Издательский дом «Городец» представляет книгу Игоря Гальченко «От прокурора до "контрреволюционера"».
В монографии на основе большого объема архивных материалов рассказывается о судьбах работников советской прокуратуры, в одночасье объявленных врагами народа. Подробно приводятся сведения о ходе расследования в отношении них уголовных дел о контрреволюционных преступлениях.
«Монография "От прокурора до 'контрреволюционера'" — это авторское осмысление сталинской политики через портреты людей, которых нельзя даже назвать в традиционном смысле историческими личностями. Но это еще и предупреждение. Предупреждение о том, что террор и диктатура, господство одной идеологии и монополия партии на власть — всё это на деле превращает государство в молох, уничтожающий своих граждан, не щадя даже тех, кто верно служит этому государству и стоит на страже его законов», — пишет в предисловии к книге ректор Университета прокуратуры Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор, почетный работник прокуратуры РФ Оксана Сергеевна Капинус.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Хозяйственные затруднения
Руководители советских и партийных организаций, осуществляя свои полномочия вне зависимости от прилагаемых к тому усилий, должны были понимать нависающую над ними, словно дамоклов меч, угрозу быть обвиненными не только в ненадлежащем осуществлении должностных обязанностей, но и, что намного хуже, в контрреволюционном вредительстве. Когда же такое случалось, должностные лица, как правило, не понимали оснований их ареста, ощущали растерянность и наделялись, что следственно-судебные органы во всем разберутся и исправят допущенную ошибку. Ошибки, действительно, иногда исправлялись, однако к тому времени люди уже могли по несколько лет отсидеть за решеткой в не самых лучших условиях. Особо нелегко приходилось работникам прокуратуры, численный состав которых был невелик, а поставленные перед ними задачи по обеспечению законности весьма разнообразны.
Поэтому при невыполнении какими-либо организациями, предприятиями и учреждениями спущенных планов, а также наступления практически в любых сферах жизнедеятельности негативных последствий прокурору также могли поставить на вид упущения с его стороны.
В 1930-е годы прокурорам, в частности, предписывалось проводить работу по снятию судимостей и смягчению наказаний колхозникам, ранее осужденным за незначительные проступки, но одновременно с помощью судебных мер содействовать выполнению хозяйственно-политических кампаний, таких как: сохранение общественного имущества и поголовья скота; весенний и осенний сев; уборка урожая; хлебосдача и т. д.
В такой обстановке работал прокурор Максим Фёдорович Дмитриев.
Родился в 1902 г. в Орском уезде Оренбургской губернии в крестьянской семье.
Вместе с отцом работал в сельском хозяйстве, участвовал в создании колхоза. В 1926 г. как активный комсомолец принят в партию. С тех пор — на советской и партийной работе. После окончания юридической школы в 1934 г. Максим Фёдорович стал прокурором Вешкаймского района Куйбышевской области (ныне район входит в состав Ульяновской области). Это был активный и добросовестный человек, который всеми силами боролся за укрепление социалистической законности и правопорядка1.
В силу различных объективных и субъективных причин дела в Вешкаймском районе в сферах сельского хозяйства и налогообложения складывались не совсем успешно, что органами государственной безопасности было расценено как умышленная контрреволюционная деятельность.
В период с июля по сентябрь 1937 г. сняты с должностей и заключены под стражу первый и второй секретари райкома ВКП (б), председатель райисполкома, заведующие земельным и финансовым районными отделами, председатели двух сель- советов, директора машинно-тракторной и опытной животноводческой станций, управляющий фермой животноводческой станции, директора двух свиноводческих совхозов и председатели четырех колхозов.
По версии следствия в течение двух с половиной лет (т. е. с момента образования района в январе 1935 г.) все они состояли в контрреволюционной вредительской группе, действовавшей под руководством первого секретаря райкома партии и председателя райисполкома в целях подрыва сельского хозяйства района и создания недовольства населения советской властью.
Указанные руководители группы, используя свое служебное положение, давали вредительские задания своим соучастникам. Так, допускались нарушения требований агротехники при обработке земли, вручную проводился сев яровых семян. В результате оказалось засеяно лишь 1 933 га, и колхозы недополучили урожая в размере 30 тыс. пудов зерна. Сорок гектаров полей с картофелем оставались неубранными, а собранный картофель при хранении портился. Погибло 6259 голов крупного и мелкого скота, что стало возможным из-за его неправильного содержания, расхищения и продажи грубых кормов, сжигания соломы под видом борьбы с клещом и необеспечения выполнения плана силосования кормов.
Вредительство также проводилось путем чрезмерного обложения налогами колхозников и трудящихся единоличников, проведения у них повальных обысков и отбирания предметов домашнего обихода. Руководство района давало санкции на незаконное изъятие и продажу домов и надворных построек местных жителей, причем по заниженным ценам. Предусмотренные бюджетом средства на здравоохранение и культурно-бытовые нужды населения расходовались не по назначению. Государственные пособия многодетным матерям своевременно не выдавались.
Прокурор района Дмитриев не остался в стороне от уголовного преследования. Его исключили из партии и 1 сентября 1937 г. арестовали, обвинив, как и других, в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58.7 (контрреволюционное вредительство) и 58.11 (участие в контрреволюционной организации) УК РСФСР.
Инкриминировали, что он был «тесно спаян по совместной пьянке с остальными обвиняемыми по данному делу» и не принимал надлежащих мер по поступавшим к нему в большом количестве жалобам граждан о творившихся в районе безобразиях, что в большей степени приводило к нарушениям революционной законности. Кроме того, по мнению следствия, со стороны Максима Фёдоровича имели место случаи дачи контрреволюционных установок на изъятие и продажу жилых домов в одном из сельсоветов, а также неправильного прекращения уголовных дел по фактам спекуляции.
По окончании расследования уголовное дело направлено на рассмотрение в Куйбышевский областной суд.
Выездной сессией Специальной коллегии областного суда дело рассмотрено в открытом судебном заседании в течение двух дней — 19 и 20 октября 1937 г. с участием защитника, государственного и общественного обвинителей. Все семнадцать подсудимых признаны виновными в совершении контрреволюционных деяний. Шестеро приговорены к высшей мере наказания и через две недели расстреляны, остальные — к тюремному заключению на срок от семи до двадцати пяти лет с поражением в избирательных правах от трех до пяти лет.
Дмитриев осужден к десяти годам тюремного заключения без конфискации имущества с поражением в избирательных правах на пять лет. В 1938 г. ему исполнилось 36 лет.
По протесту Прокурора СССР Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда СССР 20 июля 1939 г. действия Максима Фёдоровича переквалифицированы на статью 109 УК РСФСР (злоупотребление властью или служебным положением), а наказание снижено до пяти лет лишения свободы без поражения в правах. Действия других осужденных к тюремному заключению по тому же делу также расценены как должностные преступления. В отношении казненных лиц Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР пересматривала приговор по протестам Прокурора СССР и Генерального прокурора СССР в 1940 и 1955 гг. соответственно. В деяниях осужденных судебная коллегия не нашла ничего иного, кроме злоупотребления властью или служебным положением.
Супруга и дочь Дмитриева после его ареста вынуждены были скрываться, переехали в Кувындык, где проживал его брат, а затем в г. Оренбург. Однако учительнице по профессии устроиться на работу как жене «врага народа» долго не получалось. Только в 1946 г. поступила в регистратуру больницы, где трудилась до пенсии. Сам Максим Фёдорович в 1944 г. из лагеря направлен на фронт. Служил рядовым 388-го отдельного морского батальона Северного флота. Воевал смело и честно, о чем говорят боевые награды. Демобилизовавшись из армии в ноябре 1945 г., приехал к своей семье в Оренбург. Его также около двух лет не принимали на работу. Потом устраивался на электростанцию, в артель «Химик» и на инструментальный завод2.
Не оставляя надежды добиться справедливости, Дмитриев, двое других осужденных и родственники трех расстрелянных лиц обратились с заявлениями о прекращении дела, ссылаясь на необъективность предварительного и судебного следствия. Проведенная в 1958 г. дополнительная проверка эта подтвердила.
По внесенному Генеральным прокурором СССР протесту Пленум Верховного суда СССР 26 июня 1958 г. вынес постановление об отмене ранее состоявшихся судебных решений и прекращении дела в отношении всех осужденных за отсутствием состава преступления.
Данная судебная инстанция указала, что в образованном в 1935 г. Вешкаймском районе руководители не смогли справиться с хозяйственными затруднениями, что повлекло невыполнение плана силосования и заготовки кормов, падеж скота, недостаток семенного материала, ручной сев и т. д. Расследование же причин указанных фактов не производилось, поэтому обвинение в совершении злоупотреблений по службе не могло быть признано привальным.
Максим Фёдорович Дмитриев скончался в 1974 г.
1. Защитив Отечество, обеспечили торжество закона. Работники прокуратуры Ульяновской области — участники Великой Отечественной войны. Ульяновск, 2016. С. 29.
2. Там же. С. 29–30.
