Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу профессора Висконсинского университета Франсин Хирш «Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза» (перевод Роберта Ибатуллина).

Вышедшая в 2005 году на английском языке «Империя наций» уже заслужила статус классического исследования по истории советской национальной политики. Франсин Хирш прослеживает взаимодействие власти и экспертного знания в процессе государственного строительства, показывая вклад этнографов, антропологов, географов, лингвистов и других специалистов в формирование советских представлений о нации и расе, а также выработку самих принципов устройства СССР как многонационального государства. Именно от экспертов, имевших дореволюционную подготовку и опиравшихся на западноевропейские идеи, зависели в 1920–1930-е годы конкретные формы государственной политики в отношении тех или иных народов. На основе обширных архивных исследований автор показывает, как посредством планирования и проведения переписей, картографирования, создания музейных экспозиций общие идеи большевиков кристаллизовались в политические решения. Европейская идея культурного эволюционизма, марксистская теория стадиального развития и ленинская идея о способности революционной партии ускорить историческое развитие стали основой государственной политики интеграции разных народов и культур в рамках советского проекта.

Предлагаем прочитать фрагмент главы, описывающий формирование советских республик Средней Азии.

Размежевание в Средней Азии

В большинстве давних западных работ о национально-территориальном размежевании в Средней Азии постулируется, что «Москва» в 1924 году прочертила новые границы без участия местного населения, «не считаясь ни с этнографическим, ни с экономическим принципами»[1]. Историки характеризуют создание Украинской и Белорусской республик как выражение «национальной идеи», а размежевание Средней Азии — когда Туркестан, Бухара и Хорезм были упразднены, а их территории разделены на несколько новых национальных республик — как пример политики «разделяй и властвуй»[2]. Но, если судить по архивным данным, советская власть действовала в Туркестане согласно тем же принципам, что и в Белорусской и Украинской республиках. Во всех этих случаях советские чиновники и эксперты применяли этнографические, экономические и административные критерии, отдавая преимущество союзным интересам. Кроме того, архивные данные свидетельствуют, что классическое утверждение о размежевании — будто советские лидеры стремились подчинить Среднюю Азию, сознательно проводя границы так, чтобы сеять раздоры, — несостоятельно[3].

Во-первых, есть достаточно свидетельств, что размежевание проводилось не только по инициативе Москвы, а было во многом плодом совместных усилий московских руководителей и местной (национальной) коммунистической элиты бывшего Туркестана, Бухары и Хорезма, заключившей союз с большевиками в начале 1920-х годов. Многие местные коммунисты — и, в частности, джадиды — воспринимали «нацию» как инструмент содействия экономической и культурной модернизации[4]. Некоторые помогали проводить национальное размежевание в 1924 году, участвуя в Территориальной комиссии Среднеазиатского бюро Центрального комитета партии. Изучив украинский и белорусский примеры, они оформляли свои притязания в этнографических, экономических и административных терминах[5]. Подобно украинским и белорусским руководителям, они мобилизовали местное население в поддержку советского проекта, интегрировали земли и народы в Советский Союз и подчинялись Москве в обмен на национально-территориальный статус и власть на местах[6].

Во-вторых, экономисты, этнографы и другие эксперты-консультанты также оказали прямое и косвенное влияние на национальное размежевание в 1924 году[7]. Отчасти эти эксперты повлияли на процесс размежевания через Комиссию по районированию Средней Азии (филиал Комиссии ЦИК по районированию). Она собирала для Среднеазиатского бюро карты, хозяйственные описи, переписные данные и другие материалы, необходимые для размежевания[8]. Экономисты Госплана и Госколонита обеспечили комиссию порегионной экономической описью Туркестана, этнографы КИПС — этнографическими картами и отчетами[9]. Кроме того, еще до составления конкретного плана размежевания Средней Азии по национальным границам этнографы сформировали восприятие этого региона московскими чиновниками и местными национальными лидерами[10]. В 1918 году Иван Зарубин сотрудничал с советскими администраторами в Туркестане, составляя список народностей региона; в 1920 году Александр Самойлович, Василий Бартольд и Зарубин представили в Наркомнац общий, хотя и неполный этнографический анализ Туркестана и Киргизской степи[11]. К картографированию «азиатских» и «европейских» регионов бывшей Российской империи этнографы подходили с разными критериями, и это в конце концов повлияло на советское размежевание. Нанося на карту этнографические границы Белорусской и Украинской республик, этнографы опирались на лингвистические данные, а в Средней Азии применяли «комплексный» подход, изучая местные культуры, религии, структуры родства, быт, физический тип и языки[12]. (Например, Бартольд наметил этнографические границы Киргизской и Казахской республик на базе этнографических и исторических данных о быте, физическом типе и структуре родства.)

В-третьих, Среднеазиатское бюро после 1924 года пересматривало спорные границы и по-прежнему обращалось за советами к экономистам и этнографам. Советские власти и Среднеазиатское бюро с самого начала признавали, что новые национально-территориальные границы в Средней Азии будут временными. Исаак Зеленский, секретарь Среднеазиатского бюро и председатель его Территориальной комиссии, в 1924 году предупреждал, что «нет ни достаточных статистических данных об экономике и национальном составе районов, ни достаточного знания отдаленных местностей даже коренными работниками» и потому «в процессе образования национальных республик, особенно установления территориальных границ» нельзя «сразу же дать совершенно твердые решения, не допускающие никаких дальнейших исправлений»[13]. Администраторы и эксперты подтверждали слова Зеленского о нехватке надежной информации, отмечая, что переписные данные по Туркестану полны ошибок, а про Хорезм и Бухару (бывшие протектораты Российской империи) писали, что «в национальном отношении это была совершенно белая страница, в отношении административном также ничего не было известно, точно так же в отношении экономики»[14]. После 1924 года Среднезиатское бюро объявило, что границы новых среднеазиатских республик будут пересматриваться «в зависимости от воли и желаний населения» и при необходимости внутри новых национальных республик будут создаваться территориальные единицы для национальных меньшинств[15]. Комиссия по районированию Средней Азии придавала серьезное значение петициям местных общин, республиканских и областных правительств[16]. Для оценки этих петиций комиссия запрашивала экспертные мнения этнографов и экономистов и инициировала новые этнографические и экономические исследования спорных районов[17].

Важнее всего, что ссылка на модель «разделяй и властвуй», основанная на неявном допущении сходства между политикой Советского Союза в Средней Азии и европейской политикой в Африке, не помогает понять, каковы были отличительные черты советского управления[18]. Разумеется, советский режим желал упрочить свой контроль над Средней Азией. Для достижения этой цели он, несомненно, старался искоренить традиционные лояльности. Но его амбиции простирались гораздо дальше. Советский режим стремился реорганизовать и модернизировать Среднюю Азию; он заключил альянс с радикальной образованной элитой региона и помог ей ниспровергнуть бывших религиозных лидеров, чтобы трансформировать весь регион по секулярной, национальной модели[19]. В отличие от царской России и европейских колониальных держав, которые противопоставляли свои метрополии колонизованным перифериям, Советский Союз определял себя как сумму своих частей[20]. Советские лидеры утверждали, что судьба революции зависит от этноисторического развития всех земель и народов в границах СССР. Они решили реорганизовать Среднюю Азию по национальной, а не племенной модели, потому что считали «нацию» современной (постфеодальной) формой социальной и экономической организации. Размежевание должно было искоренить пережитки феодализма и распределить людей по национальностям с целью реализации программы поддерживаемого государством развития: ускорить развитие местного населения по стадиям марксистской исторической шкалы и облегчить переход к социализму.