Издательство «Манн, Иванов и Фербер» представляет книгу Ольги Хорошиловой «Русские травести в истории, культуре и повседневности».
Иллюстрированная история русской травести-культуры в разных ее аспектах: от легкомысленных придворных карнавалов до женских военных формирований Первой мировой и непростых историй людей, чей биологический пол не совпадал с психологическим. Автор показывает, как на протяжении трех веков трансвестизм существовал во всех сферах жизни. Книга написана на обширном архивном материале, большая часть которого публикуется впервые. Она содержит множество иллюстраций, в том числе редких и прежде не публиковавшихся.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Амазонская рота Екатерины Великой
Императрица Екатерина, любившая переодевания и маскарады, превратила травестию в акт государственной важности. По ее распоряжению под Балаклавой сформировали целую роту амазонок, одетых в солдатскую форму и даже умевших обращаться с оружием. Они должны были защищать Крым от турок. Эти дамы стали первыми военными травести в русской истории.
После окончания кампании с османами и присоединения Крыма в 1783 году Екатерина II решила устроить гранд-тур — показать иностранным государям и дипломатам завоеванные территории. «Путешествие в полуденный край России», как современники назвали это предприятие, было настоящей политической пиар-компанией, соавтором которой был Григорий Потёмкин — мастер по части разных рекламных штук во славу императрицы.
Потёмкин, подобно современному продюсеру, с целой командой исполнительных чиновников и художников развлекательного жанра загодя работал над сценарием политического тура. Он лично придумывал дорогие забавы на потеху государыне и на удивление европейским вельможам. Амазонская рота — один из его проектов. Дикие полумифические наездницы, носившиеся по скифским землям, грабившие и убивавшие без пощады, давшие жизнь воинственным «савроматам», населяли Причерноморье, то есть как раз те места, которые оказались под российской короной. Потёмкин наверняка слышал историю о царице амазонок Фалестрис: покоренная удалью и силой Александра Македонского, она лично прибыла к царю, возжелав иметь от него детей. Русскому царедворцу, конечно же, нравилось, когда его сравнивали с этим легендарным полководцем, и хотелось, чтобы государыня превратилась в Фалестрис, повелевавшую своими верными мужественными воительницами. Но была и другая причина, по которой Потёмкин включил амазонскую интерлюдию в пропагандистский спектакль. Следовало показать европейским дипломатам мощь России, у которой есть и регулярные войска, и флот, и крепкие самоотверженные женщины, готовые по приказу государыни бросить хозяйство, взяться за оружие и дать отпор врагу, будь он француз, турок или сам черт.
Новыми амазонками стали гречанки. Этим светлейший князь намекал иностранцам, что дружественные России народы готовы служить ей верой и правдой, а восстановление греческой монархии под протекцией императрицы — не самая безумная идея.
В марте 1787 года Потёмкин приказал премьер-майору Константину Чапони, командиру Греческого полка, немедленно сформировать роту амазонок. Ее следовало представить в мае, когда государыня с именитой свитой будет проезжать Балаклаву. Времени почти не было, и Чапони обратился к женам и дочерям своих офицеров. В итоге собрали сотню дам, назвали их Амазонской ротой, а командиршей назначили Елену Сарандову, супругу капитана. Придумали даже форму: юбка малинового бархата с галунами, зеленая, расшитая золотом бархатная куртка и головной убор, напоминавший тюрбан, с блестками и страусовым пером.
24 мая 1787 года Екатерина II в сопровождении императора Иосифа II и князя Потёмкина прибыла в деревню Кадыковка (ныне Кады-Кёй). Там их уже ждал выстроившийся во фронт балаклавский Греческий полк, и, вероятно, возле них поставили амазонок. Но Потёмкин, Екатерина и высокие гости не обратили на них внимания. Упоминаний о диковинной роте практически нет и в записках участников гранд-тура. Возможно, вид дев был недостаточно воинственным или выглядели они неубедительно. В любом случае о роте поспешили забыть. Елена Сарандова получила из рук Екатерины II бриллиантовый перстень «ценой в 1800 рублей ассигнациями». Амазонкам выдали 10 тысяч рублей серебром. На том дело и кончилось. Дамы сняли форму и вновь стали добрыми хозяйками, супругами греческих солдат и офицеров.
Встреча императрицы Екатерины II с ротой амазонок 24 мая 1787 г.
Так греческих воительниц представляли художники в XIX в.
Коллекция О. А. Хорошиловой
Портрет «капитанши» амазонок Елены Сарандовой-Шидянской
Иллюстрация из журнала «Исторический вестник». 1886 г.
Об этом потемкинском проекте вспомнили только в 1840-е годы благодаря самой Сарандовой. Тогда ей уже было за девяносто лет, старушка нуждалась, землю у нее отобрали за неуплату, и она обратилась с просьбой о денежном вспомоществовании к князю Михаилу Семёновичу Воронцову, наместнику на Кавказе. В письме Елена Сарандова рассказала об Амазонской роте, о том, что была в ней капитаншей, и, вероятно, многое придумала и приукрасила исключительно для того, чтобы пробудить интерес к своей персоне.
Ни Воронцов, ни министр Императорского двора, ни сам император Николай I ничего об Амазонской роте не слышали. Вместе с единовременной помощью в 300 рублей серебром к старушке прибыли художники, сделавшие рисунок амазонской формы и портрет бывшей капитанши. Через несколько лет Сарандова умерла и была похоронена на кладбище в Симферополе. Ее рота амазонок постепенно превратилась в галантный исторический курьез.
Амазонки XIX века
В добропорядочное скучно-буржуазное время в России жили смелые авантюристки, стремившиеся попасть на войну любыми способами, даже в мужском обличье. Они мечтали о сражениях, картинных кавалерийских атаках и красивой смерти на поле брани за любезное сердцу Отечество.
Александра Тихомирова, дочь отставного майора, после гибели брата-офицера взяла его документы, надела форму и записалась в Белозерский мушкетерский полк. Легенда гласит, что служила она целых пятнадцать лет, стала обер-офицером, участвовала в четвертой антифранцузской коалиции и геройски погибла в сражении при Эйлау. Лишь во время похорон полк узнал, что их доблестный офицер — женщина.
Гораздо лучше изучена жизнь Надежды Дуровой. Она превратилась в офицера Александра Соколова в 1806 году с подачи майора Степана Балабина, командира Донского казачьего полка. Несколько месяцев барышня жила в его доме, привыкая к новому образу и мужскому платью.
Свое преображение в офицера Дурова описывала так: «Через полчаса, когда печаль моя несколько утихла, я встала, чтоб скинуть свое женское платье; подошла к зеркалу, обрезала свои локоны, положила их в стол, сняла черный атласный капот и начала одеваться в казачий униформ. Стянув стан свой черным шелковым кушаком и надев высокую шапку с пунцовым верхом, с четверть часа я рассматривала преобразившийся вид свой; остриженные волосы дали мне совсем другую физиономию; я была уверена, что никому и в голову не придет подозревать пол мой…Теперь я казак! — восклицала Дурова. — В мундире с саблей; тяжелая пика утомляет мою руку»[1].
Скрыть выдававшиеся женские прелести оказалось непросто:
«Я очень видела, что казачий мундир худо скрывает разительное отличие мое от природных казаков; у них какая-то своя физиономия у всех, и потому вид мой, приемы и самый способ изъясняться были предметом их любопытства и толкования; к тому же, видя себя беспрестанно замечаемою, я стала часто приходить в замешательство, краснеть, избегать разговоров и уходить в поле на целый день, даже и в дурную погоду».
И это лишь первый случай «узнавания» окружающими ее истинного пола. В 1807 году женщину в юном кавалеристе разглядела приметливая витебская трактирщица: «Добрая, шутливая женщина, зовет меня улан-панна и говорит, что если я позволю себя зашнуровать [то есть надеть корсет. — О. Х.], то она держит пари весь свой трактир с доходом против злотого, что во всем Витебске нет ни у одной девицы такой тонкой и прекрасной талии, как моя»[2].
Позже, в 1813 году, вся русская армия полнилась слухами: «Замечаю я, — писала Дурова, — что носится какой-то глухой, невнятный слух о моем существовании в армии, все говорят об этом, но никто не верит».
Вскоре Александр Соколов присоединился к конному Польскому полку и получил новую форму. «Мне дали мундир, саблю, пику такую тяжелую, что мне кажется она бревном, — вспоминала Надежда Андреевна, — дали шерстяные эполеты, каску с султаном, белую перевязь с подсумком, наполненным патронами; всё это очень чисто, очень красиво и очень тяжело! Надеюсь однако ж привыкнуть; но вот к чему нельзя уже никогда привыкнуть — так это к тиранским казенным сапогам! они как железные! До сего времени я носила обувь мягкую и ловко сшитую; нога моя была свободна и легка, а теперь! ах боже! я точно прикована к земле тяжестью моих сапог и огромных бренчащих шпор! Охотно бы заказала сшить себе одну пару жиду-сапожнику, но у меня так мало денег; надобно терпеть, чего нельзя переменить»[3]. Всё в этом описании верно, кроме одного: коннопольские уланы носили шапки с квадратным верхом, а не каски.
Дурова-Соколов приняла участие в славных баталиях, в том числе при Фридланде, но ее секрет благодаря неосторожному письму к отцу был вскоре раскрыт, и слухи о девице-улане дошли до Александра I. Монарх отнесся к предприятию барышни с похвальным сочувствием и, недолго думая, перевел ее в Мариупольский гусарский полк, о чем официально было объявлено 6 января 1808 года. Так Дурова стала гусаром — корнетом Александром Александровым. Новую фамилию ей придумал лично император.
Но и в этом полку Дурова прослужила недолго. Как предположила биограф Алла Бегунова, причиной ее неожиданного ухода стали всё то же узнавание и связанные с ним слухи, которые поползли по военной части и городу. Когда амазонка спрашивала полковых дам, почему они уверены в том, что она женщина, те отвечали с провинциальной прямотой: «Тонкий стан, маленькие ноги и румянец, поэтому мы и называем вас гусаром-девицею».
Она не без сожаления рассталась с мариупольцами и перевелась в Литовский уланский полк, форма которого явно уступала в изяществе и красоте. «С прискорбием рассталась я с моими достойными товарищами! С сожалением скинула блестящий мундир свой и печально надела синий колет с малиновыми отворотами!» — вспоминала Дурова в «Записках».
Надежда Дурова участвовала в Отечественной войне, была под Смоленском и Бородином, получила ранение и после лечения в Сарапуле вернулась в армию на должность ординарца Михаила Илларионовича Кутузова. Он великодушно ей покровительствовал, догадываясь, каков ее истинный пол. Летом 1813 года Дурова вновь в седле — после отпуска назначена командиром эскадрона кавалерийского резерва. Осенью вместе с литовскими уланами она отправилась в Заграничный поход, в 1816 году вышла в отставку.
В мирное время Надежда Андреевна также не изменяла раз и навсегда выбранному стилю. Сражения и мундиры остались в прошлом, но теперь она носила цивильные мужские вещи — жилеты, сюртуки, панталоны.
Мемуаристка Татьяна Пассек запомнила ее такой: «В пожилых летах, роста среднего, худощавая, в сюртуке с солдатским "Георгием" в петлице». Авдотья Панаева говорила, что Дурова носила «черный суконный казакин со стоячим воротником», волосы стригла коротко и манеры имела мужские: садилась на диван, положив ногу на ногу, в руке «держала длинный чубук и покуривала». Николай Кутше сообщал, что она «держалась как мужчина» и появлялась всюду в длинном черном сюртуке, узких брюках, высокой черной шляпе и с тростью в руке. Такой она запечатлена на фотографии визитного формата, ее последнем прижизненном портрете.
Надежда Андреевна Дурова.
Литография. © Рыбинский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник, Ярославская область, г. Рыбинск
Кавалерист-разведчица Елена Михайловна Смолко
Иллюстрация из журнала «Нива». 1904 г.
Амазонки-доброволицы в России не переводились. В Крымской кампании сестры милосердия Кауфманской общины своей самоотверженной работой доказали, что женщина даже в очень тяжелых военных условиях способна выполнять сложную и опасную работу: вытаскивать из боя раненых, оказывать им помощь, ассистировать на операциях. Не менее ярко проявили себя сестры милосердия в Русско-турецкую, Русско-японскую и Первую мировую войны. Некоторые дамы выдавали себя за мужчин, чтобы участвовать в боях. Во время Русско-японской кампании в отряде генерала Ренненкампфа под именем Михаила Николаевича Смолко служила переводчица Елена Михайловна Постоногова. В совершенстве владея китайским, японским, корейским и несколькими европейскими языками, она переводила документы и допросы пленных, участвовала в разведках и боях, получила медаль «За храбрость» на Георгиевской ленте.
