Продолжаем знакомить читателей с книгами, вошедшими в длинный список ежегодной премии «Просветитель». В октябре из их числа будут выбраны восемь изданий, среди которых позже и определят победителей в двух номинациях: «естественные и точные науки» и «гуманитарные науки».
Книга Михаила Шифрина «Сто рассказов из истории медицины. Величайшие открытия, подвиги и преступления во имя вашего здоровья и долголетия» выпущена издательством «Альпина Паблишер». В ней представлена история медицины XVI–XX веков. Из книги можно узнать о наиболее значимых операциях, положивших начало развитию основных направлений медицины, о том, как были открыты возбудители смертельных болезней, и о победе над ними, как разрабатывались методы лечения хронических заболеваний и острых состояний, как изобретали и совершенствовали медицинскую технику и жизненно важные лекарственные препараты. Автор доступно объясняет сложные медицинские термины и суть важных физиологических процессов. В книге нет художественного вымысла: изложенные факты подкреплены тщательной проверкой в специальной литературе и периодике, воспоминаниях, интервью, лекциях, архивных материалах.
Предлагаемый читателям рассказ из книги Михаила Шифрина посвящен открытию первого нейролептика – аминазина.
Анри Лабори и Поль Шарпантье
1950 год
11 декабря 1950 г. химики получили аминазин. Началась революция в психиатрии — теперь миллионы больных не держат годами в стационарах, а, пролечив, возвращают в общество.
Заказывал этот препарат не психиатр, а философствующий хирург; испытания, вопреки светилам, устроили рядовые ученые, безвестные эмигранты на вторых ролях. Панацею от душевных болезней они не нашли, но «настоящих буйных» больше не стало.
Хирург Анри Лабори, которому пришло в голову вязать людей не смирительными рубашками, а таблетками, служил во французском военном флоте. 31 мая 1940 г. его торпедный катер «Сирокко» эвакуировал окруженных из Дюнкерка. Немцы потопили корабль, Лабори несколько часов болтался в море. Этот случай навел его на мысль, что все реакции организма при переохлаждении замедляются и такой эффект наверняка может сделать хирургические операции проще и безопаснее.
После войны Лабори служил на военно-морской базе в Бизерте, где оказался одновременно хирургом и анестезиологом. Там он оперировал, пробуя комбинации низких температур с барбитуратами и разными веществами, которые усиливали наркоз. Эксперименты заметил главный физиолог военного госпиталя Валь-де-Грас (Париж), терапевт, полковник Шарль Жом. Выписанный из колонии Лабори одним махом оказался в одной из лучших больниц Европы, да еще с возможностью изобретать. И как назло, один из его первых пациентов после удачной, хоть и трудной операции умер от гемодинамического шока.
Природу этого явления тогда знали плохо. Лабори предположил аллергическую реакцию. Поэтому в свой наркотический «коктейль» он ввел антигистаминный препарат фенотиазин. С ним пациенты расслаблялись лучше, доза наркоза стала меньше, и можно было отменить непременный укол морфина после операции. Лабори запросил производителя фенотиазина, фирму Rhône-Poulenc, нет ли у них препарата посильнее. Техническое задание досталось химику Полю Шарпантье. У того был любимый прием: известно, что введение атома хлора в биологически активные вещества дает новые, с усиленным действием. 11 декабря 1950 г. Шарпантье хлорировал фенотиазин. Продукт реакции (это и был аминазин) под кодом RP-4560 был направлен в фармакологическое отделение.
Там работала Симона Курвуазье, придумавшая новый опыт на животных: в двухэтажной клетке крысы жили на первом этаже, а ели наверху, куда забраться можно было только по канату. Острота реакции измерялась скоростью, с которой крысы принимали решение подняться, оценивалась и ловкость движений. Так вот, обколотые RP-4560 крысы утратили интерес к окружающему миру настолько, что не забирались наверх, даже когда их били током.
Лабори получил свой препарат и составил коктейль для склочных пациентов. Седативный эффект был невелик, зато желание ругаться с врачом пропадало начисто. В госпитале Валь-де-Грас было психиатрическое отделение. Туда Лабори отнес RP-4560 и сказал: «Возьмите эту штуку, и смирительная рубашка вам больше не понадобится».
Однако психиатры того времени боялись «химии» как огня. Лоботомия казалась более надежным и безопасным средством усмирения «буйнопомешанных»: она хотя бы не влекла гибель больного. Нашелся только один смелый психиатр — Лев Григорьевич Черток (1911–1991) родом из Лиды в Белоруссии. Во время войны у него были такие приключения, что любая проблема «на гражданке» казалась ему ерундой. До 1938 г. Лев Черток учился в Праге. Когда ее заняли гитлеровцы, бежал в Париж, не дожидаясь начала репрессий в отношении евреев. Едва он натурализовался как Леон Шерток, немцы вошли в Париж. Шерток уехал на каникулы в деревню Нуарво, где местные жители внушали больше доверия, чем парижане. Деревенские французы не только справили беглецу новые документы, но даже спрятали у себя детей из депортированной еврейской семьи. В период оккупации Шерток участвовал в движении Сопротивления и так привязался к стране, что остался во Франции и успешно лечил гипнозом пациентов в больнице имени Поля Гиро. Там он и получил разрешение испытать аминазин, чтобы подобрать терапевтическую дозу. Но с оговоркой — не на себе: начальник слишком ценил Леона и опасался за его работоспособность.
Всё же доброволец должен был иметь психиатрическую подготовку, чтобы изложить все нюансы действия препарата. Из специалистов решилась только итальянка Корнелия Кварти (партизанское прозвище — Мимма). Это была женщина редкой красоты, храбрости и выдержки. При Муссолини работала в антифашистском подполье, организуя побеги военнопленных. Однажды ее арестовали, но прямых улик не нашли, и следователь тайной полиции отпустил девушку, потому что не может такая красотка заниматься политикой. Ей дали другое поручение — распространять листовки, что она и делала до самой победы. Весной 1945-го поступила в Миланский медицинский университет, окончила — и разочаровалась в научной среде. Общество конформистов Корнелии претило. Она предпочла уехать во Францию и защищать диссертацию у Шертока.
В октябре 1951 г. научный руководитель и Лабори поставили ей капельницу с аминазином — таблеток еще не было. Корнелия рассказывала всё, что испытывает, пока не потеряла сознание. Через 15 минут она очнулась в чудесном расположении духа и наговорила собравшимся комплиментов, в ее устах звучавших весьма приятно. Испытала Корнелия Кварти и нейролептический синдром, за который больные так не любят аминазин. Но игра стоила свеч. Назвать препарат «нейролептиком», то есть «хватающим нерв», придумал профессор Жан Деле — один из тех, кто сначала был против испытаний. После опыта над Кварти он решился на лечение острых психозов и многое сделал для введения нейролептиков в повседневную практику.
Есть несколько версий, кто и когда стал первым больным, получившим курс аминазина. Вероятно, раньше всех курс прошел все-таки 57-летний парижский рабочий, госпитализированный в декабре 1951 г. с расстройством поведения. Он ходил по улице с цветком в горшке, приставал к прохожим и произносил в кафе жаркие речи о том, что нынешнее поколение равнодушно к свободе и движется туда, куда ведут. Связали его с большим трудом. 50 миллиграммов аминазина успокоили пациента, через неделю к нему вернулось чувство юмора и он стал заигрывать с медсестрами; еще через две недели был выписан как «практически готовый к нормальному образу жизни». Действительно, проповедовать в кафе любовь к свободе он перестал и даже забыл, как это делается.
Ранее в рубрике «Медленное чтение» были представлены следующие книги, вошедшие в длинный список премии «Просветитель» 2019 года:
