В марте в Институте языкознания РАН открылся семинар Центра лингвистического изучения мировой поэзии под названием «Мировые поэтические практики». Специалисты по различным стихотворным традициям выступают с докладами о системах стихосложения, которыми они занимаются: речь идет в первую очередь не о содержании, а о тех формальных параметрах, которые в этой традиции отличают стих от прозы и организуют стихотворную речь (членении на строки, ритме, рифме и т.п.).
Первые два заседания семинара были посвящены поэзии на семитских языках: на арабском и на иврите. Об аруде (системе арабского стихосложения) рассказал член-корреспондент РАН, завкафедрой арабской филологии ИСАА МГУ проф. Д.В. Фролов, автор книги «Классический арабский стих» (М., Наука, 1990). Темой второго доклада – научного сотрудника и преподавателя ИСАА МГУ А.Л. Полян - был стих на иврите в Новое время.
Несмотря на генетическое родство и типологическое сходство языков, арабский и ивритоязычный стих, их строение и история мало похожи между собой. Классический арабский стих сложился в VIII веке, его метрика была разработана одним человеком – Халилем ибн Ахмад аль-Фарахиди. Это квантитатив: стих основан на чередовании долгих и кратких слогов, которые организуются в стопы. Халиль разработал систему размеров («кругов»), представляющих собой определенные сочетания стоп. Арудом написана вся классическая арабская поэзия, однако сейчас он не употребляется: как только в арабских диалектах появилось динамическое ударение и долгота-краткость перестала быть основным параметром, по которому слоги противопоставлялись друг другу, стихи, написанные арудом, перестали звучать – и постепенно аруд вышел из употребления.
Стиха на иврите не может похвастаться наличием аналогичной мощной просодической традиции, которая доминировала бы в еврейской поэзии на протяжении более тысячи лет. История стиха на иврите представляет собой последовательность нескольких систем стихосложения, построенных на разных принципах. Это обусловливается прежде всего тем, что с I по XX век нашей эры еврейский мир в культурном отношении никогда не был един, и у литературного процесса на иврите не было одного географического центра. Новации в еврейской мысли и еврейской литературе возникали в разных регионах диаспоры под влиянием тех культурных традиций (и отчасти – тех языков), с которыми евреи соприкасались. Таким образом, все системы стиха на иврите, сформировавшиеся после завершения Библии, - гибридные. Они представляют собой результат приложения к языку системы стиха, чуждой ему.
Постбиблейская поэзия на иврите – это поэзия на мертвом языке. Иврит вышел из разговорного употребления в первых веках нашей эры, но продолжал звучать: тексты, созданные на нем, предназначались не только для глазного чтения, но и для устного произнесения – например, во время синагогальной службы. При этом в каждом регионе сложилась своя произносительная традиция иврита, которая определяется фонетикой местного разговорного еврейского языка (как, например, в большинстве европейских стран есть свои произносительные традиции латыни).
Для нашего разговора будут важны прежде всего две произносительные традиции: сефардская и ашкеназская. Сефарды – это евреи Испании и Португалии, после изгнаний 1492 и 1496 гг. частично расселившиеся на территории Северной Африки, Италии, Балкан, Турции и Палестины. Их фонетическая традиция характеризуется прежде всего четким произнесением гортанных звуков и сохранением ударения, свойственного библейскому ивриту (в большинстве слов - на последнем слоге). Ашкеназская община сформировалась в Южной Германии на рубеже I и II тысячелетий н.э., в дальнейшем ашкеназы заселили Восточную Европу, всю Германию, Голландию, Бельгию, часть Франции и Италии и частично Палестину (а с конца 19 в. росло еврейское присутствие в Палестине, США, Канаде, Южной Америке, Австралии, Новой Зеландии и ЮАР). В ашкеназской произносительной традиции ударение смещено к началу, большинство гортанных не произносятся. Есть между традициями и ряд других различий – в реализации большинства гласных и некоторых согласных звуков.
Язык, на котором создается еврейская поэзия после Библии, – мертвый. Поэты используют библейскую поэзию как «строительный материал» для своих стихов: цитируют отдельные фразы и словосочетания. При этом цитируется именно письменный текст.
Традиции сменяли друг друга, но бывали и периоды параллельного существования двух традиций. В VI веке в Палестине появился пиют – литургическая поэзия на иврите, во многом центонная и в то же время испытавшая сильное влияние (в т.ч. метрическое) аналогичной византийской традиции, распространившаяся на некоторые европейские регионы и дожившая (например, в Ашкеназе) до середины II тысячелетия.
В IX-XII вв. в арабской Испании писалась квантитативная поэзия по образцу арудного стиха (самые известные авторы этого периода – это Дунаш бен Лабрат, Шемуэль ѓа-Наггид, Шеломо ибн-Гевироль, Иеѓуда ѓа-Леви и др.). В XIV- в. центром поэзии на иврите стала Италия (Эммануэль ѓа-Роми (Иммануил Римский), Моше Риэти, Шеломо Оливьера, Моше Хаим Луццато, Шемуэль Давид Луццато и др.), а господствующей системой стихосложения, под влиянием современной романской поэзии, – силлабика. В XVIII-XIX вв. силлабическую традицию у итальянских евреев заимствовали немецкие просветители (маскилы), в XIX веке просветительская силлабика появилась и в Восточной Европе, где в конце столетия произошла очередная метрическая революция: поэты поколения Возрождения («Тхие») создали на иврите силлабо-тоническую систему по русскому образцу.
Каждый переход от одной системы стихосложения к другой (от квантитатива – к силлабике, от силлабики – к силлабо-тонике, от силлабо-тоники – к верлибру) был своего рода бунтом против предшествующего поколения в поэзии.
Примечательно, что при этом повторялись два аргумента, казалось бы, противоположные друг другу:
1. старая просодическая система устарела, и следует сочинять стихи не как предшественники, а как современники, т.е. подражать господствующей в регионе традиции;
2. необходимо «вернуться к корням», т.е. к библейской поэзии.
Последнее соображение звучит особенно странно: ведь ни одна из еврейских поэтических систем средневековья и нового времени не использовала библейского стиха, построенного на параллелизме, и библейской метрики, учитывающей только количество ударений (а не количество слогов). Скорее всего, этот аргумент был нужен для того, чтобы преодолеть авторитет предшественников и их просодической системы.
Причинами смены системы стихосложения могли быть разница между произносительными традициями и изменение языкового окружения. Так, квантитатив построен на противопоставлении кратких и долгих слогов (в еврейской поэзии в Испании – слогов с ультракраткими гласными и всех остальных), и как только центр поэтического творчества на иврите переносится в Италию, где это противопоставление утрачено, для просодии выбираются новые основания. Ряд изменений, которые просветители вносят в принципы итальянской силлабики, обусловливается тем, что в ашкеназской традиции ряд гласных звуков произносится иначе, чем в сефардской и итальянской.
Теоретические основания просветительской поэзии сформулировал Нафтоле Ѓерц Вессели (Вайзель) (1725-1805). Из двух аргументов, к которым обычно прибегают сторонники новых систем еврейского стиха, Вессели пользуется вторым («возврат к корням») и почти не пользуется первым («писать, как современники»): он подчеркивает преемственность по отношению к итальянскому стихосложению. В Германии, где в конце XVIII в. господствовала силлабо-тоника, писать не ею и не германской тоникой, а силлабикой, - очевидный анахронизм, однако престиж предшественников оказался для Вессели важнее, чем окружающая фонетическая действительность. Более того, поэты династии Луццато оставались авторитетами и учителями для поэтов-просветителей вплоть до середины XIX века: с ними переписывались, их мнением дорожили.
Вессели осознает разницу между ашкеназской и сефардской произносительной традициями, и устанавливает между ними иерархическое отношение: сефардская норма ему кажется выше и правильнее. Это приводит Вессели к странному выводу: в рифменной позиции – ключевой для стиха – должны стоять слова, которые являются рифменной парой и в сефардском произношении. Более того: в тех размерах, которые требуют обязательно женской клаузулы (по правилам, сложившимся в итальянской еврейской силлабике), рифма должна быть женской и в сефардском произношении тоже, в котором, напомним, ударение в большинстве слов падает на последний слог. Создается странная система ограничений в стихе: во-первых, поэт, сочиняющий стихи в ашкеназском произношении (подтверждение тому – реализация некоторых звуков, о которой пишет Вессели), должен, дойдя до конца строки, вспомнить и о сефардской традиции, во-вторых, словарь рифм оказывается крайне небогат. Так, по подсчетам стиховеда проф. Б. Харшава, в 90% рифм восточноевропейского поэта-маскила Й.Л. Гордона используется всего 8% его словаря.
При этом интересно, что призыв «вернуться к корням» просветители выполнили больше, чем какое-либо другое поколение ивритоязычных поэтов. Во-первых, основными крупными формами немецкой просветительской поэзии были эпическая поэма на библейский сюжет («Песни величия» Вессели, поэмы из сборника Шолома Коэна «Древний сад на Северной земле», его же «Свет Давида», «Жизнь Самсона» Зюскинда Рашкова и др.) и стихотворная драма, также на библейский сюжет («Воздаяние Аталии» Давида Франко Мендеса, «Царство Саула» Йойсэфа Ѓа-Эфроси, ряд пьес Ш. Коэна и др.). Во-вторых, поскольку в сефардской традиции слов с ударением на предпоследнем слоге немного, на конце стиха часто используются паузальные формы, которые употребляются только в библейской поэзии, маркируя конец стиха или колона. И в-третьих, просветители воспроизвели одну из черт библейской поэзии – параллелизм. Еврейский силлабический стих цезурован, цезура делит его пополам, и в библейских эпосах часто две половины стиха еще и связаны между собой синтактико-семантическим параллелизмом.
На смену просветителям в Восточной Европе пришло поколение Возрождения («Тхие»): Х.Н. Бялик, Ш. Черниховский, З. Шнеур, Я. Штейнберг, Д. Фойгл, Д. Шимъони, Я. Каган, Я. Фихман и др. Их основная претензия к предшественникам-просветителям – несовременность – вполне объяснима: в России силлабика к тому моменту давно устарела. Бунт против просветителей выразился и в смене произносительной традиции: вместо «устаревшей» и «книжной» сефардской поэты Возрождения используют ашкеназскую произносительную традицию – как «местную» и «народную» (при этом, напомним, поэзия все равно сочиняется на неразговорном книжном языке).
Парадокс истории заключается в том, что как раз в это время иврит интенсивно возрождается в качестве разговорного языка, и после ряда дискуссий в Палестине было избрано новое произношение, близкое к сефардскому (ударение тяготеет к последнему слогу, почти все гласные произносятся по-сефардски), и ашкеназская произносительная традиция очень быстро устарела, превратившись из принадлежности модернистского стиля в черту архаичной книжной нормы. Когда в современном Израиле читают вслух поэзию Возрождения (с современным произношением), ее ритмическая структура утрачивается.
Проблема невозможности конвертировать силлабо-тоническую поэзию из одной традиции в другую послужила причиной несколько неожиданному явлению: в 1920-е годы в Палестине стал весьма популярным верлибр. А в 1930-е годы, когда современное произношение окончательно возобладало (и на него перешли в том числе и некоторые поэты Возрождения, переехавшие в Палестину: Ш. Черниховский, Я. Каган, И. Карни, Я. Фихман и др.), вновь начала доминировать силлабо-тоника – но уже в новой произносительной традиции.
На следующем заседании семинара выступит Ю.А. Дрейзис (аспирант и преподаватель ИСАА МГУ) с докладом о китайском стихе, затем будут заслушаны доклады о метрике русской, французской, итальянской, испанской и башкирской поэзии.
