Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу канадского историка Виктора Таки «Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812–1834 годы» (перевод с английского — автора).
Дунайские княжества, Молдавия и Валахия, представляли собой главную арену борьбы между Российской и Османской империями в XIX веке. Книга Виктора Таки посвящена напряженным взаимоотношениям российских дипломатов и военных с дунайскими боярами. Представители России стремились превратить княжества в контролируемую буферную зону, тогда как знать Молдавии и Валахии заботилась о сохранении своей традиционной автономии. На эти противоречивые интересы накладывались как нарастающая борьба России с другими державами Европы за влияние в европейской части Османской империи, так и зарождение румынского национализма. В своем исследовании автор подробно рассматривает основные результаты этих разнонаправленных политических векторов — реформы 1820–1830-х годов, значительно модернизировавшие политические и административные институты дунайских княжеств и заложившие основы будущего Румынского национального государства.
Предлагаем прочитать фрагмент раздела «Бессарабский эксперимент Александра I».
В своих докладах Александру I Чичагов отмечал, что «Бессарабия — прекрасная страна», которая сулит многие преимущества, если ей «дать несколько времени отдохнуть». Наряду с освобождением от налогов на три года и нераспространением на нее рекрутской повинности Чичагов, под очевидным влиянием Каподистрии, рекомендовал императору «ничего не делать, ничего не устраивать, чего не требуют местные нужды»[1]. В результате «Правила для управления Бессарабией», написанные летом 1812 года Каподистрией и его другом и будущим сотрудником Александром Скарлатовичем Стурдзой (сыном молдавского боярина-эмигранта Скарлата Стурдзы), не преследовали цель заменить местные институты российскими. Наоборот, «Правила» предписывали областной администрации руководствоваться местными законами и сохраняли молдавский (румынский) язык в судопроизводстве[2]. Одновременно написанная Каподистрией инструкция Чичагова первому бессарабскому губернатору (и по совместительству его другу и соседу по поместью) Скарлату Стурдзе предписывала «искусным образом обратить на сию область внимание пограничных народов». «Последняя война занимала умы и надежды молдаван, валахов, греков, болгар, сербов и всех народов, привязанных к России», — отмечалось в инструкции. Однако с отступлением российской армии на север для борьбы с наполеоновским вторжением «дух сих народов может впасть в порабощение, и неприятели наши овладеют ими». Вот почему было принципиально важно «сохранить привязанность сих народов и охранить их от влияния наших врагов»[3].
Даже сам факт того, что Александр I уделил внимание Бессарабии и утвердил «Правила» накануне решающего сражения с Наполеоном, свидетельствует о значении, которое он придавал этой области как российскому противовесу Иллирийским провинциям Французской империи. Бессарабский эксперимент, начавшийся по инициативе Чичагова и Каподистрии, продолжился в последующие годы, несмотря на то что европейские кампании 1813–1814 годов и последовавший за ними Венский конгресс целиком поглотили внимание российского императора. В то время как неудачные действия Чичагова на Березине в ноябре 1812 года привели к его отставке, карьера Каподистрии, напротив, пошла вверх, и в начале 1814 года он был назначен российским статс-секретарем по иностранным делам, курировавшим прежде всего восточную политику России. Это дало ему возможность поддержать политику Бессарабской автономии в начале 1816 года, когда император наконец обратился к вопросам управления империей, давно требовавшим его внимания.
К этому времени беспорядки в областной администрации и злоупотребления чиновников поставили смелые замыслы 1812 года на грань краха[4]. Каподистрия склонен был объяснять такое развитие событий «присущими краю пороками» и тем, что «страна получила только молдавское, т. е. турецкое воспитание»[5]. Чтобы исправить ситуацию, Александр I назначил военного губернатора Подолии генерал-лейтенанта А. Н. Бахметьева своим полномочным наместником в Бессарабии с целью «указать ей гражданское управление, соответственное с ее нравами, обычаями и законами». Наместник имел право личного доклада императору по всем вопросам, касавшимся управления области[6].
Бахметьев получил указание составить областное правление из местных жителей, чье знание местных обычаев способствовало бы окончательному определению формулы бессарабской автономии. «Можно ли надеяться, — вопрошал автор инструкции Бахметьеву, — чтобы щастие какого бы то ни было народа устроилось через принуждение, чтобы он переменил свойство свое и подчинил его образу правления, совсем для него чуждого?»[7] Главной задачей наместника стала разработка Бессарабского устава, который должен был заменить «Правила» 1812 года. Проект устава должен был определить права и обязанности всех социальных групп, предписать способ избрания членов в областные и уездные органы, обеспечить осуществление судопроизводства на молдавском языке и в соответствии с местными законами, а также заложить основы областной полиции и пограничной стражи[8].
Назначение подольского военного губернатора бессарабским наместником весной 1812 года весьма символично. Присоединенная к Российской империи в результате второго раздела Польши Подолия была территорией, в которой социально доминировала польская знать. В первые два десятилетия, последовавшие за российской аннексией, отношения между империей и польской элитой оставались неопределенными, особенно в условиях противостояния России революционной и наполеоновской Франции. В ответ на создание Наполеоном Великого герцогства Варшавского в 1807 году Александр I дал сигнал полякам о своей готовности предоставить им широкую автономию в составе Российской империи[9]. Несмотря на массовое участие поляков в наполеоновской кампании 1812 года, российский император создал в 1815 году королевство Польское со своей конституцией, связанное с Россией лишь посредством личной унии[10]. Александр I даже рассматривал возможность включения в его состав «земель от Польши возвращенных» в результате второго и третьего разделов[11]. В 1816 году политика сотрудничества с польскими элитами на западных окраинах шла полным ходом, и решение назначить подольского губернатора бессарабским наместником может свидетельствовать лишь о том, что император рассматривал Бессарабию в качестве одной из западных окраин России.
В инструкциях Бахметьеву отмечалось, что политика в отношении Бессарабии «находится в полном соответствии с тою, которую Его Императорскому Величеству было угодно принять в отношении других территорий, приобретенных в правление Его Императорского Величества»[12]. Отсылка к Великому княжеству Финляндскому и Царству Польскому здесь очевидна, как и ожидание, что бессарабское дворянство сыграет ту же роль в областном управлении, которую играли польские и финские элиты в своих регионах. Назначение подольского губернатора бессарабским наместником свидетельствовало о намерении императора уважать привилегии бессарабской знати; свидетельствовало об этом и его указание разработать новый устав на основании местных законов и обычаев. Таким образом, политика бессарабской автономии была связана с политикой Александра I в отношении польских элит, которая, в свою очередь, определялась противостоянием с Наполеоном. Речь идет не просто о типологическом сходстве, но о прямой взаимосвязи: Бахметьев привез с собой в Бессарабию свою польскую канцелярию, начальник которой, Н. А. Криницкий, и стал главным автором Бессарабского устава 1818 года[13].
По прибытии в Кишинев наместник сконцентрировался на разработке Устава. Результатом его усилий стал «Проект главных оснований к образованию внутреннего гражданского управления в Бессарабской области», который составил основу Устава 1818 года[14]. Он предполагал создание в области Верховного совета, состоящего из наместника, гражданского губернатора, вице-губернатора, председателей уголовного и гражданского судов и четырех депутатов бессарабского дворянства, избираемых на три года. Совет представлял собой высший исполнительный орган и суд последней инстанции. Те решения Верховного совета, которые ни в чем не противоречили российскому законодательству, вступали в силу незамедлительно, хотя и могли быть впоследствии оспорены в Государственном совете или Министерстве юстиции. Большая часть членов уголовного и гражданского судов избиралась бессарабским дворянством, как и члены исправничеств и уездных судов[15].
Проект Устава развивал принципы «Правил» 1812 года и предполагал создание бессарабской автономии, основанной на местных особенностях. После предварительного утверждения в Петербурге в 1817 году Устав образования Бессарабской области был утвержден Александром I после встречи с представителями бессарабского дворянства в Кишиневе в апреле 1818 года. Тем самым Устав стал своего рода соглашением между императором и представителями местной элиты. Бессарабское дворянство получило широкие возможности участия в местном управлении, основанном на местной правовой традиции и обычаях. Взамен император требовал, чтобы они не рассматривали «народный характер» области и «особый образ управления» в качестве узкосословной привилегии. В своем рескрипте Бахметьеву Александр I подчеркивал, что его «намерение не клонится к тому, чтобы сие безмерное благо и всё от него проистекающее были исключительным уделом одного сословия жителей; все должны иметь участие к тому в справедливой мере»[16].
Риторика правления, сообразного с местными особенностями, сопровождавшая разработку и введение Бессарабского устава 1818 года, помогала заполнить пробелы имперской легитимности. К началу XIX столетия (а в ряде случаев и ранее) продолжающаяся территориальная экспансия привела к исчерпанию потенциала российской имперской мифологии. Никакое риторическое изощрение не позволяло оправдать присоединение Финляндии, Польши или Бессарабии в рамках «собирания русских земель» или вступления в наследство Золотой Орды[17]. Чтобы легитимизировать вхождение этих территорий в состав России, самодержавию потребовалось инкорпорировать в свой дискурс элементы местных политических традиций, а также придать последнему более систематическую форму.
[1] Чичагов — Александру I. 6 августа 1812 г. // СИРИО. 1871. Т. 6. С. 28–29.
[2] Правила для временного управления Бессарабии // Записки Бессарабского статистического комитета. Т. 3. С. 109–110. О роли А. С. Стурдзы в разработке «Правил» см.: Ghervas S. Réinventer la tradition. Alexandre Stourdza et l’Europe de la Saint-Alliance. Paris: Champion, 2008. P. 62–63.
[3] Правила для временного управления Бессарабии. C. 111.
[4] См. более подробное рассмотрение этого периода в: Кушко А., Таки В. Бессарабия в составе Российской империи. C. 154–159.
[5] Каподистрия — Бессарабскому наместнику А. Н. Бахметьеву. 4 июня 1816 г. // История Молдавии. Документы и материалы / Ред. К. П. Кржановская, Е. М. Руссев. Кишинев: Госиздат, 1957. Т. 2. С. 206.
[6] См.: Высочайшее повеление, объявленное Комитету министров графом Аракчеевым. О назначении в Бессарабской области полномочного наместника. 26 мая 1816 г. // ПСЗ. Сер. 1. № 26 289. Т. 33. С. 866–868.
[7] См.: Записка, приложенная к Высочайшему рескрипту Его Императорского Величества и служащая полномочному Наместнику руководством к образованию правления Бессарабской области. 21 мая 1816 г. // РГИА. Ф. 1286. Оп. 2. Д. 70. Л. 26.
[8] Там же. Л. 30–33.
[9] О политике Наполеона в Польше см.: Blackburn Ch. Napoleon and the Szlachta. Boulder, Colorado: East European Monographs, 1998. О российской политике в «польских» губерниях см.: Долбилов, Миллер. Западные окраины Российской империи. С. 75–78. См. также сравнительное исследование российской, австрийской и прусской политики на территориях бывшей Речи Посполитой: Wadycz P. The Lands of Partitioned Poland, 1795–1918. Seattle: University of Washington, 1993. О намерении Александра I предоставить полякам автономию накануне вторжения Наполеона см.: Zawadzki. A Man of Honor. P. 194–195, 200–204.
[10] О создании Царства Польского и его существовании в составе Российской империи см.: Долбилов, Миллер. Западные окраины Российской империи. С. 83–94; Thackeray F. Antecedents of Revolution: Alexander I and the Polish Kingdom, 1815–1825. Boulder, Colorado: East European Monographs, 1980.
[11] Это намерение вызвало большое недовольство среди русского дворянства и стало одним из источников заговора декабристов: Долбилов, Миллер. Западные окраины Российской империи. С. 90–91.
[12] Записка, приложенная к Высочайшему рескрипту // РГИА. Ф. 1286. Оп. 2. Д. 70. Л. 25–26.
[13] Вигель Ф. Ф. Замечания на нынешнее состояние Бессарабской области // Вигель Ф. Ф. Записки Филиппа Филипповича Вигеля. M.: Университетская тип., 1892. Т. 6. С. 4 (отдельная пагинация).
[14] Материалы для новейшей истории Бессарабии // Записки Бессарабского статистического комитета. Т. 3. С. 147.
[15] Там же. С. 150, 152.
[16] Рескрипт Александра I — А. Н. Бахметьеву. 29 апреля 1818 г. // ПСЗ. Сер. 1. № 27 357. Т. 35. С. 222.
[17] Каппелер А. Формирование Российской империи в XV — начале XVIII века: Наследство Византии, Руси и Орды // Российская империя в сравнительной перспективе / Ред. А. И. Миллер. M.: Новое изд-во, 2004. С. 94–116.
