Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге представляет книгу Ксении Малич «Николай Митурич, ленинградский архитектор».
Книга посвящена ленинградскому архитектору Николаю Александровичу Митуричу (1891–1973), чье творчество до сих пор оставалось практически неизученным в отечественной историографии. Однако его долгая и невероятно насыщенная творческая карьера будет открытием для всех, кто интересуется отечественным искусством первой половины ХХ века. Митурич оказался участником важнейших событий истории ленинградской архитектурной школы в период первых послереволюционных десятилетий. Его наследие разнообразно: от парковых киосков и спортивных павильонов до Дворцов культуры и театральных зданий. В издании собраны уникальные материалы личного архива архитектора. Впервые публикуется более ста документов: фотографии, архитектурные проекты, эскизы мебели, театральная сценография, а также дневник и рисунки, созданные в ходе поездки на фронт во время Первой мировой войны.
Предлагаем прочитать одну из глав книги.
Почти ар-деко?
Сотрудничество с Фабрикой театральной художественной мебели: проекты интерьеров и дизайн мебели
Интерьеры Театра имени Ленинского комсомола можно смело причислить к одному из прекрасно сохранившихся образцов ленинградского ар-деко. Как бы ни были эмоциональны споры о возможности использования этого термина в отношении советской архитектуры, мы рискнем обратить внимание на то, что остроумные и эффектные приемы Митурича и Макашова не уступают лучшим образцам этого сложного и противоречивого стиля 1920–1930-х годов. В первую очередь это касается интерьеров, в которых встречаются самые разнообразные варианты оформления: отделка стен алебастровой штукатуркой под мрамор, лепные плафоны, мраморная облицовка, живописные панно, щитовые профилированные пилястры, медные кронштейны парапетов, балюстрады из полированного дерева разных сортов, обтянутые гобеленовой тканью стволы колонн, скульптурные тимпаны, богато декорированные растительным орнаментом. В фойе стоял мраморный фонтан и была устроена эстрада для выступления живого оркестра. Лотосообразные торшеры и огромные люстры точно могли бы украсить фойе небоскреба на Манхэттене, если бы не были декорированы снопами и звездами.
Часть предметов мебели производилась прямо на строительной площадке, а остальное изготовили по эскизам Митурича и Макашова на Фабрике театральной художественной мебели. Фабрика сначала работала на базе Управления по делам искусств при Ленгорисполкоме, а затем была переведена в систему Лендревбумтреста. Здесь важно вспомнить, что в Ленинграде в 1930-е годы было не так много артелей и мебельных заводов, способных выполнить столь серьезный и сложный заказ, как меблировка театра, да еще по индивидуальному дизайну, требовавшему высококвалифицированных столяров, современного производства и исключительно качественных материалов. В 1920-е годы мебель в СССР производили на базе еще дореволюционных артелей. Неплохо оборудованные «Древтрест», «Лендревтрест», «Мосмебель» поставляли массовый, но довольно ограниченный ассортимент. Ряд фабрик и вовсе концентрировался на одном типе мебели: стулья (фабрика имени Воскова), шкафы (3-я мебельная фабрика), диваны и кресла (7-я мебельная фабрика). В 1930-е полукустарные артели еще заполняли рынок ширпотребом очень низкого качества: такая мебель была плохо просушена, быстро деформировалась, полировка теряла блеск, шпон трескался. Во второй половине 1930-х годов «Интурист», как отмечал сам Митурич в одном из обзоров современной мебели[1], выпускал интересные гарнитуры, но в первую очередь обеспечивал собственные рестораны и гостиницы.
Статья Н. А. Митурича о производстве мебели в Ленинграде. (Архитектура Ленинграда. 1941. № 1. С. 39–45)
Н. А. Митурич. Эскиз мебели. Бумага, карандаш. Середина 1930-х. Бумага, карандаш. ЦГАЛИ СПб
До тех пор пока Митурич с Макашовым строили конструктивистские клубы, вопрос меблировки (в условиях крайней экономии) играл не самую существенную роль. В исполнении ленинградских артелей лаконичный дизайн превращался в суровый, качество изделий оставляло желать лучшего, но все эти проблемы воспринимались как решаемые и некритичные. С середины 1930-х годов речь зашла о реализации уже намного более сложной и продуманной программы оформления новых Дворцов культуры и театров, стало очевидно, что разнообразные элементы ордерного декора и щедрая отделка, придуманная архитекторами, требуют тщательного и профессионального исполнения. Хотя в 1939 году, когда «освоение классического наследия» прочно закрепилось в качестве официальной повестки, Митурич в одной из своих статей писал про эксперименты фабрики «Изорам», что, несмотря на прочность и практичность, обстановка в клубах выглядела «скучно и бедно» и не имела успеха у потребителя, который «хотел видеть в общественном месте нарядную и богатую мебель, какую он видел в старых театрах и музеях»[2].
Н. А. Митурич. Эскиз мебели для Дома медработника (Инженерная ул., 9). 1935. Бумага, карандаш. ЦГАЛИ СПб
Н. А. Митурич. Кушетка. 1939. Фотография. ЦГАЛИ СПб
Н. А. Митурич. Диван. Конец 1930-х. Фотография. ЦГАЛИ СПб
Н. А. Митурич. Кресло. Отделка ДК в Мурманске. Для объединения «Мурманрыба». 1946. Бумага, карандаш, тушь. ЦГАЛИ СПб
Н. А. Митурич. Стул. Конец 1930-х. Фотография. ЦГАЛИ СПб
Н. А. Митурич. Шахматный столик. 1939. Фотокопия. ЦГАЛИ СПб
Фабрика театральной художественной мебели почти сразу стала привлекать к работе архитекторов, чтобы добиться не только высокого художественного уровня продукции, но и конструктивного качества. Митурич, Макашов, Гегелло, Кричевский сотрудничали с этим производством, когда необходимо было заказать большие партии кресел для театральных залов, обстановку для рекреаций и фойе. (Митурич, кстати, жаловался, что в Театре имени Ленинского комсомола обивка кресел из плюша и шелкового репса почти сразу изнашивается.) В архиве архитектора сохранились эскизы логотипов для фабрики, которые он выполнил, вероятно, уже после войны. В эмблему включены изображения мебели неоклассического образца, подобно той, которую архитектор будет проектировать в 1940–1950-е годы.
По сравнению с более поздними послевоенными интерьерами, эскизы Митурича второй половины 1930-х годов кажутся намного более экстравагантными: приемы свободны от копирования классического канона, в пропорциях много напряжения, утяжелены пропорции, обострены контрасты. Эскизы складываются в респектабельный буржуазный интерьер, где даже фризы с подвигами рабочего класса воспринимаются как очередная экзотическая деталь, словно авторы отдают дань любопытству ко всему архаичному и сильному, охватившему весь мир в период между войнами.
