе, климате, которые выделили данное поселение из числа других, существовавших в XII веке в бассейне Оки?
Археологам прекрасно известно, что на территории нынешней Москвы хорошо представлены поселения еще неолитического времени, есть яркие находки эпохи бронзы (фатьяновская культура, вт. пол. III — сер. II тыс. до н. э.). Железный век представлен дьяковской археологической культурой, получившей название по городищу, найденному в 1860-е у деревни Дьяково (ныне на территории музея-заповедника Коломенское). В этом поселении люди жили непрерывно тысячу лет.
Однако в середине I тыс. н. э., в эпоху Великого переселения народов, дьяковская культура исчезает, а славяне приходят на территорию Москвы лишь в X веке. В промежутке в 300 – 500 лет до прихода славян на этой территории кто-то жил, но следов этого найдено очень мало.
Археология позволяет прослеживать изменения московского ландшафта с XII века. Важным достижение в этой области стала разработка в 1990-е годы Николаем Кренке метода фиксации древних почв. Ученые получили возможность различать, когда на данном месте был огород, когда он превращался в пашню. Древнейшие такие следы были найдены при раскопках Романова двора (возле старого здания МГУ). Интересно, что огороды на Красной площади существовали еще в XIII веке.
В центре города почти отсутствуют находки XI века, но они есть в других местах, например, в районе Данилова монастыря. В связи с этим было много споров, расположен ли нынешний Кремль на месте первоначальной крепости или же первое укрепление было построено в другом месте. Следы таких укреплений искали возле Данилова монастыря, и возле устья Яузы, и в других местах, но результатов эти поиски не принесли.
Уточнить картину развития поселений на месте Москвы помог метод датирования керамики. Хорошим способом датировки могла бы служить дендрохронологическая шкала, но в почве Москвы дерево сохраняется плохо, в отличие, например, от мокрых почв Великого Новгорода, поэтому для Москвы такая шкала не создана (возможно, шанс на ее создание даст находка древних бревен мостовой в Зарядье). Но существует шкала хронологии керамики. Ее в 1940-е годы разработал археолог Михаил Рабинович при помощи специалиста по технологии строительной керамики Алексея Филиппова.
В результате, если мы отметим на карте Москвы находки древней керамики и продатируем их по этой «керамической хронологии», то получится такая картина. Находки конца XII – начала XIII веков есть только в Кремле, немного в Занеглименье и отдельные – на территории будущего Китай-города. В дальнейшем, вплоть до XVI века, когда были построены круговые стены, расширялось именно центральное пятно.
Есть и другие вопросы, ответы на которые должна искать археология. Например, в чем состоят особые черты культуры Москвы и Московского государства, так называемая «московсковскость»? Здесь тоже есть ряд интересных результатов. Например, находки той же керамики хорошо показывают, как менялась культурная ориентация с восточной на западную. Это проявлялось в изменения керамической «моды». В XIV – XV веке для посуды характерны восточные формы, пришедшие от волжских болгар, Золотой Орды, из Средней Азии. Восточное влияние проявляется как в технологии, так и в декоре (красная посуда с белой росписью). В конце XV – XVII веках Московская Русь обращается к западным технологиям и появляется след вестернизации: блестящая черная, реже белая посуда, отчасти имитировавшая более дорогую посуду из олова. Красный цвет почти исчезает. Показательно совпадение внешнего вида керамических кувшинов, найденных на территории Зачатьевского монастыря в Москве, с кувшинами с картины Питера Брейгеля «Крестьянская свадьба» (1568). Во второй половине XVII – XVIII веке наступает второй мощный этап вестернизации, и московский и европейский набор посуды уже мало различаются. Если в декоре и появляются восточные мотивы, то это уже не прямое влияние Востока, а европейский ориентализм.
Существует и ряд других научных проблем, решать которые должна археология. Они касаются истории Москвы в XII – XVI веках, изменений в планировке, ландшафте, экологии, существовавших в городе технологии. Еще одна важная проблема – соотношение археологии и текста, материальных памятников и «большого нарратива русской истории», то есть того, что, как подразумевается, каждый знает об истории Москвы и России. Это базовые культурно-исторические проблемы, которыми должна заниматься археология.
Но есть еще комплекс проблем, связанных с взаимоотношением археологии и общества. К ним относятся развитие законодательства об охране памятников, практика охранных исследований и их соотношение с фундаментальной наукой, вопрос «где кончается наследие?». Не менее важен не поднимавшийся в советское время вопрос о «праве на прошлое», то есть кому принадлежит археологический памятник. Если ранее памятниками занимались только археологи, то теперь интерес к ним проявляют различные социальные группы.
