Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Андреа Лану, Келли Херолд и Ольги Бухиной «Прощание с коммунизмом. Детская и подростковая литература современной России (1991‒2017)» (перевод Ольги Бухиной).
За последнее столетие в России произошло сразу несколько крупных социальных и политических катаклизмов. Последствиями этих потрясений стали в том числе и радикальные трансформации детского опыта, как в начале, так и в конце XX века. Книга Андреа Лану, Келли Херолд и Ольги Бухиной посвящена исследованию новой литературы для детей и юношества, возникшей после 1991 года. Начав с исторического фона — советской детской литературы, авторы книги исследуют изменения, произошедшие в издательском процессе в постсоветский период, описывают массовую детскую литературу и подробно останавливаются на возникновении новой поэзии и прозы для юных читателей. Как за последние тридцать лет изменился герой детской литературы? Каким сегодня предстает ее читатель? Удалось ли новым авторам, появившимся в детской литературе после распада СССР, найти новый язык для описания опыта постсоветских детей и подростков? Андреа Лану — филолог-славист, специалист по русской и польской литературе, Конектикутский колледж, Нью-Лондон, Коннектикут. Келли Херолд — филолог-славист, преподаватель русского языка и подростковой литературы, Гриннельский колледж, Гриннелл, Айова. Ольга Бухина — независимый исследователь, переводчик, литературный критик, специалист по детской литературе.
Предлагаем прочитать отрывок из главы о жанрах советской детской литературы.
Выдающееся положение сказки в советском детском каноне отражало сказочные представления о мире, являющиеся важной частью всего советского проекта: великая награда ожидала героя именно в будущем, после длительной и тяжелой борьбы1. Таким образом, нарратив сказки приходил в соответствие с традиционной фабулой советского коммунизма — светлое будущее после многих испытаний, — что превращало сказку в идеальный инструмент передачи этой идеи детям2.
Схожим образом детская поэзия, корни которой тоже восходят к устной традиции, стала, как и сказка, одним из важнейших жанров советской литературы для детей. Шедевры этого жанра, созданные Корнеем Чуковским, служат доказательством возможности соединения сказки и детской поэмы в одном произведении, и в советском детском каноне сказка в стихах занимала привилегированную позицию3.
В СССР изобилие детской поэзии привело к тому, что к концу советского периода она составляла до 30 процентов всей продукции для детей4. В ряду самых известных поэтов советского периода, чьи произведения до сих пор печатаются огромными тиражами, стояли такие имена, как Корней Чуковский (1882–1969), Самуил Маршак (1887–1964), Агния Барто (1906–1981), Сергей Михалков (1913–2009) и Валентин Берестов (1928–1998). Кроме того, стихи для детей писали многие поэты советского авангарда, среди которых следует отметить Владимира Маяковского (1893–1930) и членов Объединения реального искусства (ОБЭРИУ) Александра Введенского (1904–1941) и Даниила Хармса (псевдоним Даниила Ювачева, 1905–1942). Хармс, написавший более двадцати книг для детей, стал особенно популярен в современной России5.
Детская поэзия была лишь малой частью огромной поэтической традиции русской литературы. Поэтическое слово занимало привилегированную позицию в русской культуре со времени появления секулярной литературы в XVIII веке, и с самого начала оно служило прославлению государства и его правителей. Вместе с тем в России поэзия — очень популярная форма выражения политического недовольства и, конечно же, просто чтение для удовольствия. Важность поэзии в российском литературном контексте очевидна, если заглянуть на полки любой библиотеки в сегодняшней России. Эндрю Вахтел отмечал, что и в постсоветский период, спустя годы после окончания советской власти, Россия все еще была тем местом, «где каждый таксист, похоже, способен разразиться длинной цитатой из "Евгения Онегина"»6.
Поэтическое творчество и мелодекламация были не только любимым времяпрепровождением образованного класса в имперской России; такое особое отношение к поэзии стало основой государственной образовательной системы в Советском Союзе. Заучивание и исполнение поэтических строф как один из социальных навыков слабее распространены (или полностью отсутствуют) в западных странах; в советское время это умение широко практиковалось и высоко ценилось — все дети должны были помнить наизусть и уметь продекламировать ряд хорошо известных стихотворений7.
В этой ситуации поэтический текст не разделял общество на разные социальные классы, а, наоборот, объединял его при помощи общего культурного наследия. Декламация поэзии, конечно, была направлена не только на создание общей идентичности и общего гражданского самосознания, она воспринималась и как способ обучения детей родному языку8. Советские педагоги подчеркивали необходимость прививать детям любовь к поэзии в раннем возрасте, для того чтобы они научились ценить возвышенное и продолжали любить поэзию во взрослом возрасте9.
Содержание детских стихотворений советской эпохи было весьма разнообразным и включало много тем, существующих в детской поэзии по всему миру, таких как природа, животные, домашние заботы и мир детской фантазии. Легко догадаться, что многие советские поэты сочиняли положенные строки, воспевающие Советское государство и его руководителей, причем поэзия о Ленине и Сталине входила в особую и очень важную категорию10. Ответ на вопрос, воспитывали ли подобные стихи чувство патриотизма в детях, находится далеко за рамками предмета нашего исследования, однако ясно, что до самого конца советской эпохи важность таких произведений постоянно подчеркивалась. Тимофеева даже в 1987 году продолжала давать родителям советы, как и когда читать с детьми патриотическую поэзию:
Воздействие стихов тем сильнее, чем больше они совпадают с настроением детей, поэтому важно учитывать, что и когда читать. 1 Мая и 7 Ноября вы вместе с детьми ходили на демонстрацию или смотрели по телевизору трансляцию праздника с Красной площади и, исполненные высоких гражданских чувств, обратились к поэзии о Ленине, о Родине. С трепетным волнением ребенок воспримет эти стихи и на семейном празднике, устроенном в честь его вступления в октябрята или пионеры11.
Советы Тимофеевой подчеркивают первостепенное значение контекста и эмоциональной составляющей в прививании патриотических чувств детям: воспринятый в соответствующее время поэтический язык наделяет гражданские ритуалы особым смыслом, насыщает их эмоционально и делает неотъемлемой частью жизни. В воображаемом сценарии, описанном Тимофеевой, патриотические строки становятся соединительной тканью между прошлым, настоящим и будущим: сначала Октябрьская революция, потом парад в честь праздника на Красной площади и, наконец, будущий прием ребенка в одну из детских коммунистических организаций. Как понять, что поэтический язык оказывает нужное, формирующее идентичность воздействие? «Трепетное волнение» ребенка явственно показывало, что у него возникла необходимая эмоциональная реакция. Более всего тут интересно не само по себе наличие патриотических стихов для детей, а четкие инструкции по тому, как использовать их в семейной обстановке, чтобы государственные праздники и гражданские ритуалы превратились в волнующие, полные смысла события12. Советы Тимофеевой интересны для исследователя именно потому, что ее взгляды демонстрировали самую сущность широко распространенных в советское время представлений о месте поэзии в жизни, включая гражданскую роль поэтического слова.
Если сказки и поэзия были важнейшими жанрами для самых маленьких детей, то для детей в возрасте от семи до четырнадцати, как и во многих других культурах, главенствующую роль играли короткие и длинные произведения в прозе. В семь лет большинство детей начинали читать самостоятельно, и прозаическое повествование позволяло им расширять свой когнитивный горизонт независимо от родителей. Согласно Тимофеевой, «ребенок размышляет над характерами героев, мотивами их поступков, а это учит лучше понимать самого себя, свои мысли, чувства, побуждения»13.
Рассказ и повесть становились наиболее подходящим чтением для детей этой возрастной группы. Среди популярных прозаических поджанров преобладали приключенческая повесть, научная фантастика, литературная сказка, школьная повесть и историческая проза. Неудивительно, что революция 1905 года и революция 1917 года оказались популярными темами приключенческой повести, рассказывающей о начале советской эпохи и сочетающей в себе исторические факты и приключенческий нарратив14.
После того как в детской литературе закончился период смелых экспериментов в области эстетики авангарда, который характеризовал 1920-е годы, и в официальной эстетической политике повсеместно утвердился социалистический реализм, привлекательность существующего уже без малого столетие приключенческого повествования только возросла. Книги Аркадия Гайдара приобрели огромную популярность в 1930-х годах и продолжали активно переиздаваться даже после окончания советской эпохи. Это особенно относилось к его произведениям в поджанре «патриотического путешествия», таким как «Голубая чашка» (1936) и «Чук и Гек» (1939), а также к «Тимуру и его команде» (1940). В книгах Гайдара полное соответствие эстетическим и идеологическим требованиям сочеталось с изображением детей-героев, оказывающихся в разных местах необъятной Советской империи; герои возвращались домой нравственно окрепшими благодаря самоотверженным поступкам, совершенным ими самими или теми, кого они повстречали на своем пути.
В XIX веке приключенческая повесть, литературная сказка и исторический роман приобрели значительную популярность во многих культурах, в XX веке к ним присоединилась научная фантастика. В этом отношении западное литературное влияние играло центральную роль в развитии советского детского канона, несмотря на постоянные усилия избегать этого влияния в политической и социальной сферах. Достаточно неожиданно одними из самых известных и любимых произведений советской детской прозы стали вольные адаптации западной классики: «Пиноккио» (1883) Карло Коллоди, «Волшебника из страны Оз» (1900) Фрэнка Баума, «Истории доктора Дулиттла» (1920) Хью Лофтинга и «Винни-Пуха» (1926) А. А. Милна. Советские адаптации этих произведений — «Золотой ключик, или Приключения Буратино» (1936) Алексея Толстого, «Волшебник Изумрудного города» (1939) Александра Волкова, «Доктор Айболит» (1929) Корнея Чуковского и переложение «Винни-Пуха» (1958) Борисом Заходером — пользовались невероятной популярностью, по ним неоднократно снимались игровые и мультипликационные фильмы15. Сегодня многие из этих текстов можно было бы обвинить в плагиате, однако в то время они считались литературными адаптациями16. Регулярное появление культурных заимствований и в ранний имперский период, и в начале советской эпохи, и в первые постсоветские годы подчеркивает существенную роль перево дов и переложений во времена резких культурных перемен — феномен, который мы обсудим подробнее во второй, третьей и четвертой главах.
Различные подходы к содержанию и моральным ценностям подчеркивали заметную разницу между исходными западными текстами и их советскими адаптациями. Приведем только два примера. Всем известна история «Пиноккио» Коллоди: сюжет книги строится на мечте куклы-марионетки стать настоящим мальчиком. В советской адаптации герой так и не становится человеком; основной упор делается на коллективное усилие противостоять владельцу кукольного театра, жестоко эксплуатирующему актеров: марионетки объединяются для того, чтобы создать новый театр, в котором все равны17. Когда Буратино наконец находит желанный золотой ключик, тот открывает дверцу не к деньгам и богатству, а, как отмечает Хеллман, «к свободе от эксплуатации»18.
Аналогичным образом «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова содержит революционный подтекст, где подчеркивается важность дружбы, любви к родине, борьбы за свободу, противостояния врагу и готовности подчиниться требованиям государства19. «Буратино» и «Волшебник Изумрудного города» — не просто фантазии для детей, это еще и истории взросления, показывающие героев в процессе развития и достижения зрелости, то есть тогда, когда они добиваются реализации своих возможностей, признания окружающих и понимания своего места в мире. По мнению таких исследователей, как Марк Липовецкий, Александр Прохоров и Сергей Ушакин, неслучайно, что во всех этих связанных с инициацией нарративах одной из центральных тем становится социальный поступок; в советском контексте это было темой особой важности20. Как и любое другое подрастающее поколение, дети в Советском Союзе росли, усваивая моральные ценности, культурные обычаи и поведенческие коды своего общества, такие как щедрость, честность, справедливость, коллективизм и забота об общем благе. Вырастая, они были вынуждены усвоить еще и другую систему ценностей и социального поведения: повсеместное взяточничество, коррупцию, необходимость понимать, кому можно, а кому нельзя доверять, умение избегать наказания и многие другие навыки, необходимые для выживания в советском обществе. Особую популярность произведений, построенных на существовании двойной реальности, где постоянно возникает вопрос, что здесь реально, а что нет, помогает понять тот факт, что эту сложную систему двойных социальных конвенций было совершенно необходимо учитывать при всех обыденных действиях. Есть и более простое и столь же правдоподобное объяснение огромной популярности литературных сказок в Советском Союзе: они прекрасно обеспечивали возможность бегства от повседневной жизни.
Социализация в СССР в большой степени происходила внутри общественных институций, поэтому школьная повесть стала важнейшим поджанром литературы взросления22.
Прямая наследница воспитательного романа (Bildungsroman), советская школьная повесть подчеркивала важность дружбы, здорового соревнования и академической успеваемости, необходимость твердого нравственного компаса. Как показал Хеллман, типичный сюжет такого произведения строился на недостойном поведении одного или нескольких неуспевающих школьников, чьи плохие отметки угрожали репутации целого класса. Благодаря коллективному усилию отстающие исправляли плохие оценки, и одноклассники, в духе коллективизма, поддерживали друг друга в достижении поставленных целей23. «С тобой товарищи» (1949) Марии Прилежаевой, «Витя Малеев в школе и дома» (1951) Николая Носова, «Васек Трубачев и его товарищи» (1949–1952) Валентины Осеевой — лишь несколько типичных примеров таких школьных повестей. Очевидно, что все эти произведения критиковали лень и индивидуализм и прославляли прилежание, сотрудничество и взаимопомощь24.
Несмотря на то что основным фокусом нашей работы является исследование художественной прозы, появившейся после 1991 года, мы все же обсудим некоторые примеры советских познавательных книг для детей, чтобы понять, как подобная литература преобразовывалась и развивалась в постсоветскую эпоху. К концу советского периода познавательная литература для детей составляла лишь малую часть публикуемых в СССР детских книг — только 191 наименование (менее 12 процентов) из 1610 книг для детей, опубликованных в 1991 году. Основная часть книг (1419, или более 88 процентов) была прозой или поэзией, то есть детской художественной литературой25. Что касается самой терминологии, то и она существенно изменилась с 1991 года. В советскую эру термины «познавательная литература», «научно-популярная литература» и «документальная проза» характеризовали произведения, основанные на фактическом материале. При этом многие произведения, относящиеся к познавательной литературе, — книги о животных, растениях и других природных феноменах — обладали отчетливым авторским голосом и изображали мир природы в живой и образной манере. Такие произведения советской эпохи, в частности книги Бориса Житкова (1882–1938) и Виталия Бианки (1894–1959), необычайно ярко описывали подводный мир, повадки лесных зверей, поведение боа-констрикторов и даже локомотивы; наличие антропоморфных элементов часто размывало четкую линию между познавательной и художественной литературой. В постсоветскую эпоху в русский язык пришло заимствованное из английского языка слово «нон-фикшн», его начали применять к произведениям массовой литературы (руководствам по самопомощи или выбору профессии, кулинарным книгам); новое слово ознаменовало появление в России совершенно нового типа литературы.
На первый взгляд, это вполне исчерпывающий список типичных жанров, но при более внимательном взгляде на советский детский канон в глаза бросается ряд упущений: некоторые жанры, процветавшие в западной литературе на протяжении большей части XX века, в Советском Союзе практически не были представлены. В СССР по большей части отсутствовали комиксы, книжки-картонки, книжки с подвижными элементами и другие интерактивные книги, руководства по сексуальному воспитанию, а также жанр, который теперь принято называть «литература young adult»26.
Хотя советский канон включал в себя несколько знаменитых произведений для читателей-подростков, таких как «Два капитана» (1938–1940) Вениамина Каверина, «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви» (1939) Рувима Фраермана и трилогию «Дорога уходит в даль…» (1956–1961) Александры Бруштейн, эти книги значительно отличались и по сюжетам, и по затрагиваемым темам от произведений в жанре young adult, издававшихся на Западе в тот же период27. Западная юношеская литература имеет тенденцию сосредоточиваться на типичных проблемах, с которыми сталкиваются подростки, — алкоголь, наркотики, буллинг, депрессия, самоубийство, сексуальное пробуждение и сексуальное насилие; советские тексты для подростков обращали куда большее внимание на положительные аспекты взросления: преданность общему делу, укрепление моральных устоев, способность трудиться на благо окружающих28. Хотя советские романы для подростков тоже строились вокруг разнообразных конфликтов, они не являлись «проблемными» в том смысле, что у советских подростков — по официальной версии — не было проблем, типичных для их сверстников за границей29. Советские сюжеты в большой степени соответствовали советскому культурному контексту: героев книг нередко обвиняли в проступках, которых они не совершали, их язвительно высмеивали в пионерской газете, на них доносили товарищи; эти сюжеты затрагивали некоторые из тех проблем, с которыми в советском обществе сталкивались взрослые.
1. Елена Гощило полагала, что идея исполнения тайного желания в сказке объясняет «советское массовое принятие сказочных клише для изображения постоянно откладывающегося „светлого будущего“, которое никогда не наступает в реальности и потому требует гиперболизированной компенсации в риторике советского художественного текста» (Goscilo H. Introduction // Politicizing Magic. P. 6–7. См. также статью Марины Балиной в том же томе (Balina M. Introduction // Ibid. P. 108–109, 113).
2. Тимофеева. Цит. соч. С. 96–97.
3. Наиболее известные поэмы в стихах Корнея Чуковского — «Крокодил» (1916), «Тараканище» (1921), «Мойдодыр» (1923), «Муха-Цокотуха» (1924), «Телефон» (1926) и «Айболит» (1929), и все они именовались сказками.
4. См.: «Печать СССР» за 1990 год.
5. Многие произведения Хармса были напечатаны в детских журналах «ЕЖ» («Ежемесячный журнал»), «ЧИЖ» («Чрезвычайно интересный журнал») и «Сверчок» и из-за ироничности и абсурдистской составляющей долго не перепечатывались. Только к концу советского периода некоторые из его текстов стали снова появляться в печати; после 1991 года они оказались одним из самых главных «открытий» постсоветского периода и продолжали активно переиздаваться.
6. Wachtel A. Remaining Relevant after Communism: The Role of the Writer in Eastern Europe. Chicago: University Chicago Press, 2006. P. 4.
7. В советское время механическое заучивание стихов ценилось как одно из важных умений, дети часто читали стихи наизусть дедушкам, бабушкам, гостям, учителям, соученикам. В особых праздничных ситуациях дети выступали перед лидерами коммунистической партии, читая стихи наизусть, см.: фильм Никиты Михалкова «Анна: От шести до восемнадцати» (1993), в котором воспроизводятся документальные кадры такого праздничного выступления.
8. «Прекрасные стихи русских поэтов — чистый родник нашего родного языка, вечно живой поэзии» (Тимофеева. Цит. соч. С. 40).
9. «Поэзия обогащает душу ребенка, он как бы готовится к встрече с великими поэтами» (Там же. С. 31).
10. В книге Тимофеевой «100 книг вашему ребенку» поэзия о Ленине и юных ленинцах представлена как отдельная жанровая категория. Однако оценить реальное влияние на советских детей этих откровенно идеологических сочинений достаточно трудно. К концу советского периода циничное отношение к идеологии позволяло многим взрослым либо игнорировать постоянное прославление советских руководителей, либо насмехаться над ним.
11. Тимофеева. Цит. соч. С. 33.
12. Даже поэзию Агнии Барто, чьи стихи известны вниманием к обыденным предметам и семейным отношениям, Тимофеева рассматривала в плане того, какие чувства эта поэзия пробуждала в детях, — например, «верность и нежную заботу о друге», «тревогу за любимого», «чувства сострадания, сочувствия, деятельного добра». Этим подчеркивалась важность детских эмоций и назидательной функции детской поэзии для советского литературоведения (см.: Там же. С. 58).
13. Тимофеева. Цит. соч. С. 130.
14. О революции 1917 года почти сразу были написаны, например, следующие произведения: «Красные дьяволята» (1923) Павла Бляхина, «Макар-следопыт» (1925–1926) Льва Остроумова, «Красный бакен» (1924) Сергея Григорьева, «От моря до моря» (1926) Николая Тихонова, а также повести Аркадия Гайдара «Р. В. С.» (1926) и «Школа» (1930) (см.: Хеллман. Цит. соч. С. 312–314).
15. Более подробное обсуждение литературных заимствований того периода может быть найдено в статье Эрики Хабер: Haber Е. Is Magic Land Oz? Volkov and the Question of Originality // Детские чтения. 2014. № 6 (2). С. 255–268, а также в ее книге: Haber E. Oz behind the Iron Curtain: Aleksandr Volkov and His Magic Land Series. Jackson: University Press of Mississippi, 2017. См. также: Хабер Э. Страна Оз за железным занавесом / Пер. с англ. О. Мяэотс. М.: Новое литературное обозрение, 2023.
16. По словам Бена Хеллмана, к середине 1930-х годов «контакты с другими странами, а стало быть и переводы, были сведены к минимуму. Широко распространено было мнение, что „буржуазная“ детская литература не подходит и даже непонятна советским детям. В результате многие авторы свободно перерабатывали иностранную литературу так, чтобы она лучше соответствовала потребностям и ценностям первого в истории социалистического государства. При этом не было риска, что читатели могут опознать оригиналы» (Хеллман. Цит. соч. С. 388). Практика адаптации произведения к советскому культурному контексту может также рассматриваться как современное продолжение традиции «склонения на наши нравы», присущей XVIII веку.
17. Там же.
18. Там же.
19. Haber. Is Magic Land Oz? P. 257–258. Хабер цитирует Э. Несбет (2008), Н. Латову (1995) и К. Митрохину (1996–1997).
21. Ушакин С. «Мы в Город Изумрудный идем дорогой трудной»: маленькие радости веселых человечков // Веселые человечки. С. 9–60; Липовецкий М. Буратино: утопия свободной марионетки // Веселые человечки. С. 125–180.
22. Подробнее о школьной повести см.: Хеллман. Цит. соч. С. 410–416; Добренко Е. «Весь реальный детский мир» (Школьная повесть и «наше счастливое детство») // «Убить Чарскую…» С. 189–230.
23. Хеллман. Цит. соч. С. 410.
24. Хеллман отмечал, что в школьных повестях, где действие происходит во время войны, центральным мотивом становится патриотический долг каждого ученика — обязанность выполнять домашние задания и учиться на отлично (Хеллман. Цит. соч. С. 412–413).
25. См. ежегодные публикации «Печати Советского Союза» и «Печати Российской Федерации», которые показывают значительную разницу в жанровом составе и количестве наименований между советским и постсоветским временем.
26. Хотя комиксы иногда появлялись в Советском Союзе, этот жанр в большинстве своем презирался официальными критиками, убежденными, что комиксы прославляют секс, насилие и преступный мир. В литературоведческой работе, опубликованной в 1963 году, один из таких критиков, Вера Смирнова, утверждала, что комиксы вредны для детских душ; они привлекают детское внимание, но их содержание наносит детям непоправимый вред своей вульгарностью, изображением низменных страстей и прославлением преступного мира (цит. по O’Dell. Op. cit. P. 19).
27. Многие исследователи полагают, что публикация в 1942 году книги Морин Дейли «Семнадцатое лето» (Maureen Daly. Seventeenth Summer) ознаменовала появление особой литературы young adult и изменила направление развития литературы взросления, наследницы воспитательного романа XVIII века.
28. Подростки в Советском Союзе читали русскую классику и избранные произведения мировой классики, многие из них являлись частью обязательной школьной программы, и знание их требовалось во время общегосударственных школьных экзаменов. Особенно популярна была зарубежная классика, подчеркивающая эксплуатацию угнетаемого населения (например, книги о рабстве в Америке), романы о том, как юные герои анархистского толка не подчиняются несправедливой власти, например «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна».
29. Утверждение, что жанр young adult совершенно новый и появился только в постсоветской литературе, спорно. Однако мы придерживаемся точки зрения, что книги Екатерины Мурашовой, Дины Сабитовой, Юлии Кузнецовой, Дарьи Доцук и многих других современных авторов символизировали собой резкий отход от традиций, характерных для подростковых книг в Советском Союзе, и демонстрировали существенные изменения в изображении детей и юношества. Эти изменения мы будем подробно обсуждать в пятой главе.
