Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет двухтомную монографию венгерских социологов и политологов Балинта Мадьяра и Балинта Мадловича «Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура» (перевод Юлии Игнатьевой).

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса. Балинт Мадьяр и Балинт Мадлович поставили перед собой задачу найти работающую аналитическую модель и актуальный язык описания посткоммунистических режимов. Так появилась данная книга, предлагающая обновленный теоретический инструментарий для анализа акторов, институтов и динамики современных политических систем стран Центральной Европы, постсоветского региона и Китая. Как в автократиях нейтрализуются институты демократического публичного обсуждения? Почему Китай можно назвать «диктатурой, использующей рынок»? В чем разница между западными популистами и популистами из посткоммунистических стран? Вот лишь небольшой список вопросов, на которые дает ответы эта книга.

Предлагаем прочитать один из разделов книги.

Эрозия защитных механизмов: конституционный переворот и автократический прорыв

Поскольку разделение ветвей власти закреплено в конституции, оно не должно являться просто юридическим фасадом, игнорируемым на практике[1]. Но несмотря на то, что существуют институциональные гарантии этого разделения, такие как конституционный суд или другие органы конституционного контроля[2], их полномочия также определяются законом, которым правящая элита может пренебречь. Как мы объясняли выше, фракционная борьба и большое количество автономных политических акторов, заинтересованных в эффективном осуществлении конституционного контроля, как правило, не позволяют политической элите пренебрегать нормами конституции. Несомненно, самым общим основанием, предотвращающим игнорирование закона, является легально-рациональная легитимность либеральной демократии. Когда законность понимается как самоцель, власть закона главенствует, а его юридическая и практическая стороны совпадают, делая эффективной формальную систему сдержек и противовесов. В идеальном сценарии политическим акторам не может даже прийти в голову нарушить положения конституции, поскольку их электорат неизбежно воспримет эти действия как неправильные и незаконные. Напротив, когда демократический фундамент, основанный на легитимности, подменяется субстантивной рациональностью, власть закона теряет свою силу и авторитарные тенденции изрядно подтачивают камень, лежащий на их пути. Действительно, субстантивно-рациональная легитимность в демократических системах является той самой девиацией, которая присуща упомянутым выше «аномальным» акторам. И поскольку мы выделили два типа акторов, практикующих субстантивно-рациональную легитимность, в то время как только один из них организует выборы (коммунисты, продолжая придерживаться марксизма-ленинизма, остаются революционерами), можно довольно точно определить, кто представляет собой аномальный вызов либеральным демократиям. Это популисты[3].

Изучая популистов во власти, Такис С. Паппас заметил, что в каждом реальном случае, когда им удавалось заполучить контроль над государством, они всегда пытались «1) колонизировать государственный аппарат, назначая партийных лоялистов на всех уровнях бюрократической системы; 2) развернуть полномасштабную атаку против либеральных институтов; и 3) установить новый конституционный порядок, который заменяет институты горизонтального контроля на другие, более вертикальные по своей природе институты.

<…> Популисты у государственного руля практически без исключения пытались расширить зону государственной власти и назначить своих сторонников на правительственные должности, тем самым распространив контроль популистского лидера и его партии над ключевыми институтами»[4]. Если перевести слова Паппаса на язык нашей концептуальной структуры, можно сказать, что популисты обычно пытаются преодолеть защитные механизмы либеральных демократий в три шага:

1) они одерживают победу на выборах и приходят к власти;

2) они используют свой демократический мандат для того, чтобы практиковать автократический легализм, направленный на соединение ветвей власти, в частности через (a) усиление исполнительной власти, (b) сокращение компетенций других ветвей власти и местного самоуправления и/или (c) замену акторов, действовавших внутри других ветвей, на патрональных служащих (то есть не на «лояльные партии» в посткоммунистическом регионе, а на людей, лояльных приемной политической семье как неформальной организации;

3) они используют государственную власть, которую осуществляет верховный патрон через соединенные полномочия разных ветвей, чтобы подчинить себе четыре автономии гражданского общества и свести на нет эффективную оппозицию и процесс публичного обсуждения, таким образом консолидируя автократию.

Когда популисты запускают процесс патримониализации политической сферы, можно говорить о попытке установления автократии. Эта попытка подразумевает серию политических шагов по изменению формальных институтов, инициированную правящей элитой и направленную на осуществление системной трансформации демократии в автократию. Изменения, которые касаются соединения ветвей власти, включают[5]:

• расширение состава суда, особенно конституционного (в целях добиться того, чтобы ни одно важное публичное решение не было объявлено неконституционным и не было аннулировано);

• замену глав гражданских судов, что ослабляет судебную власть, переводя значительную часть их полномочий под контроль органа, подчиняющегося государству (чтобы уменьшить шансы граждан, пытающихся восстановить справедливость в делах о нарушении их прав);

• захват прокурорской власти через назначение патронального служащего (для обеспечения политически выборочного правоприменения;

• изменение правил, регулирующих назначение, продвижение по службе, а также замещение госслужащих (в целях институционализации патрональной бюрократии);

• ослабление местного самоуправления (для устранения вертикального разделения властей);

• одностороннее переписывание избирательного законодательства, включая использование джерримендеринга и приоритет мажоритарности (для обеспечения будущей победы на выборах);

• изменение конституции, расширяющее полномочия исполнительной власти, президента или премьер-министра (для усиления политической позиции верховного патрона).

Будет ли успешной попытка установления автократии, зависит главным образом от одного фактора: смогут ли популисты получить квалифицированное большинство на выборах или, если брать шире и включать также президентские системы, смогут ли они получить монополию на власть.

В президентских системах такое, конечно, легче вообразить, так как в руках президента уже сосредоточена довольно большая власть (как будет показано ниже). Но даже в парламентских демократиях, где разделение ветвей власти защищено конституцией, при наличии достаточного большинства существует возможность поменять институциональное устройство.

Таким образом, конституция и некоторые другие законы, обеспечивающие нормальную работу институтов, рассматриваются не как абсолютно неизменные, а как «основные» или «базовые» законы, которые все-таки можно изменить при условии почти полного единодушия внутри определенной политической системы[6]. Хотя такой редкий сценарий обычно представляется в виде соглашения между соревнующимися фракциями о том, что пришло время изменить «правила игры», популисты могут практиковать автократический легализм и пытаться односторонне изменять конституцию, если единолично приобретают монополию на власть. Такое поведение можно назвать «конституционным переворотом»[7]:

◆ Конституционный переворот — это процесс изменения конституции, а также (номинально) базовых институциональных структур демократической политической системы, осуществляемый одним политическим актором с целью усиления исполнительной ветви власти — то есть самого актора и его политического окружения — в ущерб другим ветвям власти, на основании субстантивно-рациональной легитимности (то есть популизма).

Несмотря на то, что мы используем слово «переворот», важно понимать, что, в отличие от военных переворотов, правовая преемственность в данном случае формально сохраняется[8]. Поэтому мы называем этот процесс «конституционным» переворотом, несмотря на то, что в процессе соблюдается лишь буква конституции и полностью игнорируется ее дух. Именно так работает автократический легализм, когда внешний дух конституции попирается и положения основного закона используются для его же уничтожения, то есть для ликвидации либеральной демократии и установления автократических институтов[9]. Распространенные понятия «раздемократизация»[10] и «демократическая деконсолидация»[11] как раз пытаются осмыслить этот парадоксальный процесс: нейтрализацию демократических сдержек без расформирования демократических институтов или уничтожение конституционализма без разрыва правовой преемственности.

В процессе конституционного переворота популист номинально не устраняет разделение властей (скорее наоборот), но соединяет ветви власти, используя свои полномочия назначать чиновников и превращая всю систему в единый вертикальный вассалитет. Те ветви власти, которые могли бы защитить либеральную демократию, нейтрализуются через сокращение их полномочий или использование любого из других методов, описанных нами выше, когда речь шла о судах и обвинении[12].

Поэтому, в противовес идеям Монтескье, который предостерегал нас от сосредоточения всей государственной власти в одних руках, верховный патрон добивается как раз этого, практикуя автократический легализм и ссылаясь на субстантивно-рациональную легитимность.

Мы можем выделить несколько стадий этого процесса.

Первый — это попытка установления автократии, в рамках которой политическая элита пытается ее институционализировать, не обладая при этом монополией на власть для проведения конституционного переворота, переписывания конституции и подавления любых защитных механизмов по своему усмотрению. Вторая стадия этого процесса — автократический прорыв, при котором демократия успешно и системно преобразуется в автократию стараниями правящей политической элиты. В ходе автократического прорыва правящая элита осуществляет конституционный переворот для того, чтобы сконцентрировать государственную власть в одних руках и укрепить авторитарное господство, лишая государственные институты их автономии и свободы через различные изменения, начатые во время стремительной передачи власти[13]. Тем не менее так разрушается лишь первый защитный механизм либеральной демократии, то есть разделение ветвей власти, тогда как третья стадия — автократическая консолидация, которую мы подробно рассматриваем в части 4.4.3.2, предполагает отключение второго защитного механизма — автономии гражданского общества.