Издательства «КоЛибри» и «Азбука-Аттикус» представляют книгу Флориана Хубера «За дверью ожидают призраки. Драма немецкой семьи в послевоенной Германии» (перевод Александра Анваера).
Долгие годы после окончания войны большинство немцев, разлученных с близкими, мечтали о воссоединении семей и нормальной жизни. Но частная жизнь за дверями домов не стала тем островком спокойствия, которого так жаждали эти люди. Происшедшее оставило глубокий след на повседневной жизни семей. Отцы и мужья после войны и плена стали другими. Их дети росли и воспитывались в атмосфере молчания, намеков и строгости. В конце концов конфликт поколений обернулся уличными беспорядками.
Флориан Хубер описывает послевоенную семейную драму с точки зрения и от имени этих людей. Среди них мы видим ведущего двойную жизнь вернувшегося с войны фронтовика, юную мать, запутавшуюся в собственных тайнах, школьника, разоблачившего родительскую ложь, девочку, отважившуюся восстать против грубости солдафона-отца. В судьбах, повествующих о мире, которого не коснулся оптимизм общества восстановления, осязаемо ощущаются мрачные глубины и бездонные пропасти той эпохи.
Предлагаем прочитать фрагмент главы «Возвращение проигравших».
Вильгельм Леман вернулся домой с войны на трамвае. Незадолго до наступления нового года он был отпущен из лагеря военнопленных в Ландсберге, что к северу от Берлина. Сначала он поездом добрался до столицы, а потом поехал дальше, в район Панков. Утром 1 января он уже был на своей улице. Он медленно шагал, пока наконец не оказался перед такой знакомой дверью своей квартиры. Но теперь почему-то колебался и выжидал. Дом был частично разрушен, но их квартира уцелела. Одному товарищу, который освободился из лагеря раньше, Вильгельм передал записку для жены с сообщением, что тоже скоро будет дома. Получила ли она его записку, он не знал. Несколько минут он простоял перед порогом, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами. Все было как во сне. Наконец, взяв себя в руки, он постучал, дверь открылась, и он увидел Хедвигу. По ее глазам он понял, что она не сразу его узнала, хотя и ждала. Товарищ передал ей записку мужа.
Они познакомились во время отпуска на лыжной базе семь лет назад — великан Вильгельм и изящная Хедвига. Однако с тех пор вместе провели не больше семи месяцев. Спустя короткое время после их встречи он отправился прямо из дома на фронт. Его «домом» были три его товарища по разведгруппе, войсковые разведчики, с которыми он находился вместе постоянно, пока одна военная кампания сменяла другую. [(10) Эти трое были для меня всем: родиной, семьей. Мы будто были связаны друг с другом какими-то узами, потому что очень многое пережили вместе. Мы знали друг о друге всё, изучили за много лет.] Однако Хедвига и Вильгельм не знали друг о друге почти ничего. После тяжелого ранения он служил инструктором в разных городах, в один из его приездов она забеременела. Ребенок, который стал для них проблеском надежды, через восемь месяцев родился мертвым. Вскоре Вильгельм получил приказ сформировать подразделение фольксштурма последнего призыва1 для отправки на Восточный фронт. Последний год разлуки перенести было труднее, чем все предыдущие. Когда Вильгельм вернулся, между ним и Хедвигой были семь потерянных лет, следы войны и мертвый ребенок. [(11) Так много всего произошло, и все было уже не так, как прежде.]
Как и многие военнопленные, вернувшийся домой Вильгельм Леман страдал голодными отеками. Лицо его стало желтым и одутловатым, волосы выпадали. Это был совершенно больной человек, одетый в лохмотья. Несмотря на его измученность, оба в эту ночь не сомкнули глаз. Вильгельм спрашивал и спрашивал, ему хотелось все знать о том, как жена провела эти месяцы без него, как вообще шла жизнь, пока его не было. Не только он стал чужим для Хедвиги, она тоже была далека от образа, который Вильгельм хранил в своей памяти. Многое из рассказанного ею он был просто не в состоянии себе представить. «Он совсем как дитя», — подумала она.
Она показала ему дневник, который вела вплоть до его возвращения, решив, что так ему будет легче понять, как отразилась на ее жизни война. Она писала о своей работе на военном заводе в восточной части Берлина — тяжкий труд шесть дней в неделю; о том, как приходилось спасаться в бомбоубежищах; позже были принудительные работы на русских; о том, как воровала дрова, как доставала уголь и продукты — крутилась с утра до ночи. И рассчитывала только на себя. Многое из написанного Вильгельм понимал с трудом. Но еще труднее было смириться с тем, как она об этом писала. К несчастью, тон дневниковых записей был таким же, каким она теперь говорила с ним. Ее слова, интонации были совершенно иными, чем прежде.
[(12) «Я перестал узнавать мою жену. Потребовалось много времени, прежде чем я понял, что, пока меня не было, она научилась говорить “я”. Постоянно звучало: “у меня есть”, “я буду”. Я же постоянно ее поправлял: “извини: у нас есть, мы будем”. Мы очень медленно находили контакт друг с другом. Мы едва узнавали друг друга».]
Они были женаты пять лет, обоим уже за тридцать. Их брак, в сущности, начался только теперь. Трудно придумать более сложную ситуацию. Оба надеялись, что с возвращением Вильгельма жизнь станет легче. Но стало вдвойне тяжелее. Хедвига ощущала отсутствие в их отношениях гармонии, которой она годами с таким нетерпением ожидала. А ему недоставало того домашнего уюта, что сохранился в его воспоминаниях. Он чувствовал ее разочарование, потому что не мог соответствовать ее желаемым представлениям о мужчине. Она так долго терпела свое одиночество, мечтая о мужчине, который освободил бы ее от бремени забот. Но человек, который вернулся к ней, и сам едва ли мог найти свое место в жизни. Ни опоры, ни защиты дать ей он не мог. Рядом с ней жил побежденный, которого сначала втянули в неправедную войну, а потом заставили расплачиваться. Плечо было разбито на войне, здоровье подорвано в лагере. Великан Хедвиги съежился до крошечной тени.
В Восточно-Берлинском бюро по трудоустройству ему разъяснили, что как бывший член НСДАП он не имеет права на место банковского служащего. Однако его не выслали, а отправили на принудительные работы в пользу Красной армии. Ему предстояло грузить уголь в составе четвертого рабочего батальона в Кёпенике. У него не было ни профессии, ни денег, ни перспектив. Вильгельм Леман дошел до того, что мог быть для жены лишь обузой, но никак не опорой. Он потерял всякое уважение к себе. Какое унижение! Кто-то должен за это ответить!
Жизнерадостность Хедвиги, которая так понравилась Вильгельму тогда, на лыжной базе, теперь возбуждала гнев. Он возненавидел ее самостоятельность, казавшуюся ему издевкой. Сначала он стал просто неразговорчив. От него было не дождаться ни одного приветливого слова. Потом последовали оскорбления. Если она отвечала молчанием, то он начинал бушевать еще сильнее. Успокаивался он только тогда, когда видел в ее глазах страх. Собственная слабость делала его жестоким. Теперь он демонстрировал ей свое истинное лицо, уродливую гримасу обманутого жизнью человека. Его месть была направлена только на жену. Самый тяжелый период их брака пришелся на то время, когда нужно было приложить все силы, чтобы начать сначала. Сейчас же перед ними стояла угроза навеки потерять друг друга.
[(13) «Я пыталась многое ему прощать, главное — его грубость. Я просто не могла — душевно — восстановить нашу связь. Но я стала сомневаться и в себе, считая, что слишком много от него требовала. Я долго раздумывала, что я могла бы сделать, чтобы снова вернуть его».]
Но причина депрессии Вильгельма Лемана крылась не только в его падении на социальное дно. Он слишком многое пережил на фронте и в плену. Он рассказывал о сожженных ими польских деревнях. Они расстреливали всех, кто стоял у них на пути. Тогда он думал, что тем самым они защищали отечество. Их уверенность в собственной правоте была разрушена. [(14) Но то, что стало происходить дальше, было поистине ужасно.] Хотя и он, и его товарищи были всего лишь разведчиками. Однако хватило бы и того, что они находились рядом и были свидетелями происходящего.
Но они были не просто очевидцами. В России он получил приказ расстрелять партизан. Молодые парни, обычные ребята. Потом было его собственное ранение, осколок противотанковой гранаты раздробил ему лопатку. И наконец кошмар концлагеря, где заключенные один за другим умирали у него на глазах от сыпного тифа. Очень немногие из них были солдатами, в основном гражданские — старики и старухи, дети и совсем младенцы. Он сознательно заразился от мертвеца сыпным тифом, потому что не хотел больше жить.
[(15) «Я был сыт по горло. Я видел все это, и это уже не была война».]
Но не сработало. Вопреки всему он выздоровел.
Эти мертвые — погибшие от его пули партизаны, умиравшие в лихорадке дети — преследовали его всю дорогу до дома в Берлине. Вильгельм Леман проиграл войну, но теперь ему нужно было победить ее в себе, чтобы посмотреть другими глазами на свои отношения с женой.
1. Фольксштурм (нем. Volkssturm) — отряды народного ополчения нацистской Германии. Сформированы по личному приказу Гитлера в октябре 1944 года приказом о тотальной мобилизации всего мужского населения в возрасте от 16 до 60 лет, не состоящего на военной службе. В конце 1944 года в ополчение стали принудительно призывать и женщин в возрасте от 18 лет. С марта 1945 года был мобилизован так называемый последний призыв фольксштурма: мужчины после 60 и даже подростки из Юнгфолька — подразделения Гитлерюгенда для детей от 10 до 14 лет.
